Но бог с ним, до новой весны всё равно ничего не будет, тем более что зазвонил телефон. Авдей снял трубку, послушал и, сказав:

— Ага, — положил её на аппарат.

Оказывается к нашим воротам прибыли рабочие, и Авдей к ним вышел на четверть часа. Когда вернулся, за окном что-то омерзительно завыло и затарахтело. Светка с озадаченным личиком принялась вертеть головкой. Видимо, рабочие уже приступили. Мы поблагодарили Клаву за труды и пошли в спортзал.

Дело это стало для меня очень ответственным! После занятий с Дементием Архиповичем и Степаном Андреевичем даже Катя со шпагой мне ничего не сделает, а воины-рыси без шпаг стали мило предсказуемы.

Но мне же преподаватели велели совершенствоваться. И моя ведь Катя, и моего клана воины-рыси, их требуется развивать. Развивать, а не выпендриваться! А в развитии главное — не калечить. Даже если рысям в трансе кажется, что их-то покалечить трудно.

Зато после напряжённой физкультуры в гостиной нас ждали отец Василий, доктор Павел Фёдорович и новый курьер из штаба. Только успели с ним под рабочий шум познакомиться, Миланья всех позвала к столу.

Вкусный обед прошёл в традиционном молчании, даже за окном сделали перерыв. За десертом доктор хотел поговорить со мной о здоровье, но я сказал, что разговор у нас будет серьёзный, и попросил отца Василия и курьера штаба подождать меня в гостиной.

Ровно в час рядом снова заработали отбойником. В отдельной комнате Павел Фёдорович на меня вопросительно посмотрел, а я взял у Кати Светочку и сказал ему:

— Куда лучше положить, чтоб вы глянули ребёнка?

— На стол, пожалуйста, — молвил врач.

Я аккуратно уложил, и Катя её бережно развернула. Павел Фёдорович вынул из своего саквояжа стетоскоп и под треск и всполохи сварки снаружи долго слушал девочку. Заглянул ей в ротик, смотрел в глазки, нежно пальцем постукал по коленкам.

Потом взял у малышки из пальчика немного крови — вот рёву было! А ссаться она не желала из природной вредности. Сделала суровое личико, плотно сжав губки. Смотрела испуганно, мама стояла над ней со стаканчиком, я задумчиво кивал, а доктор говорил о здоровье Светки и вообще о возможных детских болезнях. Малышка продержалась почти час!

Наконец, доктор уложил в саквояж стетоскоп, склянку и закрытый стаканчик и заверил, что дочка у нас здорова, но за ней следует наблюдать и сразу ему звонить. Катя Светку снова замотала в простынку, и мы простились с доктором — дальше его провожала Миланья.

На улице, вроде бы, утихло. Я и Катя со Светой зашли в гостиную, сказали военному взять себе стул и повели его и священника в кабинет. Там Катя и Света расположились в моём кресле, курьер и священник на стульях, а я поближе к народу задницей на столе.

Отец Василий благодушно предложил военному начинать первому, и тот открыл папку. Он забубнил, подавая мне документы, я их просматривал, подписывал и возвращал. Воина ничто не беспокоило, ему точно не поручали меня надуть, и я его быстро отпустил.

Свою папку открыл отец Василий. В темпе покончили с рутиной, и он перешёл к основному. Любимый Совет обороны придумал, как ему выйти из ресурсной зависимости. Его поддержали княжества, Московская гордума уже ратифицировала решения, и для нас они обязательны.

Отныне для особых программ из списка Совет может рассчитаться бумажными обязательствами. Выдал, допустим, боярин такой-то, совершенно добровольно, сто тысяч тонн реальной стали такой-то марки со своих складов, и за это ему вручат вексель, по которому тот получит сто тысяч тонн стали той же марки через пять лет.

Если же таких идиётов окажется недостаточно, Совет уполномочен в особых случаях, с одобрения местной думы изымать материалы не добровольно. Тогда умный боярин такой-то просто получит вексель, а с ним может хоть охрипнуть и считать себя умным дальше.

Данное положение распространяется только на те ресурсы, что в особых складах хранятся до особого решения Совета. Такое решение принимается из-за выбывания данного ресурса из списка или с началом большой войны, чтоб все думы признали, что она большая.

