В это время чадившая «двойка» вспыхнула поярче, и оранжевый свет упал на брыластое лицо регента. Усики регента дернулись, а глазки уперлись в Репнина.

– Полковник Лавриненко, – небрежно козырнул Геша.

Димитраш перевел.

– Где мой сын?

– Следует сюда, ваша светлость. Наши оперативники нашли вашего сына и освободили. Миклош жив-здоров, даже не ранен. Ну, разве что избит. Не нами, ими.

Репнин кивнул на пленных диверсантов.

В этот момент Репнин разглядел в Хорти всего лишь старого человека, тянущего на себе непосильную ношу. И у которого отобрали сына.

– Едут!

Начало светать, и в предрассветных сумерках Геша разглядел «Опель» в сопровождении четырех или пяти мотоциклистов. Напрягшись, он расслабился – было бы странно, если бы люди Судоплатова разгуливали по Будапешту в красноармейской форме, а разъезжали на «эмке».

«БМВ» с коляской, тарахтевший впереди, лихо завернул, и водитель в эсэсовской форме, но без фуражки, быстро подошел к Репнину, ориентируясь на полковничьи погоны.

– Лейтенант госбезопасности Фрейдлин, – представился он, потянул было руку к голове, чтобы отдать честь, но вспомнил, что голомозый, и опустил. – Доставили, товарищ полковник!

– Вы доставили, – ухмыльнулся Геша, – вы и передавайте!

Встрепанный, помятый Миклош-младший выбрался из «Опеля», огляделся и направился к отцу. Выглядел он очень неуверенным, но Миклош-старший презрел всякие условности и обнял сына.

Старшина Родин вздохнул, а Репнин подумал, что теперь им всем полегчает. Даже если те немецкие дивизии, что сейчас заперты на Балканах, и представляют опасность, то прямой угрозы СССР не несут. И войскам 1-го и 2-го Украинского в тыл не ударят – фронты не будут стоять на месте, уже сегодня они двинутся дальше на запад, в Австрию.

Пускай немчура поиграет в догонялки! Хотя венгры наверняка будут ставить им подножки. В Большой игре поменялись правила…

«Сейчас слишком много разговоров про «наркомовские сто граммов», мол, приучали наш народ к пьянству. Впервые Комитет обороны издал приказ про эти «сто граммов» еще в октябре 41-го. Но сразу был определен срок, когда выдавали спиртное – с октября по 1 мая. А уже в конце 43-го был подписан приказ, что выдавать их непосредственно перед выполнением боевой задачи и только тем, кто непосредственно задействован. А к концу войны этот круг еще более сузили и водку почти не выдавали. Скажу за себя. За все время на фронте я помню лишь считаное количество раз, когда нам выдавали водку. А сейчас некоторые деятели утверждают, что многие стали пьяницами на фронте, потому что каждый день выдавали. Да черта лысого! Я получал максимум десять раз. А остальное – трофеи.

В конце войны механиком у меня был Сомов Паша, сравнительно молодой, и он совсем немножко выпивал. А вот наводчиком был стреляный мужичок – Гаврилюк. Бывший председатель колхоза из Сибири. Так вот когда только объявляли, что сегодня выдадут водку, то он от возбуждения прямо из танка выскакивал и не знал, куда себя деть. Сразу начинал ладоши тереть. Я его спрашиваю: «Ваня, ну чего ты все время трешь?» – «Чего-то руки мерзнут…» – «Ничего, сейчас заряжающий принесет и прогреетесь!»

Австрия, Вена.

15 мая 1944 года

Люди порой воспринимают своих лидеров как небожителей, которым обычные человеческие слабости и привязанности чужды. И как же все поражаются, узнав, что те или иные перемены в «реал политик» были связаны вовсе не с макроэкономическими ожиданиями или туманными геополитическими расчетами, а с обычным чадолюбием. Или амурными переживаниями.

Все мы – люди, все мы – человеки.

Если бы подлая затея немцев – похитить сына Хорти – удалась, то отец поддался бы на шантаж и ради сохранения жизни любимому дитяте уступил бы свой пост Ференцу Салаши, «последнему союзнику Гитлера».

