Валера осматривался с любопытством и принюхивался с подозрением – уж больно аммиаком несло. Какое-то креативное быдло размалевало суровую бетонную стену нелепыми граффити, смысл которых сводился к тому, что «Rap жжот». Живописец хренов…

Люди строили, службу несли, а он все дерьмо из своей дурной головы – на стенку.

– Валера, мы на месте, – неожиданно серьезно и даже торжественно сказал Щепотнев. – Я обещал подробности, так слушай.

И Семен Семенович понес какую-то фигню про Интермондиум, про Хранителей, про попаданцев…

– Вы это серьезно? – перебил его Бородин.

– Абсолютно! Вот, это твой пропуск.

Валера повертел в пальцах шершавый листочек со своим именем и фамилией и стал накаляться. Они что, за лоха его держат?

– А бонусы? – выдавил он.

– Валера, там – Средние века, а мы – воины. Что с бою взято, то свято! Да не смотри ты на меня так! Я, думаешь, сам до конца во все это поверил? Но попробовать-то можно? А вдруг получится?

Бородин посмотрел на Щепотнева исподлобья и буркнул:

– Ладно. Пробуем.

– Тогда держи!

Шимон ловко выудил из рюкзачка пару ножей в чехлах.

Один он протянул Бородину, другой Плющу.

– Пока так, – сказал Щепотнев. – Со своим оружием в Интермондиум соваться не стоит, все равно отберут, но и безоружными быть нам не пристало. Верно?

– Ну, да… – вяло согласился Костя, взвешивая клиночек в руке.

– А ничего так ножичек, – оценил Валера.

– Будем резать, будем бить… – усмехнулся Семен, поправляя собственные ножны. – Валер, а ты убивал?

Бородин неприязненно посмотрел на Щепотнева, ощущая знакомый холодок в груди. Но не посылать же человека, раз уж тот тебя «облагодетельствовал».

– На войне не убивают людей, – сухо ответил Валерий, – там уничтожают вооруженную силу противника. Боевики по нам палили, мы открывали ответный огонь. Откуда я знаю, попал или нет? Только перед самым дембелем мне повезло – напоролся на бандоса в заброшенном ауле. Выскакивает, гад, с калашом наперевес – и на меня! Я смотрю на него, а палец будто сам на спуск давит. Помню до сих пор, как родного, – и бородавку на горбатом носу, и крошки в бороде, и засаленную чалму, или чё у него там на голове намотано было…

– Тошнило? – с интересом спросил Горбунков.

– Еще как… – вздохнул Валерка. – Всего выполоскало.

– И со мной та же фигня, – кивнул Семен. – Только всей разницы, что в Чечне контртеррористическая операция шла, а я в Афгане интернациональный долг исполнял. Это как в игре: подберите синонимы к слову «война»… А что было делать? Не убьешь духа[770] первым, сам станешь грузом 200. Или, не дай Бог, в плен угодишь. Духи такое с нашими творили… Даже пацифисты зверели.

– Варвары, они и в Афгане варвары, – солидно кивнул Бородин. – Мы раз одного поймали – рабовладельца. Наших ребят скупал у бандосов и на цепь сажал, чтобы они ему кирпичи лепили да обжигали – вели производственный процесс. Короче, судили его по закону гор…

– Суровые будни защитников Родины, – усмехнулся Плющ, как почудилось Валере, – глумливо.

Бородина точно подбросило. Он резко шагнул к Косте, сцапал его за куртяк и рывком воздвиг.

– Служил?! – гаркнул Валерий и встряхнул Мелиота. – Служил, чмо? Призвать бы тебя в ряды, с-студент! Хапнул бы экстрима – до усрачки!

А реконструктор поднапрягся и провел «ливерпульский поцелуй» – ударил десантника головой в лицо, чудом не сломав тому нос, – Бородин отстранился в последнее мгновенье.

Но удар был хорош – Валера растянулся на холодном цементном полу. Моментально вскочив разгибом вперед, припомнил армейские экзерсисы – врезал Косте кулаком, тут же добавив локтем. Плющ отлетел и повалился.

– Брейк! – спокойно сказал Щепотнев, разводя противников.

Рекон, правда, рванулся, отбрасывая руку Семена, – и мигом заработал укол пальцем, твердым, как отвертка. Задохнувшись, Костя согнулся в три погибели.