Ясно, что нынешняя ситуация под это не подпадает, но делать-то Совету всё равно что-то нужно, а то некоторые бояре реально охамели и считают себя умнее всех.

Теперь подумаем, что же нам делать. Кстати, отец Василий пересмотрел отношение к продаже мною алюминия. Но как быть с остальным? Я уставился на свои спокойно лежащие на колене руки и крепко задумался.

С одной стороны Совету всегда будет мало боевых кораблей, пушек, танков и самолётов. Производство всего этого лоббируют серьёзные группы в думах и в Совете, для них любые цены на ресурсы будут высокими.

Но с другой стороны высокие цены и хранение материалов стало большим бизнесом. Отдельных и слишком нелюбимых бояр думы сдадут, но далее Совет обороны замучается получать в думах особые разрешения. Бояре соберутся в кучки и не позволят рушить их бизнес, не дадут ценам пойти вниз.

Можно выйти из программы, просто заплатив налоги со строительства складов и с покупки ресурсов, что так же Совет полностью устраивает — все эти деньги особыми указами пойдут ему для покупки ресурсов на биржах. Но это ужасно непатриотично и невыгодно — всё придётся вывалить на рынок…

И я вообще без боярских прав, меня же первого и обнесут!

Так, без паники. Как пришло, пусть так же и уйдёт, я тут уже воюю на секундочку, а не просто обогащаюсь. Главное не мои активы, а чтоб страна вооружалась, и цены не падали — оно должно порадовать Европу. Подняв на отца Василия серьёзное лицо, я спросил:

— Сколько у нас могут забрать?

— Почти половину, — грустно вздохнул священник. — Мы ведь оптимизировали склады, так самые дешёвые условия хранения у металла, и цены растут быстрее всего. Правда, он занимает много места и тяжёлый.

Катя заметила:

— Часть можно вывести из программы Совета и передать прямо производителям под реальные контракты.

— Да, особенно танкостроителей следует обезопасить, — согласился я.

— Всего, что им нужно, у нас нет, — задумался отец Василий. — Можно поговорить с другими боярами.

— Обязательно освети это в «Московском еженедельнике», — сказал я Кате.

— Осветим, — серьёзно кивнула она. — Всё это ужасно патриотично.

— Но под месячные контракты мы пристроим небольшую часть металла, — возразил священник. — Производственники тоже думают и считают, что у нас нет выхода. Просто прямо сейчас ты их ещё держишь обязательствами, они должны ждать… э… изменений в твоей позиции.

— Изменений они ждут, — мрачно проговорил я и недобро ухмыльнулся. — Будут им изменения, — я повернулся к Кате. — Чему быть, того не миновать, сами пойдём навстречу. Мы отдадим Совету много металла. Только обязательно вместе со складами.

— Но в решении о складах ни слова! — заметил отец Василий.

— Дают — бери, — ласково улыбнулась Катя. — Возьмут, никуда не денутся. Особенно после статей в газете.

— Думаю, меня поддержат восторженные бояре, — сказал я серьёзно. — Первые откликнуться те, кто в списках Совета сверху. Будут им металлы.

— И склады, — поддержала меня Катерина. — Которые просто придётся чем-то наполнить, иначе, зачем они им нужны.

— Оттуда ничего и вывозить не станут, — смиренно проговорил священник. — Быстрее в Совете появятся другие интересы… — он снова полез в свою папку. — Тогда сейчас напишем заявления.

Закончили с отцом Василием, поменяли Свете пелёнки…

Мелкая снова спокойно ссытся с завидной регулярностью и тоже из вредности. Вот чистенькую и сухую Светулю мама покормила, она пока уснула, и мы перешли к моим самостоятельным заданиям.

На воскресенье прилично задают, и их слишком много просто не бывает — всегда есть вопросы со звездой. Обсуждал с Катей задачи, ведь один я могу что-то упустить, не придать значения. Говорили, конечно, по-немецки.

До половины седьмого Свете ещё раз поменяли одёжки, обтёрли её и покормили. И пришла Миланья сказать, что за нами приехали. Я и так сидел в парадке, а Катя побежала одеваться для выхода.