Противник ставит заградительный огонь, на звук его артиллерии начинают работать наши пушки, а солдатики залегли. Европеец уже вылез в траншеи, стреляет.

А вот и наши зелёные ракеты. Стартуем и набираем скорость. Нас ещё не видно за разрывами. По окопам врага стреляем фугасными снарядами, не останавливаясь.

При должной сноровке и без придуманных в будущем стабилизаторов мои парни накрывают площади. Меня наполняет боевой задор ребят, они пришли убивать европейцев. Даю неприятелю почувствовать нашу любовь.

Прорываемся с правого фланга через разрывы. Огонь из уцелевших навесных гранатомётов, пулемёты танков стегают окопы длинными очередями. Чувствую злобу расчётов противотанковых пушек, по ним прилетают фугасные снаряды. Они успевают выстрелить по два раза, но трудно попасть в подвижный танк.

За нами поднимаются наши солдаты, у них своя работа. Впереди десяток траншей, из каждой может прилететь граната. Необходимо их быстренько преодолеть и поворачивать к вражеским тылам…

— Молодцы, Тёма, — говорит в рацию капитан Холоденко. — Забирай своих и в тыл.

— Каких своих? — не понял я.

— Ребята сказали, что ты их точно услышишь, — сказал комполка.

Я немного завис. И мне показалось приветственное рысье рычание. Близнецы? По ощущениям судя, рыжим самим очень интересно.

— Вань, остановка, — сказал я водителю и всмотрелся в командирскую оптику.

Недалеко от танка из травы встал десяток фигур, и снова показалось знакомое рысье рычание. Ну, конечно! Я открыл люк, высунулся и проорал:

— Авдей, Мухаммед! Стоите там как неродные! Давайте все на броню!

Парни деловито пошли к танку…

Не, я им очень обрадовался! Но ведь кроме их возвращения других задач у полка не было. Капитан Холоденко сказал, что получил он приказ обеспечить возвращение, и дали нашу отдельную танковую роту для усиления.

К рысям, особенно к Авдею и Мухаммеду, у меня вопросов нет. С самого начала понимал, что клан на войне не цветочки собирает. И, если всеми силами не обеспечить им возвращение, они снова не пойдут за ленточку. Просто не вернутся.

Но кому-то нужно дать тотемным воинам новый приказ, и целый полк встаёт в атаку. А есть ведь ещё волки, росомахи и горностаи. Да без тотемных хватает групп фронтов и армий. Как эти кто-то дальше-то живут?

Кстати, снова ушли рыси за ленточку так же, только мы весь день просидели в укрытии, атаковали под вечер. Успели прорвать фронт на закате. Они прощальных речей не говорили, просто растворились в ночи. Я, да близнецы почувствовали их присутствие, и показалось нам прощальное рысье ворчание.

В принципе меньше знаешь, лучше спишь. Передо мной ведь никто не отчитывался о целях наших операций. Рыси это отдельная тема, кто-то знает, что сам я рысь. А сколько мы проводили и встретили других разведгрупп, ничего не понимая?

Да оно мне по большому счёту и не нужно, рота просто выполняет приказы. Хотя гораздо приятней немного понимать, что твоя работа принесёт людям какую-то пользу.

Вот медленно ползёт фронт на запад, и на участке пехотного полка упёрся он в возвышенность. Слева и справа вражеские окопы, только справа траншеи упираются в крутые берега маленькой речки или крупного ручья — местность точно не для танков. А слева сразу за траншеями небольшой лес. В середине холмик. Немецкие части быстро учатся и вполне освоили оборону на обратном склоне — расстреляют всех, пока полк до них добежит.

По-хорошему соседи просто должны обойти препятствие правее или левее, но у них свои трудности. Их командиры лучше подождут, когда проблемного командира снимут за неактивность или за дурость, а их солдаты ещё поживут. Для оправдания своего бездействия можно найти тысячи причин, главная из которых — приказа наступать им никто не отдавал.

Да и вопрос вообще ерундовый — просто сбить немцев с позиций правее и левее холмика, тогда он из препятствия станет опорой. Только пристреляно всё артиллерией, и бежать далеко по довольно узкому участку — атаковать без танков дохлый номер. Да и с танками можно ударить лишь слева, а справа уже сами как-нибудь.

