А потом барон пропал.

Одним соседям он говорил, что уезжает на заработки, другим – что жаждет проведать родственников, а на самом-то деле Дзюкити Като справно бился в войске Токугавы Иэясу, провозглашенного сёгуном и правившего землями Ямато, невзирая на здравствующего императора, слабого и нищего.

Шимон усмехнулся. Каждый выбирает свою судьбу.

Когда «Д. Катов, ветеран труда» впервые встретил Семена Щепотнева, тому шел пятнадцатый год. Что уж старый самурай разглядел в мальчишке, неясно, но именно ему барон передал свой меч.

То была, конечно, не родовая катана, шедевр древних оружейников, а заводское изделие – такого добра в ту войну отковали изрядно, но все-таки…

Долгие годы Като учил его владеть клинком – и в школе, и после, во время учебы в вузе, и даже в бытность опером. Древнее искусство внезапно выхватить меч и нанести удар, зовомое иайдзюцу, всасывалось Семеном с жадностью сухого песка, впитывавшего воду.

После ДМБ старшего сержанта Щепотнева барон побывал у оружейников Интермондиума, и те отковали два каролингских меча[764].

Ученик с учителем азартно рубились на них, изобретая гибрид испанской и японской школ фехтования.

Были, конечно, досадные перерывы – то к бабушке отправят на все каникулы, то в армию заберут. Но, как только Шимон возвращался, он тут же возобновлял свои штудии.

Да и «в рядах» время зря не тратилось: прапор Бехоев преподал ему уроки боя на саблях, после чего рядовой Щепотнев чуть в спортроту не загремел.

…Завидев ученика, Дзюкити поднялся, опираясь на палку, и скрылся в доме. Шимон двинулся следом.

В комнатах было зябко, циновки, укрывавшие пол, глушили шаги.

Като, успевший уже переодеться в любимое свое черное кимоно, восседал на татами с достоинством и совершенным бесстрастием.

Семен вошел и поклонился. Дзюкити сделал приглашающий жест: садись, мол. Щепотнев опустился на колени, присел.

– Годы отняли у меня подвижность, – негромко сказал японец, – больше я не могу обращаться с оружием, как то подобает воину. Но все, что знал и умел, я передал тебе, Шимон.

Семен почтительно склонил голову. Он никогда не задавался вопросом, зачем ему владеть мечом, – это было естественнейшей потребностью.

Как питье, как дыхание, как секс.

Щепотнев отрешался от земного, когда брал в руки катану или прямой рыцарский клинок. Меч успокаивал, утешал, снимал усталость, внушал драгоценное чувство общности с ушедшими бойцами, канувшими во тьму веков.

– Раз ты пришел сюда, – проговорил барон, – следовательно, ты последуешь зову Хранителей.

– Да, учитель.

– В тебе признали достойного, – сказал Като с гордостью. – И это лучшая награда для меня за все мои труды и старания. Тебе суждено стать либо великим человеком, либо великим негодяем, хотя грань, разделяющая эти понятия, неразличимо тонка. Ты бесстрашен и безжалостен – этого достаточно. А теперь слушай и запоминай путь…

Уссурийск, ул. Агеева, дом у «Семи ветров»

Слава богу, утром в субботу Валерию Бородину дали немного выспаться – аж до девяти. Дочку Вера забрала с собой в зал, где та пищала и агукала, не мешая отцу семейства поваляться в постели лишних два часа.

«И совсем не лишних!» – лениво подумал Валера, переворачиваясь на другой бок. Но сладко вздремнуть не получилось – новый день уже разбередил мозг, беспокоя назойливыми мыслями.

Игорь Харлов дозвонился до него вчера вечером и понес какую-то пургу: я, дескать, должен был окно ставить на Агеева, в субботу, но тут кто-то обратился к руководству, чтобы оно передало заказ Валерию Юрьевичу Бородину. Прикинь?

Надо полагать, этот кто-то был достаточно убедителен. По крайней мере, хозяин фирмы сам перезвонил Валере – займись, мол, Игорехиным заказом, не обидим. «Ладно», – ответил сбитый с толку Бородин.

– Встава-ай… поднима-айся, рабочий народ… – врастяжечку пропел-прозевал Валера.

