Парни воззрились на меч над моей головой, я всех почувствовал, сталь и руны загорелись, я начал ржать. Мы отдавали знакам все силы, пылало пространство, и я ржал, как последний раз в жизни.

Согласен, что юмор в ситуации напрочь отсутствовал, веселье накатило само по себе. Просто так. Смех без причины считается самым здоровым. И это, кстати, доказывает, что юмор и веселье хоть друг с другом и связаны, но одно вполне существует без другого.

В общем, надоело мне держать меч над собой, опустил. Керим ко мне подошёл, отобрал клинок и поковырял линии ногтем. Костя Гаев протянул ему заранее заготовленный чистый листик. Хан лезвие опробовал, одобрительно поцокал языком и, засовывая его в ножны, сказал мне:

— Ну, хватит уже ржать.

Я ничего не сказал, а майор Виталик ответил:

— Откат после обряда. Скоро отпустит.

Мне стало ещё смешнее! Логинов и Гаев совсем не слабые маги, а тут ещё и хан кошмар какой-то!

— Может, ему всё-таки показаться врачу? — заботливо спросил Керим.

— Это не лечится, — сухо сказал Костя. — Сейчас проржётся и поедет домой ужинать. Только машину с охраной вызовет.

— Да зачем же кого-то вызывать! — воскликнул хан. — У меня целых три машины с охраной. Кто-то знает его адрес?

Лидер рысей Тимофей степенно вышел вперёд и сказал адрес моей квартиры. Хан проговорил мне:

— Поехали, по пути проржёшься.

Я уселся рядом с Керимом. Выехали за КПП, и я сумел взять себя в руки.

— Извини, — проворчал я.

— Да ладно, — ответил Керим. — Самому смешно. Десять миллионов, чтобы ножик не тупился.

— Не начинай! — попросил я. — Только ведь отпускает!

Он улыбнулся и промолчал. А я взял себя в руки, успокоился и спросил:

— Всё-таки не совсем понятно, зачем тебе руны на меч, тем более за такие деньги. Расскажешь?

Хан снова грустно улыбнулся и ответил:

— Вот! Только русскому боярину ещё неясно, зачем волшебный меч хану татар, потом мне, за мной обратится хан калмыков, потом ногайцев, далее удмуртов и, наконец, хан самых восточных башкир.

— И чего я не понимаю? — уточнил я.

— Того, что для русских все мы одинаково нерусские, — спокойно сказал генерал-полковник. — И это в принципе очень неплохо. Мы ведь не лезем со своими особенностями, не создаём русским трудностей, не заставляем вникать в детали, — он снова хмыкнул и сказал. — Так и ты не вникай. Просто все нерусские психи — устроит тебя такой ответ?

— Ты не псих, — заметил я. — Сначала скажи, чего я не понимаю?

— Ладно, — ответил хан. — Тебе интересно, почему я так уверено называю порядок ханов? На данный момент это наше влияние в советах Гардарики. Ваня, наверное, попросил тебя руны на меч с психу, как фанат оружия. Он думал только о себе. Но после Вани хан татар уже должен был за приличное время купить руны на меч, чтобы его не обошли другие ханы, чтобы оставаться первым. И он не только не оставил другим выбора — специально назначил высокую цену, чтоб всем тоже стало весело.

— Ага, — задумчиво кивнул я. — Теперь скажи, зачем ты мне это объясняешь.

Хан отвернулся к окну. Я уже перестал надеяться на ответ, как раздался его глухой голос:

— Знаешь, у нас в школах изучают родные языки… — он проговорил. — На печенежском говорят пастухи и пахари, благо, их ещё много. А остальные изучают. В семье хана принято говорить на родном языке, но и по-русски я болтаю, сколько помню себя. Печенежский язык нужен нам для себя, но мы сами и язык наш никому кроме нас не нужны, и мы должны знать русский, — Керим повернулся ко мне и сказал. — Пусть это грустно, но оно просто вот так. Все нерусские княжества уникальные, но и одинаково нерусские — многие моменты действительно не имеют значения. Кое-что могут сказать только общие слова. Русские называют нас ханствами или княжествами, для нас же мы — орда. Есть печенежская Орда, и я её хан. Есть татарская Орда, — он неожиданно улыбнулся. — Для нас существуют Московская Орда и её хан Иван. Прикольно звучит Новгородская Орда?