– Кончай! – жестко сказал Семен.

Валерий нарываться не стал.

– Порезвились в песочнице, – хладнокровно проговорил Щепотнев, – выяснили, у кого куличики красивше, и будя. Нам еще хоть недельку простоять надо, семь ночей продержаться.

Бородин не стал спорить, успокаивался он быстро. Поглядывая на Плюща, зверски выпячивавшего челюсть, где наливался кровоподтек, Валера ощутил себя удоволенным.

– За мной, – сказал Шимон, подхватывая рюкзачок. – Портал там, дальше. Фонари захватили?

– Захватили, – буркнул Валерий.

– Тогда шагом марш!

Туннель уводил их все дальше и дальше, глубже и глубже.

– Здесь! – сказал Щепотнев, наводя луч фонаря на неглубокую полукруглую нишу в стене. – Ежели Хранители нас не кинули, то скоро мы увидим другие страны! Валер, бывал за границей?

– Я только в Суньку[771] ездил раза два, – буркнул Бородин, – помогайкой.

– Костян! – окликнул Семен нахохлившегося рекона. – Катался за бугор?

– Я там родился, – подал голос Плющ.

– На Украине? – хмыкнул Щепотнев.

– В Германии, – без охоты сказал «сэр Мелиот». – В Дрездене. Была такая раньше страна – ГДР, а в ней наша ЗГВ[772]. Мой отец служил офицером-танкистом. Вот, я там… и появился на свет. Хотя не помню ничего – маленький был. Так, негатив отрывками. Горбачев же тогда всю Восточную Европу сдал…

Костя смолк – обида жгла. Больно не было, зато унижения хапнул – от и до. Конечно, может, он и зря понасмешничал, но поделать с собой ничего не мог – раздражал его Бородин.

Простотой своей, зацикленностью на реальном, житейской состоятельностью. Рядом с этим дембелем, работягой, мужем и отцом Плющ поневоле ощущал собственную неполноценность.

Ну вот кто он такой? Рекон, студент, программер. Игрун, короче.

Никакой ответственности ни за кого не несет, плывет себе по течению, с курса на курс переходит, и ни о чем голова не болит.

А Бородин даже в прошлое собрался за бонусами… Во-во. Это-то и самое обидное, что он кругом неправ. Стало быть, правильно ему по роже съездили?!

Ох, и паршиво…

– И что? – нетерпеливо сказал Бородин. – Так и будем стоять?

В это самое время серый бетон в нише поплыл – будто волнами пошел – и протаял, открывая проход в сумрачный зал с каменными стенами.

– Проходим! – гаркнул Щепотнев и первым шагнул в портал.

Валерка поспешил следом. Он все еще не верил происходящему, но…

Попытаться-то надо? А вдруг – бонусы?

Замешкавшись на самом пороге между мирами, Бородин пропустил вперед Константина и шагнул сам. Сделал он это на автомате – все, что происходило, было настолько невероятным, почти нереальным, что даже голова кружилась. Валера даже про бонусы забыл.

– Это башня, что ли? – сказал Шимон, запрокидывая голову, и его слова разнеслись гулким эхом. Или пещера?

Бородин оглянулся назад – за спиной была бронзовая, изрядно позеленевшая дверь, полуоткрытая в гулкую темноту. Потом он глянул наверх – стены едва заметно сходились, продолжаясь несколькими этажами кольцевых галерей, а еще выше кладку прорезали узкие стрельчатые окна.

Лучи света, будто призрачные лезвия, вонзались в воздух и словно растворялись в нем.

– Мир вам, добрые люди, – послышался спокойный голос.

Костя обернулся, услыхав приветствие, и увидел высокого сухопарого мужчину в годах. Длинноволосый и седой, с аккуратными усами и бородой, внимательными глазами, закутанный то ли в мантию, то ли в плащ черного цвета, он больше всего смахивал на Альбуса Дамблдора из «Гарри Поттера», или, если уж продолжать киноассоциации, на волшебника Гэндальфа из «Властелина колец».

– И вам мир, – живо откликнулся Семен. – Вы Хранитель?

Седой сдержанно поклонился.

– Можете называть меня Романусом, – сказал он, – это мое имя. И не стоит «выкать» – здесь не принято подобное обращение.