Ну, пусть будет Клюге, надеюсь, до перехода экипажа в пехотный формат в бою не дойдёт. Всё равно бера им сажать я не собирался, не хватает только, чтоб они ещё и озверели в схватке.

Приказал лейтенанту Артуру держаться возле моей машины, типа охранять и быть в резерве. Вот этот момент и отрабатываем на танках. Я, конечно, участвую в танковых учебных побоищах нашей роты против батальонов дружины или друг против друга воюют тройки машин отряда, так машина Арчи всегда должна держаться неподалёку.

А у нас ведь есть и свои новички! Делаем из бывших инструкторов танкистов, торопимся — всем ясно, что долго наша учёба не продлится. Посвящаем ребят в магические приёмы, регулярно вылезаем из танков и дерёмся — оно так лучше усваивается.

Нанесли на броню танка Артура руны «вижу всё», так пацан сначала не мог понять, что это такое, а потом долго не верил, что на него распространяется легендарное русское колдовство.

Забавный мальчик очень боялся русскую боевую магию и меня как её воплощение. Он себе просто не представлял, что когда-нибудь меня встретит, останется живой и даже будет о чём-то разговаривать.

Ну, правильно боялся, когда Гардарика воевала с Германией, а теперь его долг военного мага по максимуму усвоить нашу магию и применять против англосаксов. Постоянно ему это повторяют мои парни перед очередной схваткой.

И ничего не часто! Вон сержант Клюге вообще не маг и не ноет. Наши немецкие новички-инструкторы с него с живого не слезают. Оказывается, тут кого-то можно чему-то научить!

Само собой, учат по моему приказу. Он будет отвечать за Артура после эвакуации из танка, прикажете мне самому выпрыгивать за ним из машины⁈ Не собираюсь я это делать, у меня и кроме Арчи хватает забот, я же командую магической ротой!

Вот как командира майор Цейс иногда просит к себе зайти. Послал однажды за мной бедного Криса, тот меня привёл в кабинет, и там я снова увидел Дитриха Шепарда.

Конечно же, я его сразу узнал и поздравил с возвращением на Родину. Майор спросил, с чего это я взял, что Дитрих откуда-то вернулся. Дитрих сам сказал:

— Да этот парень и взял меня в плен.

— Странно, — проговорил Йохан. — Говорят, что боярин Большов никого в плен не брал, его даже объявили в Германии военным преступником!

— Наговаривают на бояр, — проговорил я холодно. — Не нужно повторять старую идеологическую чепуху. Шульце вот договорился.

— Да я даже рад, что вы уже знакомы! — воскликнул майор. — Дитриха назначили переводчиком Центра, но в штабе ему точно нечего делать. Поэтому я его командирую в распоряжение командира магического отряда, — он смущённо добавил. — Твои бойцы уже привычные к… э…

— И зачем нам переводчик? — спросил я.

— Найдёте применение! — резко сказал Йохан и проговорил с укоризной. — Уж не тебе возражать против Дитриха! — он развёл руками. — Ну, куда его ещё послать⁈

Я не нашёлся с ответом и увёл с собой этот чемодан без ручки. Вот нафига, спрашивается, мои парни научились говорить по-немецки без акцента и вполне освоили английский?

Я честно спросил об этом Дитриха, так тот, оказывается, читает периодику по-итальянски, по-французски и по-испански, а на скандинавских языках газет не читает, но сносно болтает по-датски.

Хоть все эти народы нам ещё не встретились, появился какой-то смысл его нахождения в отряде. Дитрих же во всю принялся пользоваться служебным положением. Забил на переводы, каждое утро переодевался в русский хлопчатобумажный зелёный комбинезон и тренировался.

Танкистом его сделать даже мысли не возникло, но парень ведь маг и неплохо развит физически, принял самое активное участие в занятиях. Сержант Клюге смог немного отдохнуть, инструкторы избивали Дитриха.

И он иногда обращался ко мне со своими странными вопросами. Вот исполнился мне двадцать один год, пацаны меня скупо поздравили и сразу забыли. Так Дитриху загорелось узнать, когда я залез в танк, и не верил, что я фактически с шестнадцати лет танкист.

