Оставалось лишь разобраться с сектой, и на этом всё будет кончено. Я не знаю, есть ли ещё в этом мире приспешники демонов, однако ресурсы дома позволяли мониторить обстановку, чтобы обнаружить другие секты, которые могли существовать в этом мире. Иначе говоря, взять на себя работу инквизиторов.

Однако не в этом заключался главный вопрос.

Что делать с Империей? Понятно, что призвать её сюда. Тень говорил, что есть способ это сделать, и мы даже примерно представляем, где может храниться то самое оружие, которое сможет открыть коридор между Империей и этим миром.

Просто чем ближе мы подходили к завершению, тем больше я сомневался. Я знаю, что правильно, но что-то внутри гложило, и когда я оглядывался на Катэрию и детей, это начинало гложить ещё больше. Какое-то беспокойство, какая-то неуверенность в том, что я делаю.

Может потому, что я прекрасно понимал, к чему это всё приведёт? Что едва здесь появится Империя, как такое важное место застроят военными базами основных и самых сильных орденов, что смогут удержать любого врага от вторжения сюда? Или что из этого мира будут массово выкачивать на войну всех псирайдеров: заберут всех детей, чтобы отправить их в центры военной подготовки. Взрослых и стариков ждёт та же участь, но при проверке инквизиторов, которую пройдут не все.

Да и людей часть отправят в Имперскую гвардию, а часть, если не сгонят на какой-нибудь остров этого мира, полностью выселят на территорию Империи на какую-нибудь планету работать на бесконечных заводах, чтобы оставить здесь лишь военные объекты.

Я мог с огромной уверенностью сказать, что этого не избежит никто. И при взгляде на тех, кого я мог назвать семьёй, эти перспективы перед глазами становились отчётливее.

Мы говорили, что спасём от демонов этот мир, если призовём Империю, что она всех защитит, но нужно ли ему такое спасение? Я был её мечом и щитом, поэтому знаю это всё изнутри. Этот мир разорят, вытащат всё, что можно вытащить, и он станет ещё одной частью Империи, ничем не отличающейся от остальных.

Не лечим ли мы царапину тем, что отрезаем ногу? Я верен Империи, однако… я знаю, как она действует.

Чего говорить об этом мире — я в самом себе не мог разобраться. Я чувствовал себя здесь лишним, чувствовал себя ненужным, человеком, который не понимает, что он здесь вообще делает. И да, я скучал по войне, по этому адреналину, холодному рассудку, когда вёл в бой своих людей.

Часть меня хотела вернуться туда, на ту войну, потому что я там был как свой, где была моя жизнь, которую я знал и в которой разбирался. Окунуться вновь в эту кровь и ужас, отбирая жизни врагов. Мне этого, как бы странно ни звучало, не хватало. И в то же время другая часть не очень-то и стремилась покинуть этот мир. При всех минусах, при всей скуке и ненужности, что-то упорно заставляло меня хотеть здесь остаться.

— О чём мечтаешь? — поинтересовалась Катэрия, подкравшись сзади, когда я смотрел в окно, пытаясь понять, что со мной происходит.

— Ни о чём.

— Да? У тебя такое лицо, будто ты хоронишь любимую кошку.

— Думаю.

— О предстоящем бое?

— Нет, просто думаю, — ответил я. — Что делать дальше?

— Фраза «жить дальше» тебя явно не устраивает, как я понимаю.

— Устраивает, но…

— Но что? Ты не можешь жить, чтобы не преследовать какую-то цель? — поинтересовалась Катэрия без каких-либо претензий. — А как насчёт того, чтобы сделать наш дом самым сильным в государстве Тринианском? Или, вон, вырастить двух дочерей и сделать из них нормальных людей? Да разве целей для жизни не хватает?

— Я не совсем о том думаю.

— Ну тогда помочь я тебе советом не смогу, — пожала она плечами. — Хотя знаешь, когда я покинула ряды охотников, тоже не могла представить, что делать дальше. Дети, покинутый дом… просто не знала, куда себя деть. А потом как пошло-поехало, и стало совсем не до этого. Иногда надо просто втянуться.

— Втянуться? — переспросил я.

