Исаев злорадно усмехнулся – танк стоял на склоне, открывая верх корпуса и башни, где броня была тоньше всего. Очередь легко пробила верхний люк, задевая моторный отсек. Горючее и боеукладка вспыхнули одновременно. Рвущиеся снаряды чудом не сорвали башню, лишь огонь рвался изо всех щелей, испепеляя все живое внутри корпуса.

– Готов! – возбужденно заорал Антон.

– Ага, – выдохнул Марлен.

Надо полагать, бедуинам было лучше видать сверху – крича и потрясая винтовками, они побежали к подбитым машинам, добивая немногих уцелевших.

Шейх мог быть доволен: трофеи перепали знатные.

– С викторией вас! – ухмыльнулся Лушин.

– И вас, – церемонно ответил Исаев.

Шейх Халид был очень благодарен Марлену, который, по сути, в одиночку отбил нападение заплутавшего итальянского отряда. А уж сколько нужных и просто красивых вещей досталось кочевникам! А оружия сколько!

Поэтому, когда истекла неделя, Халид исполнил свое давнее обещание – выделил верблюдов и дал проводника. Причем в дорогу Исаева с Лушиным снабдили по высшему классу – и водой обеспечили, и провизией. Бедуины редко ели мясо, но тут уж расстарались, напекли и наварили. И оружием обеспечили – выделили три автомата «беретта», с виду смахивавших на «ППШ» с плоским магазином-рожком.

Весь день Марлен с Антоном отсыпались да отъедались, а вечером, когда село солнце, тронулись в путь.

Их провожатый был молод, но преисполнен достоинства. Звали его Саид. Он важно объяснил Лушину, что поведет их от колодца к колодцу до самой реки.

Впрочем, прирожденная живость скоро смазала нарочитую суровость Саида. Еще не взошла луна, а бедуин уже вовсю болтал с Антоном, повествуя о тайнах пустыни.

Остановку по пути сделали совсем короткую, ради Марлена. Луна выбеливала пески и, чудилось, покрывала барханы изморозью – так было холодно. Пустыня быстро остывала после дневного зноя, поэтому даже скромный костерок из травы, нескольких веточек акации и пересохшего кизяка согревал озябшее тело.

– Вот ведь время… – задумчиво проговорил Лушин, подкладывая в огонь откопанный корень. – Бедуины приняли ислам, стали говорить по-арабски, но ведь это лишь в последнюю тысячу лет, а кто их предки, никто не знает. Раньше в этих местах проживали ливийцы, а западнее – гараманты. Может, и те самые древние египтяне, что строили пирамиды, тоже добавили своей крови бедуинам. Кто знает… Вот тот же Халид потчевал тебя всякими пустынными снадобьями. Может, эти его знания еще от гарамантов – те, говорят, сведущи были в знахарстве, как и в колдовстве, впрочем. И откуда взялись сами гараманты, тоже неясно. Античные авторы намекают, что предки этих полукочевников явились из-за моря. С Крита? Или из самой Атлантиды? Как теперь узнать?

– Ты веришь в Атлантиду? – улыбнулся Исаев.

Антон пожал плечами.

– Ну, как – верю… Тут надо точно знать. Понимаешь, Платон слишком подробно дал координаты Атлантиды. Разве так поступают, когда говорят о выдуманной стране? Не в тридевятом царстве, тридесятом государстве, а конкретно – за Геркулесовыми Столпами. Причем Платон в тексте, не помню уже, в «Тимее» или в «Критии», говорит, что за Атлантидой, дальше на западе, лежит земля, которая и ограничивает «тот истинный понт». Может, он Америку имел в виду?

– Может, и так, – проговорил Марлен, благодушествуя.

Сейчас его уже не грызло беспокойство – они возвращались домой, на Родину. Еще не было ясно, как именно добраться до родных мест, но движение уже начато, а с трудностями они справятся.

Антон беспокойно поерзал.

– Марлен… – начал он неуверенно.

– М-м?

– Я все эти дни хотел тебя спросить…

– Не тяни.

– Понимаешь, когда ты лежал в лихорадке, ты был весь мокрый, метался, просил пить… И бредил.

Исаеву стало зябко в душе, и он поежился.

– Бредил? – переспросил он, напрягаясь.

– Да… Только это был не совсем… разгул больного воображения. Ты не гонял чертей, как пьяницы, а вспоминал какую-то девушку…

– Наташу, – облегченно сказал Марлен.

