А Отто Скорцени, в лучших немецких традициях, двинется к Венским воротам замка в 4.55 [961]. Дорога к ним вела единственная, так что встреча не сорвется. А от Венских ворот начинаются все четыре дороги Будайского замка.
– Ванька, передай Лехману и Полянскому – пусть по ту сторону дороги встанут. Там что-то вроде сквера – на аллее им будет удобно. Их цели в конце немецкой колонны.
– Понял!
– Корсуну скажешь, чтобы вторым танком занялся. Первый мы сами сделаем. Давай…
– Есть!
– Иваныч, позади у нас что-то вроде улицы… Баттяни, что ли? Загоняй танк туда.
– Понял.
– Федотов! В первом танке будет сам Скорцени, его надо взять живым. Поэтому не стреляй…
– А вы же сказали, тащ командир, что…
– Сказал! Не подумал потому что. Вань! Передал?
– Ага!
– Свяжись с Климовым. Скажешь, чтобы готовили гранатометчиков на первый танк. Только действовать аккуратно! Экипаж живьем брать.
– Понял!
Нетерпение не давало Геше покоя, но вот часы показали без десяти пять. Еще целых пять минут…
Все! Время вышло. И где же «главный диверсант Гитлера»?
– Товарищ командир! Лехман передает – едут! Четыре «Т-II».
– Внимание! По местам! Готовность!
И в этот самый момент показался венгерский патруль. Уж какой черт его принес именно в это время, не ясно, но шесть или восемь человек уперлись в танк, да еще и светили своими дурацкими фонариками. Раздался стук по броне. Осторожный такой стук – немцев здесь не любили, но боялись. А кто еще, кроме немца, выставит танк в Будапеште? Венгерский «Туран» и танком-то не назовешь…
Прихватив «вальтер», Репнин высунулся из люка. Языка он не знал, разумеется, но настроение было тако-ое…
– Какого хера тарабанишь? – вызверился он на «стукача».
Тот отпрянул в испуге.
– Ру-усский? – протянул неожиданно усач, сжимавший карабин. – Я понима-ать ру-уский. Что дела-ать русский?
– Русский спасать Миклоша Хорти! – со злостью выпалил Геша. – Немцы, – тут он театрально вытянул руку, – едут убивать регента! Погасить фонари! Быстро!
То ли голос подействовал на венгров, то ли знаток русского языка сумел перевести слова Репнина, а только фонари были погашены. Геша не стал залезать обратно в танк.
Он выбрался на броню и спрыгнул на землю. Позже Репнин и сам не понимал, почему так поступил, но тогда страха не было вообще. То ли бессонная ночь сказалась, то ли нервное напряжение, а только никогда прежде Геша не чувствовал в себе столько властного превосходства.
Он не просил венгров, не требовал, а приказывал, причем так, что его команда должна была восприниматься как веление Господа. И венгры слушались.
Четыре немецкие «двойки» прокатили мимо, направляясь к Венским воротам, и в этот момент грянул выстрел. Лязг и дробот «Т-II» нарушали предрассветную тишину, но грохот 107-миллиметрового орудия разрушил ее, смел, уничтожил.
Снаряд впился в борт «двойки», и взрыв подбросил башню, сорванную с погона. Подбросил всего на полметра, но веер пламени из-под башни фуганул так, что осветил всю площадь перед воротами.
Тут же грохнула пушка «ИС-3». Удар был такой силы, что «двойке», предпоследней в колонне, разворотило борт в районе попадания, вышибло люки и опрокинуло набок.
На этом фоне бронебойный от Степана Корсуна, доставшийся третьему по счету танку, прозвучал скромно. «Двойка», возглавлявшая колонну, остановилась и стала разворачиваться, но не тут-то было.
В свете горевшей бронетехники замелькали силуэты гранатометчиков. Пара выстрелов заставила танк замереть, а разведчики Климова уже поджидали экипаж.
Немцы полезли во все люки, спасаясь, и их тут же выдергивали на свет божий, вязали и укладывали.
Опознав Отто Скорцени, Репнин приблизился к нему и резко спросил по-немецки:
– Где Миклош Хорти-младший? Отвечай! Быстро!
– Не понимаю, – скривил губы «главный диверсант Гитлера».
А губешки-то подрагивают…
– Родин! Посади этого на землю! Ноги под гусеницу!
Скорцени сделал попытку воспротивиться, но куда там…
– А ну, сядь, к-курва! – пробасил старшина.
