Мы вошли в приёмную, адъютант нас не заметил. Майор у начальственных дверей попросил меня подождать. Коротко стукнул, вошёл и сразу вышел, сказав:

— Проходи.

Вошёл я в средних размеров комнату, сделал три строевых шага к большому столу с телефонами и, отдав честь, доложил о прибытии.

— Вольно, — проворчал Пётр Васильевич. — Привет, Артём, присаживайся.

Я уселся на краешек стула для посетителей и сразу подал приказ капитана.

Салтыков с запиской ознакомился и, подняв на меня проницательные глаза, строго сказал:

— Мне доложили, что ты ещё вчера отдавал приказы рысям.

— И чё? — спросил я с боярской небрежностью.

— Это вопиющее нарушение, — проговорил Пётр Васильевич. — Теперь все бумаги нужно датировать вчерашним числом! Ты вынуждаешь меня идти на подлог!

— Извини, Пётр Васильевич, — смутился я.

— Рыси формально служат в твоей же дружине, в разведке пехоты, — не обратив внимания, сухо продолжил Салтыков. — Я распорядился оформить их перевод в твоё танковое соединение. Далее их направят в Центр для обмена опытом по твоему боярскому запросу. Сегодня документы будут готовы, подпишешь у писарей после обеда. Скажешь парням, чтоб получили командировочные в финансовом отделе.

— Спасибо, Пётр Васильевич! — сказал я с чувством.

— Не за что, — сухо ответил Салтыков. — Я знаю, что могу создать тебе много проблем, только какой мне прок? А так ты направишь в моё распоряжение из Москвы первый отдельный батальон опытных танкистов, магов и тотемных воинов. Хорошая замена рысям диверсантам.

— Я думал сформировать только свой батальон, — пролепетал я.

— Тогда прибудешь в моё распоряжение лично, — холодно улыбнулся генерал-майор. — Или постараешься, чтобы батальон был не один, — он лукаво мне подмигнул. — Понравилось мне держать в рукаве джокера. Повышает результативность.

А ведь дядя вполне может устроить мне проблемы! И станет ли мне помогать Виталик — вопрос смутный.

— Договорились, — сказал я задумчиво и спохватился, подскочив. — То есть слушаю!

— Вот и славно, — проговорил Пётр Васильевич. — Рыси сейчас в училище № 1, беги к ним, Артём.

— До свиданья, Пётр Васильевич, — почтительно молвил я.

— Пока, — ответил генерал-майор.

Дежурный офицер рассказал, как дойти до училища. Заодно выяснилось, что под старым названием там временная располага бойцов, кто возвращается из отпусков или госпиталей.

По идее в классах должны обитать и солдаты разведки, но они давно забили на легенду и снимают жильё в городе, а в училище ходят как на работу. Только на настоящую работу их отвозят на джипах.

Когда я спросил, куда делись учащиеся, майор посмотрел на меня, как на иностранца. Во все училища Гардарики до войны принимали с 16-ти лет, теперь же без желания парней забирают в армию, а там уже смотрят, куда послать. Кого на заводы, кого в войсковые учебки.

Не! Можно и по желанию! С 15 лет. Туда же. Тогда больше шансов хорошо выучиться и принести на войне пользу. А можно целый год ждать, что война кончится, только таких меньшинство.

Я смутился слегка и поправился, что спросил, почему данное конкретное сооружение не используется в новом качестве, так майор посмотрел на меня уже с подозрением. Пришлось признаваться, что с начала войны в боях и вообще боярин.

Офицер жалостливо вздохнул и объяснил непонятливому мне, что как раз с начала войны ребят из западных областей и вывозят на восток. Чем западнее, тем быстрее. Оно пока не касается Москвы, но это неточно.

Я его поблагодарил и пошёл по осеннему городу. Шёл и размышлял, кого же пожалел майор — меня тупого или мальчишек. Вот ради чего, оказывается, я всё время убивал европейцев. Блин, хоть не уходи в отпуск, чтоб ещё немного пацанов увезли от европейского будущего!

А по зрелому размышлению, всё идёт по плану — вот и в училище прифронтового городка только солдаты, а не перепуганные ученики. Я показал часовым на входе боярское удостоверение и прошёл внутрь.

