– Короче говоря, – энергично сказал Берг, – надо делать установку для вытягивания монокристаллов. Взялись!

Прошла неполная неделя, а Марлен уже со всеми не только перезнакомился, но и сдружился, «влился в коллектив».

Аксель Иванович, побывав под следствием, не превратился в запуганного человечка, а, наоборот, словно выработал в себе иммунитет против охранительных систем – он смело прорывался и в НКВД, и в ГКО, доказывая огромную пользу своего новорожденного института для нужд Красной Армии, и ему выдавали если не карт-бланш, то, по крайней мере, мандаты с такими подписями, что ни один бюрократ не смел волокитить.

Вопросы решались быстро – Марлен с Михой, иногда прихватывая с собой Аркашку или Ромку, носились по всей Москве, свозя в ИРЭ приборы, копя материалы.

Опытную установку соорудили за двое суток. Именно так – Берг не зря говорил о передовой, проходившей через лаборатории. В институте не было привычки работать до пяти – и адью. Чаще всего задерживались до полуночи, иногда и ночевали, не покидая рабочих мест.

Да и куда уходить тому же Краюхину или Исаеву? Поневоле заночуешь в лаборатории.

Установка получилась немного громоздкой, зато заработала сразу после тестирования, никакие переделки не потребовались.

Краюхин, правда, хоть и неуверенно, заметил, что их «прогрессорская деятельность» не отличается честностью, все-таки Шокли, Бардин, Матаре и прочие физики, в это самое время бьющиеся над проблемами «йотатронов» и «дуодиодов»[265], были первыми по-настоящему.

На это Исаев ответил, что ему начхать на их первенство. В конце концов, Лосев, Иоффе и иже с ними тоже шли в передовиках. Да и не важно это. Главное – как можно скорее и с наименьшими затратами выдать готовый продукт!

Полупроводниковые приборы. Электронные блоки для зенитных ракетных комплексов. Радиолокаторы для самолетов. Легкие и «дальнобойные» рации.

А все прочее от лукавого…

«Сталь-11» летела на аэродром в Монино.

– Снижаемся… – пробормотал Ковальков, поглядывая в иллюминатор.

Полоса аэродрома стала наплывать снизу, и вдруг комиссар напрягся – по дороге к полосе быстро подъезжала вереница черных машин, «эмок» с «ЗИСом» во главе.

– Олег! – закричал Ковальков. – Посадку запрещаю!

– А… как? А куда?

– Заворачивай на Центральный!

– Есть!

Самолет выровнял полет и заложил вираж.

– Думаете, это за нами? – спросил Тимофеев.

– Не знаю, – покачал головой комиссар, – но лучше не лезть. Если Данилин обо всем настучал, то стукануть о нашем отлете он просто обязан.

Виктор кивнул, подумав, что выслать группу захвата можно на все аэродромы, хотя хватит ли держиморд?

И «Сталь-11» снова пошла на снижение.

К этому времени Центральный аэродром им. Фрунзе был единственным, где принимали пассажирские самолеты, хотя поправка на войну действовала и здесь.

Сели. Прокатились. Зарулили.

– Выходим!

Четверо вооруженных людей сразу привлекли к себе внимание охраны. Подбежавшим сержантам госбезопасности Ковальков предъявил свои документы и сразу потребовал машину.

Ничего, кроме такси, не нашлось, но автомобиль с шашечками оказался марки «ЗИС-101», так что влезли все.

Следов погони, облавы и прочих деяний Тимофеев не заметил. Отъехав от аэровокзала, «ЗИС» понесся по Ленинградскому шоссе.

– Останови на минутку, – попросил комиссар.

Выскочив из машины, он быстро прошагал к незаметному учреждению и скрылся за его дверями. Пробыл он там недолго.

Вернувшись, Ковальков скомандовал:

– В Сокольники!

«ЗИС» тронулся и погнал. Николаенков сидел впереди, Тимофеев сидел сзади, вместе с Ханом. Комиссар устроился рядом.

– Лаврентий Павлович сейчас на даче, – сказал он негромко, – нам это на руку. Переговорим обо всем без лишних ушей.

– И глаз, – добавил Виктор.

– Во-во…

Дача Берия представляла собой двухэтажный особняк с лестницей при входе, окруженный парком. Отдыхать здесь «лучшему менеджеру всех времен и народов» приходилось нечасто, нарком попросту менял один кабинет (в наркомате) на другой.