Салаши бы начал с того, что депортировал десятки тысяч венгерских евреев в лагеря смерти и затянул бы войну – немцы и венгры, отступая, уничтожали бы мосты, то и дело переходили бы в контратаки, сдерживая наступление Красной Армии.

Но не подфартило немцам, и 7 мая регент объявил по радио, что он думает о своих бывших союзниках в Берлине, опустившихся до сущих мерзостей.

А когда венгерские военные получили новый приказ, немцам пришлось худо. Красная Армия прошла через Будапешт, не разрушив ни единого дома, и двинулась маршем к границам Австрии, причем левый фланг 2-го Украинского фронта был усилен 1-й и 3-й венгерскими армиями. А в оперативном подчинении 3-го Украинского фронта находились 1-я болгарская армия (генерал-лейтенант Стойчев) и 3-я югославская (генерал-лейтенант Надь).

Немцы, однако, не собирались сдаваться. 6-я танковая армия СС, специально переброшенная с Западного фронта, и 6-я полевая армия, 2-я танковая армия (де Ангелис) и 4-й воздушный флот люфтваффе попытались нанести рассекающие контрудары, чтобы отбросить советские войска за Дунай. И тут преследовались две цели – ликвидировать угрозу южным районам Германии и сохранить последние из доступных немцам нефтяных месторождений в районе озера Балатон.

Немецкое командование действовало грамотно, хоть и в спешке. На один километр фронта бросались полсотни танков «Тигр-II» и «Пантера», многие из которых были оборудованы приборами ночного видения. Не помогло.

Немцы прорвали главную полосу обороны и увязли во второй полосе. На седьмой день боев вермахт был окружен, и началась бойня.

9 мая, будто бы в ознаменование будущего Дня Победы, войска 1-го и 2-го Украинских фронтов двинулись на Австрию. Третий рейх был совсем рядом…

Вена была готова к отражению штурма. На танкоопасных направлениях по внешнему обводу города были отрыты противотанковые рвы, установлены доты и дзоты, натянуты ряды колючей проволоки. Улицы Вены перегораживались баррикадами, а мосты минировались, почти все каменные дома готовились к обороне, а на чердаках, на балконах, в окнах, в подвалах оборудовались огневые точки.

Видя такое дело, командующий 3-м Украинским фронтом Толбухин и комфронта Черняховский решили не штурмовать город, а взять его в осаду.

Советские войска окружили Вену с трех сторон, а 9-я гвардейская армия обошла город с запада и отрезала противнику пути отхода.

Столица Австрии, вместе с остатками 6-й танковой армии СС, оказалась заперта – ни пройти, ни проехать, – а войска 1-го и 2-го Украинских фронтов продолжили наступление в направлении Линца и Зальцбурга.

Близилась оперативная пауза – следовало накопить сил для основного удара…

…Репнин устроился очень даже удобно – сложил вчетверо танковый брезент, уселся, а спиной к башне прислонился. Солнце пригревало, и броня была теплой. Хорошо!

Венский лес зеленел вовсю, птички пели, будто и нет никакой войны. Середина мая.

9-го числа Геннадий словно «примерял» будущий праздник к настоящему.

Ему лишь однажды довелось побывать на параде в Москве, да и то не на трибуне, а потом, когда пошли колонны «Бессмертного полка».

Тогда, помнится, ему настроение испортили лишь дурацкие декорации, стыдливо прикрывшие «срам» – мавзолей.

Чего, спрашивается, стыдиться? Или президент страны не имеет права приветствовать граждан с трибуны мавзолея?

Понятно, что по либеральным правилам жития так «низ-зя-я!».

А разрывать историю и общество надвое, с кровью – можно?

Либералам никогда не понять той людской гордости, которую испытывает всякий нормальный человек при слове «Победа».

Либералы наивны до безумия, они живут в выдуманном мире, уверовав в реальность разных теориек, вроде гендерной или мультикультуральности, и воспринимают окружающую действительность через кривые стекла своих измышлений.

Простейший силлогизм: если капитализм – это мещанский строй, а либерализм – основная идеология и философия капитализма, то исповедуют его – кто? Правильно, мещане.