Андрей Михайлович ткнул бабушку Полю локтем в бок и наклонился к уху:

— Вот как-то так, Дмитриевна, цари и делаются.

— Вроде на Великое Княжение венчать собирались?

— Я бумажки перепутал.

— Придурок…

После некоторого раздумья Андрей Михайлович нашёл способ произвести впечатление на хана Касима, и не выглядеть при этом бедными родственниками. Встречают по одёжке, не так ли? Доспехи — та же одёжка, только железная. Правда, на претворение задумки в жизнь ушло шесть дней, пятьдесят литров бронзовой краски и некоторая сумма денег на покупку компрессора и краскопульта. Но потраченные средства и усилия стоили того — войско в однообразно покрашенных бронях и шлемах смотрится грозно и богато. Недолговечная красота быстро облезет, но неделю-другую должна выдержать.

За шесть дней рать увеличилась до двух тысяч человек, и некоторые горячие головы предлагали махнуть рукой на Нижний Новгород и прямо отсюда пойти воевать Шемяку. И таких горячих голов нашлось немало, причём солидный вес их мнению придавало согласие князя Изборского Ивана Евграфовича Еропки возглавить поход на Москву. Бывший окольничий Великого Князя Василия Васильевича горел желанием прославиться, и крепко утвердиться у престола нового государя, по нынешнему титулу равного ромейским кесарям и императорам Священной Римской Империи. Пришлось за ужином в тесном кругу разъяснять.

Князь, налегающий на диковинные заморские фрукты, не сразу расслышал вопрос, и получив тычок в бок от отца Евлогия, вскинул голову:

— Что?

— Я спрашиваю, — повторил Самарин, — ты в геополитике хорошо разбираешься, Иван Евграфович?

Изборскому было невместно признаться в невежестве, и он важно подтвердил:

— Изрядно разбираюсь. Сию науку ещё в младом возрасте превзошёл.

— Вот! Значит должен понимать политическую конъюнктуру.

— Чего?

— Того, — терпеливо пояснил Самарин. — С точки зрения международного права, Русь в настоящее время считается одним из улусов Золотой Орды. Так?

— Нет, не так! Да ты знаешь, на чём мы эту орду вертели? — возразил Изборский. — И где она теперь, та Золотая Орда?

— А я о чём говорю? Договор с Касимом окончательно подтвердит суверенитет Русского Царства. Особо отметим взаимное отсутствие каких-либо претензий, и заключим военно-торговый союз.

— Мудрёно говоришь, — ничего не понял Иван Евграфович. — Объясни проще, князь.

— Можно и проще, — кивнул Андрей Михайлович. — Пока противостояние с Шемякой со стороны выглядит обыкновенной усобицей, так?

— Истинно так. Да завсегда же те усобицы были.

— Но после договора и признания Касимом царского титула…

— Что после? — подался вперёд заинтересовавшийся Изборский.

— А в этом случае мы выступаем против бунта обыкновенного вора и татя, не желающего возвращения к старине. Ты же, князь, хочешь по старине, как пращуры жили?

— Да!

Старина… Вот волшебное слово, заставляющее местных жителей сначала застывать в благоговейном молчании, орошая бороду слезами умиления, а потом вспыхивать фейерверком искреннего восторга. Ведь всем известно, что в старину всё было лучше. И люди жили по несколько веков, и рожь давала урожай сам-двадцать, и солнце светило ярче, и подати были ниже, и коровы были толще, и… хм… и всё остальное тоже было толще. Золотой век, сгинувший в пучине безвременья из-за грехов и страстей человеческих.

Вернуть бы старину, и тогда — ух, заживём! Рай на земле наступит мгновенно и неотвратимо!

— По старине, говоришь? — на лице князя Изборского блуждала мечтательная улыбка.

— Именно так, — подтвердил Самарин. — Как во времена Святослава Игоревича, когда каждому воздавалось по заслугам его.

Уточнение Ивану Евграфовичу пришлось по душе. Род его хоть и вёл происхождение от самого Рюрика, но обеднел и захудал изрядно, и те же покойные Шуйские при редких встречах ухмылялись глумливо. Козлы душные, прости хоссподи…

По старине оно надёжнее и правильнее. А то ведь до чего доходит? Расползается из злокозненной Литвы поганый обычай мерить человека заслугами предков — дескать, ежели дед Полком правой руки командовал, так и титешному ребёнку то место от роду заповедано. А что хорошего может прийти из Литвы? Но находятся люди, желающие потешить непомерную гордыню мнимым возвышением хоть над кем-нибудь.

