Был у нас автоматчик, украинец по фамилии Трутень. Пожилой, ему тогда было лет под 30. Его поставишь дежурить… а спали мы… я за всю войну ни одного дня не спал на кровати – то на нарах, то на досках. Механик и радист обычно у себя на сиденье устраивались, а мы на боеукладке. Иногда доску на борту возили – внутрь на погон башни поставишь и спишь. Если весь полк ночует, то на моторном отделении расстилаешь брезент, от двигателя тепло…

Так вот только поставлю Трутня, иду проверять – спит: «Ты почему спишь?!» – «Да, товарищ лейтенант, я тильки шо! Я же усэ бачу».

Где-то в Прибалтике остановились на ночлег. Вдруг под утро как открылась стрельба! Ракеты! Мы выскочили. Потом разобрались. Оказалось, что немцы следили за нами. Рядом стояла печная труба сгоревшего дома, немец сидел в трубе, кирпичи выбил и наблюдал. Когда увидели, что Трутень закемарил, они его схватили, кляп в рот, мешок на голову и потащили. Хорошо, ребята заметили, открыли огонь. Немцы его бросили и драпать.

Когда мы подошли к нему, от него так воняло! После этого он и сам на посту не спал и другим не давал, говорил: «Теперь я знакоме, як на посту спатиме»…»

Глава 19. Комбат[900]

Москва, Сокольники. Март 1942 года

Как всегда, новый год обманул ожидания – никакого нового счастья не привалило, а ради новых побед надо было драться.

В ту самую ночь, когда в Ивановском праздновали завершение оборота Земли вокруг Солнца, в Тимково шли бои.

1 января немцы, поддержанные артиллерией и минометами, вошли в деревню. Бойцы 1-й гвардейской вышвырнули их обратно.

Вернувшись на огневые позиции, танки Репнина гнали фрицев обратно в поля, преследовали их, а затем атаковали Биркино, Ананьино и Посадники – все три села располагались южнее Лудиной Горы.

Решиться на такой масштабный прорыв ламского рубежа Катукову помогли скромные подкрепления – Рокоссовский вернул комбригу «одолженные» танки.

Два «КВ» Каландадзе и Корсуна, «тридцатьчетверки» Лехмана, Жукова и Тимофеева, три «Т-34Т» и два «КВ-1М» – это была сила. Возглавил группу Репнин.

Ночью танк Лени Лехмана, нагруженный ящиками со снарядами, прибыл в Биркино. Пополнив боезапас, группа вышла к Ананьино.

Мудрить Геша особо не стал – танки с десантниками на броне попросту вломились в деревню на второй скорости, как танкисты говорят, «с газком».

От огня 107-миллиметровок не спасала ни сталь, ни тем более бревна – танк Молчанова громил немецкие укрепления по правую сторону, машина Полянского – по левую. Их поддерживали остальные, поддавая жару захватчикам.

Холодно вам? А вы побегайте, мигом согреетесь!

Гитлеровцы драпали к лесу, но автоматчики не плошали, вносили свою мелкокалиберную «лепту». Немцы оставили в деревне сотню подвод с награбленным добром, да еще и мешки с подарками к Рождеству – печеньем, сигаретами, колбасой, сыром, кофе.

– Обманка, – поморщился Репнин, нюхая немецкую колбасу, – эрзац. Пахнет мясом, а внутри шкура и горох. Печенье из муки… знаете, из чего? Клевера и каштанов!

– А цигарками ихними только тараканов травить, – пробурчал крупногабаритный Соломянников, механик из экипажа Володи Жукова.

– Мишка, бросай курить, а то заставлю берклен[901] смолить!

– Последней радости лишаешь, командир!

Репнин отсмеялся со всеми вместе и скомандовал:

– Двигаем в Биркино на заправку, в пункт боепитания – и пойдем на Посадники. По машинам!

На Посадники вел проселок из Биркина, и немцы, как порядочные европейцы, ждали нападения именно оттуда. Но Репнин был русским, поэтому, отправив «КВ» по биркинской дороге, он повел быстроходные и юркие «тридцатьчетверки» со стороны Ананьина.