— Да, втянуться. Сначала кажется, что вот, я всё сделала, куда двигаться дальше. А потом то встреча, то бал, то Дора заболела, то у Мары голова в перилах застряла, пелёнки, подгузники, и там вообще уже не до мыслей, куда двигаться дальше.

— А у Мары застряла голова в перилах? — удивился я.

— Было дело. Это ты ещё не знаешь, как она нашла незакрытую вентиляцию из-за ремонта, и мы потом её оттуда вытаскивали. Совсем не скучно, говорю тебе.

— Ужас…

— Не то слово. Я чуть с ума не сошла. Пришлось ломать стены, которые только-только после ремонта были, — Катэрия усмехнулась. — До сих пор вспоминаю, как полезла за ней и сама застряла на несколько часов.

— Может у неё это семейное? — предположил я.

— Так, это на что ты намекаешь? — упёрла она руки в бока.

— Это предположение.

— Предположение, понимаете ли… Ты помылся? Всё? Давай в кровать. Насколько помню, у тебя ещё были какие-то важные дела завтра.

Катэрия очень забавно выглядит, когда сердится или дуется: щёки начинают надуваться и краснеть, но ей я этого говорить не стал.

Важные дела, о которых говорила Катэрия, заключались во встрече с одним любителем детей. Пусть и с определёнными трудностями, но нам удалось как отследить, так и составить определённый маршрут его следования, и он неизменно останавливался на обед в рабочие дни в одном из ресторанов.

Меня не волновали причины выбора места, единственное, что было важно — встретиться с ним с глазу на глаз и заставить сотрудничать. С последним могли возникнуть проблемы, если он откажется из-за уверенности в собственной безнаказанности благодаря статусу и связям или из-за страха, что с ним могут сделать. Про верность я даже не заикался, у таких ублюдков верность как проститутка — сегодня с одним, завтра с другим. И если так обернётся, то придётся решить с ним вопрос и искать другой способ найти место встречи секты.

Я сидел за одним из столиков, откуда открывался вид на зал, заказав себе кружку чая и какую-то маленькую булочку с начинкой из ягод, которая по цене выглядела так, будто я собирался купить весь ресторан.

Место было простым, но богатым, без лишних убранств или кричащего статуса. Глаза не резал, тошноты от переизбытка безвкусной дороговизны не вызывал. Зал был преимущественно белым, от стен до мебели. Окна располагались с одной стороны, но во всю стену, благодаря чему здесь было светло и без какого-либо искусственного освещения. Прямо напротив них располагался сад, из-за чего казалось, что ресторан находится не где-то в городе, а сразу в лесу. Прямо под окнами был даже маленький пруд с рыбами.

Посетителей здесь было немного, однако к обеду столики постепенно заполнялись. Я наблюдал за каждым входящим. Женщины, мужчины, некоторые с детьми. По одежде сразу видно, что или аристократы, или бизнесмены.

И среди них я взглядом поймал нужное лицо.

Я знал, как он выглядит Бопковски по фотографиям, которые так шокировали Марианетту и Катэрию. Без бороды, стройный, в очках, уже не молодой, но и не старик. Он вошёл через главные двери, где его прямо с порога провели к одному из столиков. Мужчина тут же спрятался за меню, не обратив на меня никакого внимания.

Дождавшись, когда он сделает заказ, чтобы больше никто нас не отвлекал, я молча поднялся со своего места и направился в его сторону.

Он заметил меня уже на полпути. Заметил и узнал — как бы он ни пытался выглядеть невозмутимым, я отлично видел, как на его лице промелькнули страх и неуверенность. В какой-то момент он даже собирался встать и быстро уйти, но передумал.

Я молча подошёл к столику, после чего бросил на стол папку, которая заставила зазвенеть посуду на столе, и демонстративно сел напротив. Он едва заметно вздрогнул. Некоторые люди обернулись на нас, однако почти сразу вернулись к собственному обеду.

— Ты знаешь, кто я, — негромко произнёс я.

— Прошу прощения, но я вас не знаю, — извиняющееся улыбнулся он.

— Знаешь. Но пока не знаешь, зачем я за тобой пришёл.