Охрана сразу приметила «ЗИС» и остановила машину. Первым вышел Ковальков.

Капитан госбезопасности выслушал комиссара, доложил о посетителях, кому нужно, получил «добро» – и дал отмашку.

Двое энкавэдэшников проводили всю четверку к дому, вежливо отобрав оружие.

Поднявшись по каменной лестнице, Тимофеев вошел в дом, оказываясь в большом холле, откуда лестница дубовая вела на второй этаж.

Сопровождавший посетителей капитан указал наверх.

– Поднимайтесь, вас ждут.

Виктор прошел к лестнице, ожидая, что ступени под ногами будут скрипеть. Нет, они даже не гудели – крепко делали.

Адъютант наркома Саркисов встретил посетителей наверху, принял шинели и проводил в кабинет.

Ничего помпезного в кабинете не было – обычная обстановка. Берия сидел за столом, перебирая бумаги, проглядывая какие-то документы в папках.

Ничего демонического в Лаврентии Павловиче не угадывалось, никаких примет кровавого садиста и похотливого самца. Да, здорово интеллигентики поплясали на мертвых львах – Сталине и Берия…

Тимофееву вспомнилось, как он сам кривился, слушая байки про то, как нарком разъезжал по Москве и снимал девок на ночь. Этим мелким пакостникам, что изобретали помойный компромат на Берия, даже в голову не приходила одна простая мысль: а когда, собственно, наркому заниматься пик-апом? Он работал, пахал, как лошадь, бывало, что и в две смены.

Нет, поначалу Вика верил наветам, но потом как-то ознакомился с любопытным документиком – списком любовниц, которых якобы содержал генерал Власик, начальник охраны Сталина. Список этот был состряпан следователями по приказу Хрущева, но самое поразительное, что «следаки» не слишком заморачивались, когда пришла пора клеветать на Берия – они накатали еще один список «несчастных женщин», якобы пострадавших от любвеобильного наркома, полностью переписав любовниц Власика. А кто бы их проверял? Не станет же Никита знакомиться с делом? Да и какая Хрущеву разница? Лишь бы обвинить Лаврентия Павловича, а задаваться ехидными вопросами (Берия что, предоставлял право первой ночи Власику?) было просто некому.

В это время нарком поднял голову, блеснуло его знаменитое пенсне, и он молча указал на диван – садитесь, мол.

Просмотрев все документы в папке, он отложил ее и со вздохом развалился в кресле. Сняв пенсне, отер глаза.

– Здравствуйте, товарищ Ковальков, – сказал он. – Учтите, у меня мало времени. Рассказывайте, что произошло.

Комиссар упруго поднялся и коротко, не вдаваясь в подробности, рассказал о произошедшем.

Тимофеев почти не слушал Ковалькова, ему куда интереснее было следить за Берия.

Нарком вначале был поражен, даже растерянность мелькнула на лице, потом в глазах появилось явное раздражение – как так, его отвлекать по такому… такому… слов нет! Или Ковальков пьян?

Но вот что-то иное прорезалось в лице Берия. Интерес, быть может? Желание поверить?

Дослушав, Лаврентий Павлович спросил:

– Вы точно знаете, что этот ваш Данилин поставил в известность Абакумова?

– Точно известно, что он звонил Абакумову, – ответил Ковальков. – В Москву мы прилетели на самолете, садиться должны были в Монино, но на подлете увидели черные машины, которые спешили к аэродрому, и не стали рисковать.

– Та-ак… – протянул нарком и посмотрел на Витьку. Смотрел внимательно, пытливо, без угрозы. – Вы действительно родились в будущем?

Тимофеев встал.

– Да, товарищ нарком. Я не знаю, как работает та штука, которую мы назвали порталом, но… вот…

Берия усмехнулся.

– Не знаю, как Абакумов, а я склонен вам верить, товарищ Тимофеев. На сумасшедшего вы не похожи, а выдумать такое, лишь бы объяснить отсутствие документов… Ну, это глупо. Однако, чтобы не позволить Абакумову нанести вред, и вам в том числе, нужны доказательства. Скажу так: если все правда, тогда вы, товарищ Тимофеев, и ваши друзья становятся источником поистине бесценных сведений, за которые те же немцы или англичане выплатят любую сумму.