– Ты попал! – сияя, сообщил Мир-Арзал.

Шавкат с Исматом вошли в комнату, целясь в Сергея из арбалетов. Дюжие легионеры, топавшие следом, отодвинули их в сторону и окружили Сергея.

– Сопротивление бесполезно! – отчеканил один из них.

Сергей глубоко вдохнул и медленно выдохнул – натура звала на бой. Натура, однако, дура. Допустим, пятерых-шестерых он замочит, но справиться с Девятым Аквитанским легионом… Без пользы делу.

Легионеры крепко ухватили его за руки и повели. Друзья проиграли вместе с ним. Эдика, Гефестая и Искандера держали по двое за ноги, по двое за руки, а другие, тоже разбившись по парам, прилаживали к их шеям колодки-патибулумы.

– Сесть! – скомандовал дюжий легионер со шрамом через все лицо.

Сергей сел. Две половинки патибулума зажали его шею, бронзовые шпильки скрепили конструкцию.

– Руки!

«Интересно, – подумал Сергей, – прибьют или привяжут?»

Кисти прижали к патибулуму, и длинные железные гвозди, продрав углубления на запястьях, вогнались молотком в дерево. Бедный Иисус… Больно-то как!

– Поднимайся!

Сергей с трудом поднялся.

– Вперед!

«Крестный ход…» – мелькнуло у Лобанова. Вот так вот, сгибаясь под тяжестью колодки, шествовал Иошуа Ноцри по улицам Ершалаима. А в колодке полста кило… Вот и сам крест. Дожил…

На плацу были аккуратно вкопаны четыре столба-крукса. Лобановцев подвели к ним, дружными усилиями подняли патибулумы на верха столбов и укрепили подпорками. Сильные жестокие руки скрестили Лобанову ноги и вогнали гвозди в подъемы стоп. «Бож-же мой, до чего ж я хочу поверить в тебя…»

Лобанов оглядел довольные морды легионеров, откровенно счастливых Мир-Арзала и Даврона. Поднял глаза к небу. «Святой Сергий…»

Его тело оседало, вес переносился на ноги. Жгучая, режущая боль закусила пальцы, руки запылали огнем – проклятые гвозди давили на срединные нервы.

Лобанов подтянулся на руках…

Прошел первый час пытки. Руки, задранные кверху, ослабели, мышцы рвало жестокими судорогами, пропуская в мозг непрерывную пульсирующую боль. А потом настал момент, когда Сергею недостало сил подтянуться. Мышцы груди будто парализовало – он часто и мелко вдыхал, а выдохнуть не мог. И новая боль! Она раздирала грудь – сдавленное сердце редкими, тяжелыми толчками гнало густеющую кровь, а истерзанные легкие содрогались в тщетных попытках ухватить хоть глоточек воздуху.

– Хорошо висим! – прохрипел Эдик.

«Отче! Не прощай им, ибо знали, что делали!»

Смертный мрак, обиталище ужаса, накрыл Сергея.

«Совершилось?..»

Патибулум вдруг съехал вниз. Тело скрючило болью, зато изголодавшимся легким удалось добыть глоток воздуха.

Лобанов выплыл из загробного мрака в темноту ночи, теплой галльской ночи.

– Стоп! – сказал пьяный голос и прочистил ноздри. – Харэ! Щас я…

Левая нога повисла – гвоздь выдернули. Продрало болью ногу правую. Лобанов мелкими вдохами питал организм кислородом. Какое это счастье – делать вдох!

– Все! Опускай!

Зашуршала веревка, и ноги Сергеевы коснулись земли. Он тут же повалился, бурно дыша. В глазах прояснилось, и Сергей разглядел своего спасителя. Это был Шавкат, пьяный, слюнявый, мерзкий. Он шатался и кривил лицо, словно проговаривая некие слова, неслышные посторонним.

– Кык… – выдохнул Шавкат. – К-каждому – свое! По-ал? Щас ты… это… плясать будешь! По-ал? Я так хочу, по-ал?! Ну, чего разва… разлегся тута?! Быстро вскочил! Слышь, ты? Танцор диско?

Последнее выражение показалось Шавкату блестящим образчиком искрометного юмора, и он сложился, повизгивая от смеха и качая головой.

Сильно шатаясь, подошел Исмат.

– А где танцы-шманцы? – игриво удивился он. – Обжиманцы?

Исмат прыснул, и уже оба веселых и находчивых зареготали в голос. Лобанов совершил усилие и сел. Опираясь на ребра ступней, поднялся на ноги. Так было больней, зато заразы меньше попадет в раны. Почему-то вопросы санитарии и гигиены очень беспокоили его в тот момент.