Бедняга сам поразился, что даже он не понимал, что Европа, оказывается, воевала с русскими мальчишками. Для него стали открытием обыденные мне вещи — самые эффективные, боярские части самые молодые. Этим пацанам преподавали военную науку с шестнадцати лет.

— И вот чего я ещё не могу понять, — пристыжено проговорил Дитрих. — Это хорошего отношения к нам, немцам, русских людей. Русские рабочие трудились с пленными, как со своими соплеменниками. Конвой просто за нами следил, никого не стремился подвести под расстрел. Европа же реально хотела всех их убить!

Он помотал уродливой головой и продолжил:

— В плену ладно, рабочие мирные мужики, в конвое парни тоже все под тридцать, на фронте ни бывали. Но здесь! Твои бойцы люто воевали с европейцами, они ещё молоды и эмоциональны. И они делятся боевым опытом с немцами, не чувствуется никакой ненависти!

Дитрих смущённо улыбнулся и проговорил:

— Сам я перестал ненавидеть русских и Гардарику, но за всех немцев не могу этого сказать. Немцы же по инерции продолжают вас ненавидеть, плюс к тому добавим страшный разгром! Неужто вы этого не замечаете?

— Замечаем, — мягко проговорил я. — Злоба врага, когда твой сапог у него на горле — что может быть прекрасней? Всё будет по-нашему, а немцы могут только злобно хрипеть! Чтобы топтать врага, совсем не нужно его ненавидеть, это же забавно.

— Но это же немыслимо! — воскликнул Дитрих. — Европейцы объявили вас животными, многие продолжают так и считать!

— Да считайте себе, чего хотите! — махнул я рукой. — Заметь, нам всегда было наплевать на европейцев. Вот вы вопите о западной цивилизации? Так?

— Угу, — кивнул Дитрих.

— Вы можете этого не знать, но Гардарика тоже цивилизация, — сказал я. — Она сильно отлична от вашей, и противостояние между ними просто гарантировано. Русским плевать на отдельных людей Европы, мы ненавидим всю западную цивилизацию и воюем с ней. Мы всегда ей противостояли. Для нас запад — это смерть, понимаешь?

Дитрих задумчиво кивнул, и я сказал:

— Мы просто продолжаем вечную войну с западом другими способами. А что мои парни с полной серьёзностью делятся с немцами военным опытом — русские всё и всегда должны делать от души, максимально. Мы всё делаем максимально, иначе не выжить в нашей суровой стране.

Гауптман Шепард переваривал мои слова пару дней и вдруг мне сказал:

— Ладно, допустим, тут оно всё так. Но ты! Ведь ты объявил Европе войну задолго до начала боевых действий! Там, откуда ты родом, ведь всё иначе? Там Европа победила⁈

Бедняга Дитрих, исследовательская его душа. Этот парень ведь меня изучает! Я грустно на него посмотрел и проговорил:

— Говорю один раз только тебе. Ещё один вопрос на эту тему, и я тебя убью. Уяснил?

Он важно кивнул и устремил на меня горящие глаза. Я нехотя сказал:

— В моём мире Гардарика зовётся Россия. Она влезла в Первую Мировую, потом революции, Гражданская война. Власть в России захватили коммунисты. Только отдышались после Гражданской войны, напала твоя Германия. Немцы захватили много территории, дошли до Москвы и Сталинграда, коммунисты умудрились потерять двадцать семь миллионов человек…

Он жадно на меня смотрел, я печально взглянул на Дитриха и договорил:

— Война закончилась штурмом Берлина, Германия капитулировала.

Дитрих сдулся на глазах. Он проворчал:

— Вы и там победили? Тогда к чему ты всё это делал?

— Двадцать семь миллионов тогда и два с половиной сейчас, — пояснил я. — Чувствуешь разницу?

Он хлопал ресницами, явно не понимая, что для кого-то это важно. И я добавил:

— К тому же в 1939-м году я не мог быть уверен в победе.

Дитрих задумчиво кивнул, и я холодно проговорил:

— Повторяю, ещё раз спросишь меня о том мире, сразу умрёшь.

— Понял, — сказал Дитрих.

Понятливый Дитрих больше странных вопросов мне не задавал, но я о нём не забыл. Ему же не просто за тренировки платят жалование, должна быть польза отряду.