В спальню тут же заглянула Вера и спросила оживленно:

– Яичницу будешь?

– Будешь! – твердо ответил Бородин и поплелся в ванную.

К дому на Агеева он подрулил, как и было договорено – «до обеда в субботу, часиков в одиннадцать».

Дом был новый, элитный, а вот окна встроены обычные. И пришлось жильцам самим заказывать пластиковые.

«Светлый дом – уютно в нем!» – уверял рекламный слоган.

После дембеля оказалось, что проще всего было на службе – и кров, и корм от государства родимого. Жить можно.

А вот на гражданке надо было все добывать самому. Только вот много ли заработаешь, когда у тебя изо всех корочек – лишь аттестат о среднем, очень среднем образовании?

Поступать в вуз Валерия не тянуло – особых способностей он за собой не чуял, да и сколько денег надо потратить, чтобы получить это самое высшее образование.

Он уже было подумывал идти в контрактники, а тут его Вера и объявила: «Я беременна!»

Сказать, что эта новость ошеломила Бородина, значит, ничего не сказать.

Поборов первичный испуг, Валера мужественно принял неизбежное.

К известию о ребенке он, честно говоря, отнесся кисло, но Верочку убедил-таки, что рад и все такое. Пусть не расстраивается, молодым мамам это вредно.

Разумеется, через месяц они расписались, и началась та самая семейная жизнь, к которой Валерий никогда особо не стремился. С другой стороны, он не кривил душой, когда уверял подружку, ставшую невестой, что любит ее и хочет жить с нею. Это было чистой, беcпримесной правдой.

А уж каково это – жить молодой семье, Бородин узнал очень скоро.

Чего ему стоило снять квартиру и привезти туда из роддома слабенькую Веру с пищащим кульком – это не для открытого доступа.

Он хватался за любую работу, пока не устроился в строительную фирму, обеспечивавшую уссурийцев пластиковыми оконными системами. Окна ставить Валера научился быстро, и процесс вел с тщанием, все, как полагается.

В фирме его ценили, с заказами не обижали. Вон, даже по выходным работает. А что делать, если у тебя дома жена и дочка трех месяцев от роду?

Заглушив мотор дряхленького «Тойо-Эйс», Бородин снял с «елки» оконную раму и занес ее в подъезд. «Мы несем уют и тепло в ваш дом!»

Слава Богу, хоть лифт работает…

Перетаскав окошки, баллончики с пеной, стройматериал, инструменты, Валера занес все барахло в кабину лифта и нажал кнопку с цифрой «8».

За дверями квартиры, где он неделю назад снимал размеры, было тихо.

«Ставьте двери „Гардиан“ – почувствуйте тишину!»

На звонок никто долго не отвечал. Валерий уже прокручивал в уме разные словесные конструкции, не имевшие отношения к нормативной лексике, как вдруг дверь мягко отворилась и на площадку выглянул мужчина в самом расцвете сил – сухопарый, подтянутый, с броской внешностью кинозвезды.

– А, окна приехали! – весело воскликнул он. – Заходи! Заноси! Помочь, может?

– Да не-е… – смутился Бородин. – Я сам.

– Ну, действуй. Не разувайся, у меня тут везде бардак! Успеешь до пяти? А то мы потом отъедем…

– Успею.

Валера подхватил раму и бочком отволок ее на кухню. Возвращаясь, он столкнулся в прихожей с гостем хозяина – молодым человеком его возраста и комплекции, с длинными волосами, стянутыми в пучок на затылке, с розовым шрамом на щеке.

Бородин таких недолюбливал – продвинутых, модных, не оказывающих респекта сапогам. А потому в День десантника с удовольствием их гонял.

Правда, у Валеры самого волосы были не стрижены, отросли по моде 70-х, но ему-то можно. Двойные стандарты.

– Привет! – сказал длинноволосый.

– Здоров, – буркнул Валера, подхватывая инструмент, но визави этим не ограничился, решив «сходить в народ».

– Демобилизовался? – спросил он, кивая на Валерин камуфляж.

– Да не-е… – ответил «народ» без охоты. – Это у меня, типа, спецовка. Я еще в поза-позатом году дембельнулся.