– Да, ты звал именно ее! И еще… Ты постоянно просил прощения у матери… Извинялся… Хм… За то, что ты с батей здесь, а она осталась в будущем.

«Та-ак…»

– В будущем? – изумился Исаев, чувствуя, что фальшивит.

– Да, – негромко сказал Лушин. – Я постоянно дежурил у твоей… э-э… койки, я и Лейла. Но она-то по-русски ни бум-бум, а я все слышал. Как ты спорил с Бергом, как доказывал, что компутеры на больших интегральных схемах советская промышленность освоить не в состоянии, поскольку отсутствует планарная технология. Это я сейчас все составляю по порядку, а тогда пытался понять, о чем ты говоришь, и как-то связывал обрывки в целое. Компутер – это вычислитель?

– Компьютер, – сухо поправил его Марлен.

Антон вздохнул.

– Я узнал то, что не следовало знать шпиону? – грустно улыбнулся он.

– Честно?

– Честно, – твердо заявил Лушин, глядя Марлену в глаза.

– Если честно, то я не знаю, как к тебе относиться. Вот только какой из тебя шпион…

Антон покивал.

– Знаю, что очень перед тобой виноват. Ты едва не помер из-за моей нерешительности… Из-за моего идиотизма, можно и так сказать. И я не буду клясться, что приложу все силы и старания, дабы исправить ошибку, только потому, что ты терпеть не можешь пафос.

– Это точно…

Зависло молчание, но Марлен уже понимал, чувствовал, что сейчас, этой вот ночью в пустыне, должно что-то решиться, что Лушин не будет согласен на недоговоренность.

– Когда Мензис показывал мне фотографии «Ис-15», я был и удивлен, и уязвлен, и горд. Но потом, коварно… хм… проникнув в Центр, я удивился еще больше – и насторожился.

– Насторожился?

– Да. Слишком много было непонятного и необъяснимого. Понимаешь… Построить реактивный самолет за несколько месяцев с нуля невозможно. Нельзя заранее предусмотреть то, что проявится лишь во время испытаний. Испытания за испытаниями, переделки за переделками – вот что такое создание реактивной машины! Это бы заняло лет десять как минимум, но ведь никаких работ тогда у вас не велось – ни по турбореактивным двигателям, ни по аэродинамике. «Ис-15» появился сразу! А так не бывает. Признаться, я подозревал поначалу, что твой отец – перебежчик из Германии, из КБ Мессершмитта или Хейнкеля, но это оказалось полной ерундой. Я ведь могу сравнивать тот уровень, который достигнут в Британии, и тот, который я увидел в цеху у Ильи Марленовича. Они совершенно разные, и до вашего англичанам не дотянуться, как и немцам. Я не буду все перечислять, но было множество деталей, до которых никак не дойдешь сразу, без многолетнего опыта. И больше всего было похоже, что твой отец явился откуда-то с готовыми чертежами. Откуда, спрашивается? Ни одна страна мира не обладает тем, что можно увидеть в Центре! И разве дело в одних самолетах? А ваши радиофоны? Транзисторы – это же настоящий переворот в технике!

А ракеты? Локаторы? Телевизоры? Господи, да я видел в Центре то, что в Америке или в Европе появится в лучшем случае лет через десять-пятнадцать, а то и двадцать! Версии у меня были всякие… Кстати, о моей шпионской деятельности. Я регулярно передавал в Лондон сообщения, но, скажем так, обтекаемой формы: прибыл, устроился, втерся в доверие… Никакой конкретной информации от меня Мензис не получал. Да, насчет версий. Я, знаешь ли, люблю романы Уэллса, особенно «Войну миров»…

– Читывал, читывал…

– Тогда должен помнить, как там в конце было, после пришествия марсиан – сразу подъем пошел с прогрессом, люди освоили марсианские многорукие машины и прочую технику. Я и по-думал: а что, если так и в СССР случилось? Прилетели к вам марсиане, куда-нибудь в Сибирь, и передали технологии? Ну, может, и не по-хорошему передали, а вы их очень попросили… с применением танков. Или не марсиане вовсе, а обитатели Венеры…

Марлен вздохнул.

– На Марсе жизни нет, – сказал он с ноткой обреченности в голосе, – там холодно и очень разреженная атмосфера. А на Венере, наоборот, атмосфера очень плотная, как у нас в океане на глубине километра. И почти плюс пятьсот на поверхности.