Я усмехнулся, и хан сказал:

— И на наших языках не существует Гардарики. Зачем нам иностранное слово? Мы говорим Золотая Орда. Мы всегда так говорили. Русские нас не слышат… да и ладушки. Просто ты сам попросил что-то тебе объяснить… извини, если не всё понятно.

— Спасибо тебе, хан Керим, — ответил я серьёзным тоном.

К моему приезду Поля накрыла на стол — точно Тимофей предупредил её по телефону. Стало нелепо предлагать ей поехать в ресторан, к тому ж никто мне не мешал считать, что я уже в ресторане.

Ну, есть же отличные заведения, где повара и официантки все красавицы, сидят с тобой за столиком, а потом тащишь их в койку? Вы точно уверены, что таких нет? Поищете получше.

А мы танцевали с Полей под патефон, весело болтали, да я решил лечь пораньше — столько всего случилось за день! Чуть на Полю не осталось сил! Хотя для чего другого, может, и не осталось…

Всё равно я проснулся в шесть утра. Утренние дела по распорядку, без пятнадцати восемь вызвал машину. Валера пришёл сказать, что приехал, ровно в восемь.

По пути в Центр я думал, что это всё можно считать косвенными доказательствами, что за мной следят. Или наблюдают. Скорей всего даже слушают квартиру, Центр точно. И мнительность тут не причём, нормальная военная паранойя.

Приехали к началу политинформации. Пусть для бояр оно и необязательно, просто из солидарности послушал вместе с парнями, как беззаветно надо Родину любить.

Во время первой перемены тупо для порядка Костя Гаев доложил, кто пойдёт на полигоны отрабатывать взаимодействие, кто на полосах препятствий, на стрельбищах и просто бегом вокруг будет нарабатывать навыки, а кто исполнит за теорию.

Я сказал, что доклад принял, и с деловым видом отправился читать лекции. Моё «бла-бла» к теории никаким боком не относилось, имело ознакомительный характер, рекламную направленность, и я про него уже рассказывал.

И даже не в обеде дело, а в том, что ровно в два я был в московской уголовке. Женя пришёл к дверям кабинета, открыл замок и запустил меня внутрь…

Ещё он само собой поздоровался.

Вот получил я кристалл, закрыл за Евгением двери и на казённом диване занялся своим недавним прошлом. Близость с девушкой мне вскоре слегка надоела, и я двинулся просматривать дальше.

Сон и другую физиологию перематывал, полностью сосредоточился на продолжительности отрезков и усилении временного «сжатия». Прямо на эти эффекты я влиять не мог, но с удовольствием отмечал их резкое увеличение.

Правда, меня всегда выбрасывало в реал, как только я доходил до магических обрядов, и погружение возобновлялось после ритуалов. Эфир отказывался «вспоминать» сам себя. Скорей всего так же я не смогу в истинном пространстве заглядывать в кристаллы.

Но я всё-таки добился сжатия почти восьмидесяти часов воспоминаний за реальный час, с перемоткой это около трёх суток. Я быстро добрался до последней сцены с Олей, дальше смотреть свою жизнь не хотелось.

Я прощался с ней, больше мы никогда не встретимся. В тот момент я ничего не знал, просто смотрел на неё, как всегда смотрел на людей, когда уходил на войну. Это я могу не вернуться… люди обязаны оставаться!

Её фигурка вдруг осветилась изнутри, картинка ненадолго померкла, и вот я смотрю на себя. Я улыбнулся, ласково сказал:

— Не грусти, я вернусь, — и вышел из квартиры.

Меня тогда уже ждала машина, а сейчас я начал просматривать Олину жизнь. Закончилось погружение, меня выбросило в реал, но я вернулся и снова смотрел и ощущал за Олю…

Она действительно не видела, кто навёл на неё пистолет. Грохот, жуткие удары сзади и в левый бок, чудовищная боль, и мир вокруг гаснет, стихают звуки. Меня выбросило в реал, жизнь Оли закончилась.

Но она видела многих людей, кто мог заметить убийцу, всех их вскоре найдёт розыск. Преступника схватят, ему некуда деться. А мне-то что делать дальше? Прошло всего два часа с небольшим.

Я прошёл к столу и позвонил по номеру, что дал Женя. Сразу взяли трубку, и какой-то молодой человек ответил, что Евгению всё немедленно передадут, и он вскоре ко мне придёт.