Перед Посадниками имелась ложбина и отлогий берег. Высадив на склоне автоматчиков, танки явились в деревню, откуда не ждали, с ходу принявшись хулиганить – стрелять по огневым точкам да по трем танкам, маячившим за околицей.

Деревню немцы укрепили неплохо – по обе стороны единственной улицы стояли противотанковые пушки, развернутые в сторону Биркина. Ни одно из орудий не успело выстрелить по советским танкам – снаряды и гусеницы курочили их со страшной силой.

Дальнобойные орудия на Лудиной Горе могли бы помочь, но как стрелять, когда свои и враги вперемешку?

А тут и «КВ» подоспели, зачистили село основательно.

В тот же день, боясь окружения, немцы покинули комфортабельные блиндажи на Лудиной Горе, бросая орудия и краденые пожитки.

Ветра не было, тучи разошлись, солнце, словно радуясь победе, чуток нагрело броню. Или это дизель еще не остыл.

Кряхтя, как старый дед, Репнин вылез из люка и примостился за башней. Сощурившись, осмотрелся. Широка страна моя родная…

Что есть, то есть.

– Баландин! – подозвал он башнера из экипажа Лехмана. – Будь другом, подай снежок.

Заряжающий понятливо улыбнулся, набрал пригоршню снега и переложил на Гешину ладонь.

Репнин, зажмурившись, утер снегом лицо. Свежесть отогнала сон. Сколько же это он уже не спал по-человечески?

– Надо, Геша, – пробормотал Репнин. – Надо!

10 января многих в Михайловке, Ивановском, Тимкове, Волоколамске разбудили могучие раскаты грома.

Полтора часа грохотала канонада. Никогда еще за всю войну не испытывали немцы такой мощной артиллерийской подготовки.

Словно догоняя огненный вал, танки 1-й гвардейской занимали Тимонино, Захарьино, Калеево, Афанасово, взламывая ламский рубеж.

Катукову стало легче дышать – в бригаду влились новые танки, стрелковые части и артиллерийские подразделения. И генерал-майор не распылял «бронеединицы», сосредотачивая их на двух главных направлениях.

Командовали танковыми отрядами капитаны Бурда и Гусев.

Газета «Правда» опубликовала тогда передовицу «Стальная гвардия».

«Советские танкисты, – говорилось в передовой, – громят немецких оккупантов, уничтожают танки и танкистов врага, ломают его оборону и гонят на запад. Товарищи танкисты Красной Армии, равняйтесь на гвардейцев!»

А гвардейцы продолжали наступать в направлении Гжатска, до которого от Волоколамска было каких-то семьдесят километров.

16 января танки 1-й гвардейской ворвались на станцию Шаховская, полностью ликвидировав Ламский оборонительный рубеж.

23 января они с боями вошли в Кармановский район Смоленской области, а затем и в Гжатский, где и воевали с февраля по март.

В конце марта бригада была выведена на доукомплектование в резерв Ставки Верховного главнокомандования, в Сокольники.

В Ставке сложилось верное мнение: если в РККА не появится крупных танковых соединений, то никакими бригадами нельзя будет окружать группировки противника и развивать наступление на большую глубину – силенок не хватит.

Именно поэтому в апреле начали формировать 1-й танковый корпус, костяком которого и стала 1-я гвардейская. Комкором был назначен генерал-майор Катуков.

…Гвардии капитан Репнин неторопливо шагал по аллеям Сокольнического парка. Напряжение медленно отпускало его. Вторую неделю подряд успокаивались мысли. Утомление покинуло молодой организм чуть ли не на третий день – отоспался, отъелся, и все в порядке.

Природа просыпалась, в теплом воздухе веяло весной, и радость возникала сама по себе. Враг отброшен от столицы на сотни километров, чего еще? Один только Репнин знал, чего именно стоило ожидать, какие испытания грядут.

Харьков… Сталинград… Курск…

А блокадный Ленинград? Там-то каково? Сейчас, наверно, газоны морковкой засевают. Долбят промерзшую землю, чтобы схоронить умерших за зиму. Война – дело долгое…

И все равно было тепло, и пели птицы. И уже полмесяца подряд не было боев. Геша только головой покачал.

Вот где напряг был! Полгода непрерывных сражений.