Ноги дрожали, патибулум гнул к земле. Но глаза ожили, рассмотрели костры неподалеку, размашисто жестикулировавшие силуэты. До ушей доносился пьяный смех и девичьи взвизги. «Никакой военной дисциплины у Попликоллы…»

– Станцевать тебе? – просипел Лобанов, срывая корочку, запекшуюся на искусанных губах.

– Просим, просим! – заорал Исмат, валясь на задницу.

Лобанов шагнул и, как только мог резко, ударил Шавката концом патибулума. Тяжелая перекладина распятия смяла Шавкатов череп. Исмат захныкал, быстро-быстро пятясь задом.

– С-суки!..

Из темноты выскочили двое легионеров. Лобанов нанес тому, кто подскочил ближе, удар ногой, но не достал – патибулум откачнул его в другую сторону.

– Это я! – сдавленно крикнул легионер. – Кадмар!

– Ты?! – прохрипел Лобанов.

– Я, я! Мы все здесь! О, боги! Регебал! Срочно клещи!

– Щас!

Мелькнула тень в тунике легионера.

– Ребят, ребят снимите… – простонал Лобанов.

– Сейчас, сейчас…

Сергея подхватили и отнесли в темноту. Рядом уложили клекочущего и свистящего Гефестая. Примчался Регебал с огромными кузнечными клещами, рыча, вцепился ими в широкие шляпки гвоздей и выдрал их, освобождая Лобанову руки. Вынул шпильки, разъял патибулум. Сергей сел, роняя дрожащие руки, скрюченные болью. Руки-крюки…

У разведенных костров зашумели, там замелькали тени, донесся звук бегущих ног.

– Скорее! – выдохнул Лобанов. – Уходим! Коня!

Из темноты выпрыгнул Акун, он вел под уздцы вороного.

– Ай, что делали! – болезненно сморщился венед. – Дай, подсажу!

– Я сам!

– Руки размозжишь!

Поддерживая Лобанова за пятку, Акун почти забросил Сергея в седло.

– Тревога! – заревел знакомый голос, и из темноты выбежал Попликолла в одной тунике, облитой вином. Не различая лиц, он скомандовал Акуну и Регебалу:

– Взять их!

Регебал ощерился. Выхватив меч, он от души рубанул. Легат распался до пояса.

– Эдик! Гефестай! Искандер! – крикнул Лобанов.

– Здесь мы…

– Уахенеб где?

– На воротах он!

– Уходим!

Лобанов намотал поводья на предплечья, и коленями сжал теплые бока коня. Где-то сзади метались почти неразличимые фигуры легионеров, гремели щиты, звякало оружие. Провыла и захлебнулась букцина.

– Быстрее! Быстрее!

Скачками приблизились ворота. Костер у привратной башни осветил Уахенеба в римской форме. Египтянин махал рукою, торопя своих, потом вскочил на камаргского жеребца и поспешил замыкающим. Шум, звон и топот стали отдаляться.

– За мной! – крикнул Кадмар, поворачивая на выезде из Биолиндума не к мосту, а в холмы.

Лобанов перечить не стал. Кадмар – местный, ему лучше знать, куды бечь…

Яркая луна серебрила дорогу, глубокой синью выделяя возвышенности, чернилами заливая низины. Великанские сосны застили небесный свет, но Кадмар направлял коня почти на ощупь, еловые лапы гладили Лобанова по голове, обмахивая лицо наросшим мхом.

– Спасибо, что пришли… – раздался слабый голос Искандера.

– Да ладно… – смутился Акун. – Мы час прождали, другой… Думаем, что-то не то! Ну и в лупанарий двинули! Там же наверняка кто-нибудь из каструма резвится! И точно! Надавали мы тем воякам по кумполу, нацепили на себя ихние панцири со шлемами, и вперед!

– И пароли вызнали! – захохотал Кадмар. – Подскакали к воротам, нам орут: «Пароль!» Мы им: «Оптимус! Отзыв!» Те сразу: «Максимус! Проходи!» Ха-ха-ха!

– Сергий… – негромко сказал Акун. – Можно тебя так называть?

– Конечно…

– Хоть теперь объяснишь, в какую заваруху мы влезли?

Лобанов помолчал.

– Заговорщики хотят убить принцепса, – сказал он, – а мы им не даем.

– А что он вам – отец родной?

– Нам он никто, но принцепс хочет мира, и это хорошо для всех. Если бы вместо Траяна был Адриан, Дакийской войны не случилось бы! И ты с Регебалом не стоял бы с побеленными лапами…