Отто шлепнулся на пятую точку, и его ноги оказались под гусеницей, позванивавшей внатяг.
– Иваныч, – скомандовал Геша мехводу, выглядывавшему из люка, – вперед, на чуть-чуть.
– Понял, товарищ командир.
Бедный, который мог танком аккуратно загнать гвоздь в дерево, тронул тяжелую машину. Правую ногу Скорцени ощутимо прижало, и он истошно заорал.
– Не-ет!
– Говори!
Захлебываясь, Отто сказал адрес.
– Климов, проверь экипаж. Там должен быть еще один гаденыш, фон Фелькерзам. Да вот он, дернулся, когда я его назвал. Привет, барон! И не притворяйся большим немцем, чем ты есть. Ты ведь родился в Питере!
– Что вам нужно от меня, – прохрипел Фелькерзам, – проклятый большевик?
– Проклятому большевику нужно знать, где сейчас находится Миклош Хорти-младший.
– Я не знаю.
– Родин!
Барон встрепенулся, завидев могутную фигуру старшины, и тут же, скороговоркой, выдал нужный адрес. Тот же, что назвал Скорцени. Слышать своего шефа Фелькерзам не мог, следовательно, надежда была.
– Ваня, срочно свяжись с нашими!
И минуты не прошло, как оперативникам был скинут адрес. Геша присел перед Скорцени.
– Если ты нас обманул, – усмехнулся он, – останешься без ног.
– Нет! Нет! Я сказал правду!
– Проверим.
В это время из ворот показались охранники, числом до взвода. Огня хватало, так что они сразу увидели, как башни у пары танков разворачиваются в их сторону. Венгры остановились.
Кто-то сдуру – или просто нервы сдали – выпустил очередь из пулемета, и тогда орудие «ИС-3» плавно опустилось. Венгры шарахнулись в обе стороны, убегая с линии огня, но выстрела не последовало.
Какое-то время все колебалось в неустойчивом равновесии, но потом в потемках замелькал белый флаг, и к танкистам выбрался комендант замка, бледный, как полотнище в его руках.
– Димитраш! Ты по-венгерски могёшь?
– А то!
– Объясни этому типу, что я советский офицер, посланный спасти регента, что я только что допросил немецкого диверсанта, который готовил убийство Миклоша Хорти, а ранее похитил его сына. Давай!
Молдаванин старательно перевел, и коменданта бросило в краску. Ощерившись, он едва не пнул Скорцени, его придержал Родин.
Комендант быстро заговорил, помогая себе руками.
– Он говорит, товарищ полковник, что немцы напали на цитадель в другом месте, силой до двух батальонов.
– Отвлекали внимание, – кивнул Репнин.
– Товарищ командир! – высунулся из башни Борзых. – Нашли!
– Живого?
– Ага! Сюда везут!
Репнин повеселел. Всякое, конечно, может случиться, но немцев в Будапеште немного, батальон от силы, всё животы свои кладут на линиях Маргарита и Аттила, так что шанс уцелеть у Миклоша был изрядный.
Обернувшись к коменданту, Геша раздельно сказал:
– Передайте его светлости регенту, что его сын спасен и скоро будет доставлен в замок.
Комендант, дослушав перевод Димитраша, бросился опрометью бежать и вскоре скрылся за тяжелой аркой Венских ворот.
– Тащ командир! А с пленными что делать?
– Связать и в Б-4. Они нам еще мно-ого чего расскажут!
Геша хотел поправить шлемофон и ткнул себя в щеку дулом пистолета. С недоумением поглядев на «вальтер» в своей руке, он сунул его в кобуру.
Вот что значит нарушать режим дня! Не поспал одну ночь, и все…
Репнин огляделся. Бронегруппа стояла хорошо, можно было открывать огонь «по всем азимутам». Автоматчики ненавязчиво маячили на заднем плане, держа ситуацию под контролем, но венгры в бутылку не лезли, держались в сторонке, зыркая только в сторону русских.
Неожиданно послышался автомобильный сигнал, и из Венских ворот выкатился роскошный черный «Майбах». Подкатив чуть ли не к самому «Т-43», отмеченному 102-м номером, лимузин остановился.
Вышколенный адъютант мигом выскочил, как черт из коробочки, и отворил заднюю дверцу. Оттуда вылез сам Хорти – в адмиральской фуражке, в черной шинели.