Ну, там презумпция невиновности и всё такое. «Да, это русский шпион, но ловить его бессмысленно — всё равно отмажется». В жизни, как в анекдоте, или я чего-то не понял. Нужно будет поговорить с Сергеем об этом после всего…
Ну, мне ж совершенно ни из-за чего волноваться…
Ёлки! Даже Тёма уже успокоился, а я всё о чём-то думаю! Хотя Артём и не переживал особо. То есть он и не переживал особенно, просто испугался, но быстро взял себя в руки. А я всё мотаю себе нервы!
Самому смешно, но как ни стыдно даже себе признаваться — я считаю себя сумасшедшим. Совсем чуть-чуть, со стороны почти незаметно…
Не! Я посмотрел бы на всяких, если бы в них стали стрелять! Чтобы убить! В семнадцать лет!
Артём утром родился, так что в семнадцать.
Ладно-ладно, мне, попаданцу в него, было уже восемнадцать, но имел я право на некоторую оторопь? Особенно когда резал Паше голову…
Тёма ни разу этого не делал, у меня тоже такого опыта не было даже близко — мама домашним курам бошки сама сворачивала, оберегала мою юную психику. А тут такое! Неудивительно, что уделался кровью и облевался.
Вознёс я на Перунов камень Пашину голову, дома сменил парадку с бельём и завис под душем — Авдей с Мухаммедом по очереди проверяли, что живой. Но ладно, отошёл потихоньку, и то лишь благодаря Кате. Девчонка как с нарезок слетела, ну и я за компанию. Приступил к учёбе…
Замечу только, что один вздёрнулся, чтобы к такой учёбе не приступать, а то был всего лишь первый курс. А мы с Тёмой будто не заметили ничего такого. Отучились мы первую неделю, и вот опять! В нас стреляют! На самом деле! Чтобы убить!
И потом снова голова. Правда, я с Тёмкой более-менее освоили процесс, справились зажмурившись. Снова уделал парадку, зато возился не так долго и под душем мне хватило четверти часа. Водрузил я вторую голову, рядом с Пашиной…
Ещё когда кланялся камню, жертвенная голова показалась знакомой, но я ж не приглядывался. Вот возносил вторую, так бросилась в глаза. Я ещё тогда подумал, что остальное от Паши прибрали…
Думаете, тогда и почувствовал себя психом? Да не фига подобного! Моя голова соображала ясно и всё фиксировала. Первый хотел срубить по лёгкому денег, а второго наняли под ту же марку. Где не вышло у одного, наймут другого…
Не чувствовал я себя психом, когда принимал вызовы третий и четвёртый раз. Когда в меня стреляли, чтобы убить, я уже довольно сноровисто отделял головёнки и добавлял их к натюрморту на камешке. Если бы я не принял вызов простого мага, могли устроить покушение или подослать боярина. И как бы я тогда выглядел? Тем более Катя пошла в разнос, я даже опасался, что она не сможет выйти в понедельник на работу.
Но Катерина находила силы, чтобы преподавать нам английский и начала этикета, ставить мне двойки и на дополнительных занятиях трахаться со мной, как угорелая. Признаться, что-то в ситуации меня тоже заводило.
И вот ректор зачитал ответ князя. Я не поехал домой…
Правда, перед делом Катя уходила в другую спальню, так что сразу я большой разницы не ощутил. В воскресенье до обеда очередного мага худо-бедно заменил первый курс, а после обеда настало время тяжких раздумий.
Я же нормальный пацан, и просто обязан был свихнуться ещё на первой голове. Однако первый испуг у Тёмы прошёл, и я ощутил нарастающий азарт. Нет! Как честный, вменяемый человек к четвёртой голове я точно должен сбрендить!
Но перед обнародованием ответа князя я ждал пятого мага, что будет в меня стрелять, чтобы убить! Я и Тёма ждали пятой головы и просто вусмерть затрахали Катю!
И вместо очередной дуэли князь разрешил нам жениться. Тёма ощутил разочарование обманутого зверя, а я… э… некоторое время спустя спросил себя, почему на меня ещё не надели смирительную рубаху.
Вечером Миша подлил в огонь моих сомнений бензинчику. Специально на правах старшего брата в часы самоподготовки пришёл пожать мне руку. Сказать, что даже немного мною гордится.
