– Однако… – затянул Берия. – Очень интересно. Проработайте операцию подробней и… Я думаю, вы понимаете, что сами и будете руководить ею?

– Я согласен.

– А что еще вы надумали, «отдыхая» под сенью белорусских сосен?

– Гудериан – первый в моем списке. Гиммлер – второй. Следующий – Геринг.

Нарком пристально посмотрел на Павла.

– Удивили, признаться, – проговорил он. – Ну и замах у вас, товарищ Судоплатов!

– Каждый из нас находится на своем месте, там, где он больше всего принесет пользы. У меня лучше всего выходят диверсии…

Берия рассмеялся и сказал дружелюбно:

– Ну, не буду вас больше мучить, товарищ старший майор. На сегодня вы свободны. А завтра прошу не опаздывать.

Покинув «контору», Павел хотел прогуляться, но не выдержал и спустился в метро – станция «Маяковская» была совсем рядом с его домом…

…Командовать 2-й танковой группой, вскорости перекрещенной во 2-ю танковую армию, поставили генерал-полковника Рудольфа Шмидта. К 10 сентября немецкие танки вышли к Конотопу. Перейдя Днепр у Запорожья, 1-я танковая армия Клейста нанесла удар на Полтаву и двинулась навстречу 2-й танковой.

В тот же день советские войска оставили Киев и излучину Днепра, дабы выйти из смыкавшегося кольца окружения. 5, 21, 26 и 37-я советские армии постоянно атаковали конотопскую группу противника, взаимодействуя с Брянским фронтом, и организовали оборонительный рубеж на реке Псел.

По сравнению с «прошлой жизнью» удалось сохранить более полумиллиона бойцов, почти три тысячи орудий, сотню танков. Не погибли, как в тот раз, генералы Кирпонос, Тупиков и прочие, а командующий 5-й армией Потапов не угодил в плен. Все вокруг переживали, а Судоплатов радовался, празднуя еще одну маленькую победу. Он-то знал, как могло бы случиться и как уже однажды происходило…

…Операцию «Монастырь» утвердили, и 15 сентября агент «Гейне», он же «Макс» был переправлен к немцам в районе Гомеля. «В прошлой жизни» агенту Демьянову пришлось несладко – Абвер далеко не сразу поверил, что «Макс» представляет антисоветское подполье. Были тщательные проверки, допросы и даже имитация расстрела. И лишь потом Демьянову «оказали доверие». Пройдя обучение в школе Абвера, «Макс» был заброшен обратно к русским, уже как свой человек. Если все пойдет, как тогда, Демьянов покажется к Новому году. Время пошло…

Операция «Монастырь» была проведена ювелирно, с блеском. Шла захватывающая, тонкая радиоигра с немецкой разведкой, результатом которой стал разгром фашистов под Сталинградом. Осталось дождаться «возвращения резидента». А пока…

Судоплатов нахмурился. Его затея с ликвидацией Геринга получила полное одобрение, вот только… Постучавшись, в кабинет заглянул Эйтингон и зашел.

– Можно?

Павел фыркнул.

– Типично русская привычка – сначала войти, а потом спрашивать разрешения! Садись.

– Придумал, как жирного борова заколоть? – поинтересовался Наум, садясь на стул верхом и складывая руки на спинке.

– Надо с морячками потолковать, чтобы группу высадили с подводной лодки.

– Ух ты! А если заметят?

– Группу?

– Подлодку.

– А зачем ей всплывать? Диверсанты выйдут через торпедные аппараты.

– Здорово… – голос Эйтингона изменился. – Павлуша, как друга прошу… Пошли меня на это дело! Застоялся я тут, засиделся.

– В поле потянуло? – ворчливо сказал Судоплатов.

– В море, – криво усмехнулся Наум.

– Подумаем, – буркнул Павел.

… – В лодку, погружаемся! – скомандовал командир.

Эйтингон вдохнул полной грудью, глянул мельком на смутные тени затемненного Кронштадта, на едва заметную рябь по воде Купеческой гавани и полез в люк. В утробе «Щуки» было тепло – от работы машин и скученности. Влажный воздух припахивал электролитом. На центральном посту было тесно, как в танке. Двое краснофлотцев бдели за штурвалами вертикальных и горизонтальных рулей, у клапанов сидел боцман.

– Задраить отсеки, погружение! На эхолоте смотреть. Осмотреться в отсеках!

Зашипел воздух в балластных цистернах.

– Стоп машинам! Экипажу принять пищу, старпому – на перископ. Акустикам – слушать!