Послал капитан Сидоров в штаб дивизии план, а те обратились в штаб армии. Получил я приказ с утра пораньше прорвать оборону левее горушки, проехаться немного и с тылу поддержать атаку пехоты справа.

Как всегда с первыми лучами солнца ударила наша артиллерия. На этот раз сразу в небе зелёные ракеты. Стартуем и набираем скорость. Противник открыл заградительный огонь, мы едем среди разрывов и кроем окопы.

Подъехали, стреляем из наружных гранатомётов, пулемёты бьют без умолку. По нам стреляют противотанковые пушки, но недолго. Ощущения обычные, мы пришли за немцами, и они должны всё прочувствовать…

Так, сколько у меня магов? И кому я давал команду чего-то ждать? Блин! Да они ждут меня! Щёлкаю тумблером рации и ору в эфир:

— Это засада! Все за мной!

Рацию пока выключаю и командую:

— Ваня, давай в гору! Петя, башню влево, крой танки на гребне. Серёга, бронебойный!

Нового наводчика у меня Петей зовут, но пока оно неглавное. Мои парни, не задавая лишних вопросов, послали танки за командиром. Пока не всё поняли, просто так обучены…

Присутствие враждебных магов точно ощутили все. Столько ворвалось в эфир досады, злобы и мрачной решимости. Я почти пересёк горушку, танк сотряс первый выстрел. Всего через три минуты враги добрались до вершины. Я снова ненадолго включил рацию:

— Новый маневр, делай как я! — выключил и сказал водителю. — Ваня, разворачивайся и к своим позициям задним ходом, лучше зигзагом.

— Так не видно же ничего! Застрянем! — воскликнул Иван.

— Не застрянем, я всё вижу, — сказал я, разворачивая командирскую оптику. — Давай на максимуме! Дорожка! Левее тридцать градусов! Дорожка! Прямо…

Подмывало развернуть оптику и посмотреть на врага, но я сдерживался. Танк равномерно стреляет, да нам разок прилетело в лоб башни. Чувствуется деловой настрой ребят, никто не паникует…

И самое приятное — чья-то бессильная злоба. Вернулось почти забытое ощущение — я снова дерусь с магами. Пусть это война, драка всё равно только насмерть.

Враги подошли ближе, я могу их сосчитать, всего пятнадцать чужих голосов. Это ж сколько получится, если миллион разделить на пятнадцать? Хотя они думают, что их останется меньше.

А ведь у нас в каждой машине по магу, попробуй угадать! И моя рота отползает к своим прямо у них на глазах, немца одолевает жаба… ещё одолевает… ещё немного… одолела в край!

Включаю рацию:

— Все вперёд, охватываем! Общая атака! — и Ване ласково. — Вперёд, дружок.

Мы могли просто уползти, но я бы так и не узнал, сколько танков собрали по мою душу. И за каждую машину парням полагается по тридцатке, когда их столько ещё встретится. Разворачиваю оптику.

Ну, как я и рассчитывал. На самом гребне и немного ниже горят полтора десятка четвёртых «панцирей», между ними малым ходом стараются проехать их товарищи. Какие они маги, я не знаю, но танкистов видел и получше.

Противник явно не ждал от нас такого маневра. Разочарование сменяется удивлением. Чувствуется азарт…

Моим парням для стрельбы с такой дистанции дорожка не нужна, подожгли всех врагов на гребне. Выходим с флангов, а перед вершиной ожидаемый мной затор. Ё моё! Пятьдесят пока живых танков! Да наверху горят два десятка!

Азарт врага гаснет, появляются панические нотки. А мои «Рыси» в упор расстреливают крайних. Противник заперт в мешке, пытается врезаться в горящие танки, хоть немного сдвинуть многотонные машины, сам буксует. И ловит бронебойные снаряды в упор.

Выпрыгивают из люков фигуры в комбинезонах, падают и ползут к гусеницам горящих «панцирей», а вокруг лупят по броне очередями наши пулемёты. Гаснут голоса магов. Кто-то ещё жалобно скулит и жалуется.

Красным загорелась лампочка на рации. Включаю аппарат.

— Ну, сколько вы ещё будете там возиться! — раздался голос капитана Сидорова.

— Извини, старик, давай завтра? — отвечаю ему, любуясь в оптику расстрелом врагов.