Рыси дожидались меня в спортзале, все девять. Тимофей сказал, что пятеро в рейде. Для начала я их порадовал, рассказал о направлении в Москву и командировочных. Далее физкультура с ознакомительным мордобоем.

Ну, просил же сразу выходить в тотемном трансе! Так Коля с пола проскулил:

— Да в трансе мы! Только тебе пополам!

Я сфокусировался на ребятах… действительно в трансе. И мне на самом деле без разницы. Всего-то год с небольшим не виделись, и такие изменения! Как заново знакомимся!

— Вспомни наш вчерашний разговор, — загадочно сказал Тимофей, утирая личность. — Быть рысью и считать себя рысью — разные вещи. Всегда помни об этом.

— Ладно, хватит, — сказал я кротко. — Вы тогда без меня, а я только разомнусь.

До полудня практически ничего особенного не случилось. Только я внове с себя удивлялся — оказывается, я ещё могу прикладывать усилия просто для удовольствия и таки его получать! Гимнастика называется.

А на других бойцов я не смотрел. Что им мои советы? Всё равно всё сделают неправильно.

В двенадцать парни пошли в столовку, им полагалась казённая кормёжка, а я в отпуске, потому направился в гостиничный ресторан. Условились встретиться после обеда в штабе.

В ресторане я себя в целом не особо ограничивал, просто всё удовольствие убивали цены. Никаких интервью не планировалось, обычный обед, но, если я всегда так буду питаться, что привезу Кате и Свете? Отказался от пирожного к чаю. Ну, не совсем отказался, не стал брать третье.

После обеда без спешки прошёл в штаб. Как ни удивительно, все бумаги у писарей уже лежали готовые. Я их подписывал, когда в комнату вошёл бледный Тимофей. Я на него вопросительно посмотрел, но он сделал жест, мол, продолжай.

Вместе вышли в коридор, и Тимоша ускорился, я в темпе пошёл за ним.

— Позвонили из пехотной дивизии начальнику, ты ещё пистолетом ему тыкал, — отрывисто говорил он на бегу. — Вернулась группа. Авдей там остался, а Мухаммеда принесли. Хочет что-то тебе сказать, но нужно спешить. Зря бы не просил.

На парковке у входа Тимофей сел на правое сиденье джипа, я за руль. С места стартую. С заднего сиденья поднялся солдатик с заспанным лицом и воскликнул:

— Ты кто⁈ Куда⁈

— Спи дальше, — рыкнул я, обернувшись к нему.

Водитель рухнул обратно. Тимофей подсказывал дорогу, заранее указывая повороты. А нормально фронт ушёл на запад за месяц, я и не помнил этой местности. Тимоха держался двумя руками за торпеду, подсказывал и старался не выпасть на ходу, с учётом поворотов ехали на двух колёсах. В среднем на трёх.

Я честно не думал, что хочет сказать Мухаммед. Просто хотел его увидеть ещё живого, и теплилась искорка надежды ему помочь. Приехали и юзом встали у лазарета. Когда выпрыгивал, взглянул всё-таки на водителя. Он не выпал, только спал уже на полу.

Влетели в большой дом. Тимофей сказал женщине у входа:

— Где раненый разведчик? Недавно его принесли!

— Так в общей он пока, — сказала она, показав пальцем. — Тама…

Мы быстрым шагом направились к указанным дверям. Тётка подорвалась за нами с криком:

— А халаты⁈

Вошли в большую комнату, плотно заставленную койками с ранеными. Все стонали или бредили, но Мухаммеда я сразу почувствовал и подошёл на ватных ногах. Другой человек его бы не узнал, лицо — месиво засыхающей крови. До подбородка простыня в бурых пятнах.

Я ощутил океан боли и понял, что ему уже всё равно. В нём остался только рысий транс и зазубренные слова. Фактически передо мной изуродованное, жутко страдающее передающее устройство. Жизни практически не осталось…

Мухаммед неожиданно захрипел:

— Ленточку уже переходили… из миномёта… рядом… Авдей раньше…остался прикрывать… счастливчик…

Мне на плечи накинули сзади халат. Мухаммед злобно зашипел:

— Прогони её!

Я оглянулся, добрая женщина сама вышла из палаты.

— Запомни, Тёма… это рысье… долго не пускать смерть… терпеть… если надо, — пробулькал Мухаммед, и на его почерневших губах показалась кровавая пена. — Это долг… я пытался… и ты меня слушаешь…