Опасения князя Изборского подтвердились при посадке на корабли. Никто не оспаривал главенство Андрея Михайловича, самого Ивана Евграфовича, или боярина Кутузова, но между собой именитые люди сцепились лютыми цепными псами.

То здесь, то там слышались вопли:

— Невместно Чистогузновым на третьей лодье! Мы завсегда поперёд Сухокобылиных стояли!

— Евлампий Чумичка от тысяцкого черниговского князя, а я от киевского! Не позволю!

— Стерво собачье!

— Сам ты пёс!

— Куды прёшь, харя? Муромские под Рязанью ходили, а мы испокон Великому Князю служили!

— Не трожь бороду, аспид!

— Да ты печенег копчёный!

Полина Дмитриевна, руководившая устройством юного царя на головной лодье, не стала дожидаться перехода рукоприкладства в поножовщину, и выстрелила дуплетом в воздух:

— О чём споры, люди добрые?

За несколько дней стоянки лагерем боярыня Морозова приобрела репутацию женщины суровой но справедливой, потому к царскому кораблю потянулись желающие получить эту самую справедливость. Её право руководить и судить тоже не оспаривалось — шутка ли, внучка самого воеводы Льва Мозыря, считавшегося погибшим на Куликовом поле, но выжившего и уведённого в полон, где женился на Шемаханской царице.

Причём слухи о происхождении возникли сами собой без малейших усилий со стороны Самарина. Ну, разве что самую малость — там проговорился, здесь оговорился, потом намекнул… И вот результат. Бабушка Поля сначала ругалась, но в конце концов махнула рукой и смирилась.

— Андрей, у тебя бумага с ручкой есть?

— На продажу везу два сундука, а тебе зачем?

— За надом! Не задавай глупых вопросов, Андрюша.

По приказу Полины Дмитриевны с лодьи на берег принесли скамеечку и раскладной столик:

— Итак, господа начальные люди, попрошу подходить со своими ябедами, нуждами и чаяньями. Кто как сюда прибыл, в той очерёдности и подходит.

Требование признали разумным, и после короткой потасовки перед столом встал первый претендент на почётное место. Он долго перечислял родословие и заслуги предков, но как только перешёл от собственных достижений к пожеланиям, был остановлен.

— Я услышала тебя, честной дворянин Сухокобылин. Следующий кто?

Очередь оживилась и столу с достоинством прошествовал второй соискатель. Поклонился, касаясь рукой земли:

— Здравия тебе, боярыня! Матвей Передряга челом бьёт…

Отплыть в этот день не получилось. Да и на другой всё закончилось ближе к вечеру. Осатаневшая от бесконечной писанины Полина Дмитриевна махнула рукой, и по её знаку принесли золочёный ларец, в который и была бережно уложена толстая пачка листов. Все замерли, ожидая приговора по правде и справедливости.

— Ну что же, — устало улыбнулась Полина Дмитриевна, — деяния ваших славных предков настолько велики и похвальны, что записи о них будут вечно храниться близ престола Государя. Так же оные списки отныне и до скончания веков станут сопровождать Царей Русских в походах воинских, в государственных заботах и иных случаях.

Радостный гул стал ответом, а боярыня Морозова прокашлялась и повысила голос:

— А вы, бараны, того не заслужили! Местничество — суть прелесть латынская, и уличённый в ней будет повешен без чести, покаяния и причастия, ибо такова воля Государя Иоанна Васильевича. По местам стоять, с якоря сниматься!

Каждое уважающее себя государство должно иметь разведку, или ходя бы деньги на покупку информации. Почтенный ростокский купец Альбрехт Штитцер знал это как никто другой, потому что будучи официальным соглядатаем Ганзейского Союза в землях диких московитов и тартаров, оказывал услуги датской короне, Великому Княжеству Литовскому, Польше, и совсем немного Венгрии. С последними всё понятно — татары постоянно тревожат набегами, и вовремя узнать о намерениях самого сильного из противников дорогого стоит. С датчанами тоже — недавнее поражение от Ганзы и заключение невыгодного мира поневоле заставят искать союзников хоть за краем света. Но какого герра тойфеля ищут здесь нищие поляки?