— С котлетками?
— И с жареной картошкой.
— Вер, а ты… ты мясо специально для нас купила? На какие деньги-то?
— Ну ты и глуп: ясно же, что взносы комсомольские украла. Шучу, меня, между прочим, Дальневосточный обком финансирует. Немного, но на пару раз вкусно поесть хватит, а дальше вы и сами денег заработать сможете чтобы хоть каждый день так кормиться. И я уже знаю, где и как это проделать…
— Расскажи и нам.
— Я знаю, как это проделать после того, как на факультете комсомольцев будет больше половины от общей численности студентов, а пока для вас это знание смысла не имеет. Поэтому нынешние котлетки считайте моей инвестицией в светлое и сытое будущее факультета. А самые неленивые сейчас со мной пойдут, у меня еще мешок яблок для вас припасен, но я, хотя страшная и страшно сильная, нести его поленилась, хотя тут и недалеко. Эй, вы хоть сумки-то какие захватите!
Среди первокурсников отделения подобные беседы Вера провела «в индивидуальном порядке» и без «пищевого подкрепления» — но результат проявился очень быстро. Так что к моменту, когда Старуху вызвали в партком, среди первокурсников-химиков комсомольцев стало почти на сотню больше, а всего на факультете их число приросло уже почти на три сотни человек. И каждому Вера давала действительно небольшое и очень несложное задание — а в результате, получив приглашение в комитет комсомола университета, она имела на руках очень интересные «досье» практически на всех студентов факультета…
На самом деле Вера для прокорма студентов в заначку не залезала — у нее получилось найти простой способ заработка. Для химика простой: фотографы, хотя в нынешние времена все и были «вынужденными» химиками, навыками обладали узкоспециализированными — и тот же бромид калия правильно изготовить у них практически ни у кого не получалось. А сырье для его изготовления было вполне доступно: калийную щелочь и бромную воду свободно продавали в двух магазинах «Химтреста», а аммиак (в виде нашатырного спирта) вообще почти в каждой аптеке имелся. А так как фотопластины фотографы были вынуждены самостоятельно делать в более чем кустарных условиях, брака у них получалось много — и противовуалевый препарат получил большую популярность. Ну а верная стратегия маркетинга — Вера лично и буквально «из-под полы» разносила химикат по фотографиям — не вызывала быстрого появление конкурентов. Цены у нее были «умеренными», сбыт — устойчивым… Правда Дора Васильевна периодически в состоянии, близком к панике вопрошала, а что будет, если нижний жилец унюхает «химические ароматы» — но тот вроде особых претензий не высказывал, да и воняло-то не очень сильно, к тому же Вера старалась «химичить» днем, в обед — когда соседа дома не было…
А еще ей приходилось прилично «химичить» в университете. Потому что учебная программа была очень, по ее мнению, странная: лекций почти не было, а в основном проводились «практические занятия» — то есть некий гибрид семинаров и лабораторок. И это давало студентам неплохие практические навыки работы в лабораториях — а вот настоящих знаний, по убеждениию Веры Андреевны, это студентам не прибавляло вообще никак.
Но Старухе такой подход обеспечил быстро растущий авторитет — просто потому, что народ сейчас в массе своей к знаниям действительно стремился. А так как студентам вполне разрешалось самостоятельно заниматься в пустеющих вечерами аудиториях, она предложила «самостоятельно читать себе недостающие лекции». То есть, как решило большинство первокурсников, кто-то будет отдельно глубоко изучать какую-то тему, а потом делиться почерпнутым из книг знанием с товарищами — но очень скоро все свелось к тому, что вечерами лекции всему потоку читала только Старуха. При необходимости прямо в аудитории «иллюстрируя» излагаемые материалы демонстрацией отдельных химических опытов.