Оказывается, слухи быстро проникают в кадетскую среду, и ребята с курса Миши и старше уже знают, что я приглашаю их в свою дружину. Они ещё подумают, посмотрят на меня, но всё равно благодарны. А он уже всё для себя решил и благодарен мне и за свою дружину.
Но это ладно, пусть Миша считает мою дружину своей, оно только на пользу. В кадетскую среду проникли известия о моих дуэлях. Ребята съездили к Перунову камню поклониться и убедились, что я воздал божеству высшие почести, что во власти воина — пожертвовал головы врагов. Они все тоже за обычаи предков, не как современные — отделят противнику пальчик, и будьте довольны!
На этом месте я пожал Мише руку и суховато сказал, что мне нужно заниматься. Он сказал, что ему тоже нужно, и ушёл, а я погрузился в раздумья…
Пальчик, мать моя честная женщина! Всего лишь пальчик! Секундантов врагов понять можно — они мне не желали ничего хорошего…
Но ректор! И Авдей с Мухаммедом! Хардкор им подавай! Олдскул, ёлки-моталки!
А в понедельник приехала на службу Катя. Она вела у нас английский и начала этикета, поставила мне двойку и стонала, как сумасшедшая, когда я её, двойку, отрабатывал.
Катерина говорит, что после вот такого, любит меня, зверя этакого, ещё сильнее. Она бы так, наверно, никогда не смогла — не так часто, и головы бы точно не резала…
И прямо с Катюшей до меня дошло, как же мы с Тёмой отличаемся. Мальчик просто испугался вначале, а потом! Для него это нормально. Естественно. И папа его тем боярам и просто магам точно не пальчики резал. Это действительно иной класс, даже вид человекообразных.
А я… ну, остался после всего вменяемым. Ещё лучше понимаю собственный организм, но раздвоение на долгое время мне гарантированно. Может быть, когда-нибудь я его преодолею…
И смешная всё-таки получается штука! Похоже, в той жизни, чтобы дала та Катя, мне следовало просто кому-то отрезать голову. То есть мне бы никогда не дала. Зато в этой жизни у меня есть Тёма… или я у него…
* * *
Во вторник вечером после службы Катя получила от Андрея ответ, и с дополнительных занятий в среду мы прям так обрадовались, так нервно возбудились, что первым делом составили и отнесли в ректорат заявление. В четверг Григорий Васильевич вызвал меня и Катю к себе. Мы явились в его кабинет, и он радостно проговорил:
— Ну, наконец-то, я смогу спокойно уволить Катерину! Поздравляю!
— Да за что же⁉ — вспылил я.
— А за то, что вы сношаетесь второй год на территории корпуса! — грозно ответил мне Григорий Васильевич.
— С этим, что ли⁈ — нервно воскликнула Катя. — Я ему «двойки» ставлю каждый урок!
— Угу, ставишь! Чтоб он отрабатывал, и вы сношались, — мрачно сказал ректор. — Весь Корпус знает!
— Думает, — упрямо поправил я.
— Хорошо, пусть думает, — вдруг добродушно проговорил Григорий Васильевич. — Зато теперь я ваш брак одобрю, и все думать перестанут.
— Может, не надо прям увольнять? — спросил я с надеждой.
— Мы не будем! — горячо поддержала Катя. — То есть не каждый день.
— Это правило Корпуса, — развёл ректор руками. — Преподаватели не должны иметь с кадетами личных отношений.
Я и Катя мрачно вздохнули хором.
— Ну, боярин! Ты же не думал, что твоя жена будет работать! — весело проговорил Григорий Васильевич.
— Не думал, — пролепетал я, медленно принимая неизбежное.
Блин! Мы не сможем больше трахаться на дополнительных занятиях!
— Вот Катя прямо сейчас напишет прошение об отставке по личным обстоятельствам, — деловито сказал ректор, выложив на стол чистый лист. Катя грустно подсела на стул для посетителей, а дед обратился ко мне. — Когда планируете свадьбу и кого хотите пригласить?
— Наверное, через воскресенье, — сказал я сурово и спросил Катю. — Получится?
— Угу, — ответила она, заполняя лист аккуратными буквами.
— А позвать хотим всех кадетов своего курса. Потом Мишу, но его как кузена с родителями, братцами и сёстрами. Ещё тебя, ректор, приглашаю, и всех преподавателей позовём, — перечислил я.