– Есть!

– Горизонт чист, товарищ командир!

Чтобы не мешать мариманам – и без того не протолкнуться – Наум нырнул в люк, боком прошел по коридору и влез – не вошел, а именно влез! – в крошечную каютку, которую он делил со старлеем Пупковым из РОН – роты особого назначения при штабе Балтфлота.

Роте всего месяц, хотя диверсантов через торпедные аппараты в РККФ выбрасывали еще в 38-м, на Тихоокеанском. Коек в каюте не было, зато имелось два рундука и шкафчик. Стенка плавно переходила в потолок – моряки говорят: подволок. В переборке – малюсенький, словно игрушечный умывальник. Вот и все удобства. Впрочем, грех жаловаться – остальные трое из его группы и вовсе лишены спальных мест. Будут спать где придется. Краснофлотец на вахту – диверсант быстренько на его место. Уж такова служба у подплава!

Явился Пупков и притащил с собой легкий водолазный костюм. В таких спасались подводники, если лодка тонула, а им, стало быть, в них на вражеский берег высаживаться. Хотя нет, не совсем так.

– Пупков, ты там что-то такое говорил про свою архизамечательную лодку…

– Не лодку, – строго сказал старлей, – а шлюпку. Нормальное плавсредство получилось! Три кило весит, а двоих поднимет запросто. Сами шили. Мы на острове Голодай стояли. Вдруг, смотрим, аэростат падает. Плавно так, медленно, дряблый весь. Чего ж добру-то пропадать? Уж коли у него ткань такая, что газ не пропускает, стало быть, воду тем более не пропустит…

– Нас, вообще-то, четверо…

– А шлюпок, вообще-то, две.

– Ладно, успокоил…

Пупков ковырялся в скафандре, проверяя герметичность, а Наум прилег на тощий матрасик, покрывавший рундук, да и задремал.

– Акустики! – донеслось сквозь сон.

– Горизонт чист.

– По местам стоять, к всплытию готовиться! Малый ход.

Звякнул машинный телеграф.

– Рулевым! Дифферент три градуса на корму! Всплываем в позиционное положение.

– Есть! Нос лодки поднялся вверх.

«Щука» качнулась, легла на ровный киль.

– Рубочный люк отдраить, начать заполнение цистерн быстрого погружения. Вахтенному и сигнальщику – на ходовой мостик. Запустить дизеля на зарядку, провентилировать отсеки!

По коридору затопали. Залязгали люки. Переборки мелко задрожали – это запустился первый дизель. Почти сразу завелся второй. Эйтингон утер выступивший пот. Какой воздух спертый… Краснофлотцы все «выдышали». И тут же потянуло сквознячком. Хорошо!

– Сигнальщик, смотреть за горизонтом! Штурман, определиться по координатам!

– Есть!

– Пупков… – позвал Наум.

– А?

– Чего это такое – позиционное положение?

– А-а… Это когда весь корпус под водой, а наверху одна рубка торчит. Так лодку заметить труднее.

– Понял…

Эйтингон закрыл глаза и уснул. Ему снилась Муза.

Наум Эйтингон наслаждался. Ни теснота, ни духота нисколько не портили ему настроения. Он был в деле. А это главное. Уж неведомо, когда он подцепил эту заразу – упиваться опасностью, но азарт всегда жил в нем. Как и Павел, Наум никогда не впадал в ярость – угрозу он встречал с холодной решимостью. Именно в те моменты, когда приходилось балансировать на лезвии бритвы, и проявлялись его еврейская хитрость, русская сметка и находчивость.

Впервые, наверное, это было явлено во время Хуангутуньского инцидента, когда он подрывал поезд Чжан Цзолиня, диктатора Маньчжурии. Когда замещал резидента в Испании. Когда ликвидировал Троцкого в Мексике.

Да, наверное, это было важно – находиться в отрыве от родины. За границей все чувства обостряются, а уж если ты нелегал… Тут уж волей-неволей научаешься думать быстро, четко, отрешаясь от земного, как математик или шахматист. Эйтингон задумался. Геринг…

Собственно, если правильно выговаривать, то звать рейхсмаршала Гёринг. Но и так сойдет. Раскабанел Герман не потому, что ел много. Его ранили в пах, еще когда Гитлер был молод, а нацисты были шпаной. Нарушился обмен веществ в организме, и стал Геринг жиреть. А убивать его есть за что. Нет, неправильно сказал. Это не убийство и даже не ликвидация. Это казнь. Заслуженная.