Последнее тоже не воспрещалось, студентам-химикам разрешалось «в свободное время» и в лабораториях поработать — правда, под присмотром штатных лаборантов. Но Елена Васильевна — та самая лаборантка, которая «зачисляла» Веру в университет — уже через несколько занятий позволила девочке работать там полностью самостоятельно, поскольку лично убедилась, что та «все хорошо знает и умеет». Даже ключ ей от большой лаборатории (в нарушение всех правил) сделала.
Студенты — даже «домашние» — на лекции ходили с удовольствием. В том числе и потому, что на перемене можно было и неплохо подкрепиться, причем на самом деле «за копейки». Магазинчик, где Вера когда-то закупилась разными вкусностями, был небольшим, покупатели туда заходили только из соседних домов — поэтому и оборот (а, следовательно, и доход продавца) был весьма скромным. И девочка предложила владельцу небольшой, но устойчивый дополнительный заработок. Так что каждый вечер Евдоким Герасимович (тот самый торговец) притаскивал в университет несколько больших котлов с едой, которые затаскивать в аудиторию ему помогали студенты: все же на почти сотню голодных ртов еды требовалось немало. Хотя еда была простой и незатейливой, но всем она очень нравилась — ну а то, что здоровенную миску можно было получить всего за гривенник…
Вера с большим удивлением узнала, что картошка почему-то особым спросом у народа не пользовалась, хотя было ее на рынке очень много, да и стоила она копейки. Точнее, полтинник за пуд, а топленое говяжье сало — меньше рубля за килограмм. Так что по утрам и в обеденный перерыв несколько заранее выбранных парней быстренько бежали в магазинчик, чистили там ведер пять картошки — а все остальное делала жена Евдокима Герасимовича. То есть просто ставила эту картошку вариться, а по готовности толкла ее, добавляя то самое говяжье сало и — в каждый ведерный котел отдельно — по дюжине яиц, ну а вечером готовый продукт уже ждал жадных до знаний (и вкусной еды) студентов. Чтобы торговцу разрешили снабжать студентов едой, Вера как раз «административный ресурс» члена комитета комсомола и использовала на полную катушку. А спустя всего лишь неделю посте начала этой практики Вера с некоторым удивлением обнаружила, что собираемых ею со студентов «коммунальных взносов» стало гораздо больше, а число слушателей уже заметно превысило количество первокурсников на факультете. Ну а когда к ней подошли уже несколько аспирантов, лаборантов и преподавателей я просьбами принять их в коммуну…
Фокус, с помощью которого Вера обошла некоторые советские законы, был прост и незатейлив: официально лавочник просто продавал студенческой коммуне картошку и сало с яйцами, по обычной цене продавал. А уж что делала с закупленными товарами коммуна — его вообще не интересовало. Правда, супруга его тоже была членом коммуны «Сытый студент», а уж как эти студенты (и примкнувшие к ним товарищи) распределяют внутри себя «членские взносы», налоговую инспекцию вообще не могло интересовать. То есть интересовало, но университетские комсомольцы (с привлечением парторганизации города) налоговикам быстро объяснили, что студенческие копейки им считать не стоит. И это было очень важно: налоги на любую частную точку общепита были такими, что цена паршивой каши какой-нибудь могла поспорить с фуагра в парижском ресторане — и в коммуне удавалось цены удерживать на исключительно низком уровне. А очень немногим товарищам, возмутившимся тем фактом, что «какой-то нэпман на рабочем классе наживается», другие товарищи мягко указывали на некоторую неуместность подобных высказываний. Вплоть до высылки в отдаленные районы указывали: тут уж Вера вовсю пользовалась своим старым преподавательским опытом, вкладывая в головы партийных руководителей «ценные знания» о высказываниях того же Владимира Ильича по этому поводу…
Но все же больше Вера занималась учебой, и то, что Лена ей ключ от лаборатории дала, оказалось более чем кстати…
Всем людям — в том числе и двенадцатилетним девочкам — свойственно расти. А девочки (как, впрочем, и мальчики) при этом еще и взрослеют. И взросление девочек приводит на определенном этапе к очень определенным последствиям.
