Гори, гори ясно!

Пламя вспыхнуло сразу, загудело, жадно облизывая сухое дерево.

Оттолкнувшись веслом от горящего корабля, Бородин смотрел как завороженный на пляску огня. «Вепрь волн» уже полыхал, клубящееся полотнище пламени поднималось высоко – выше мачты, если бы она стояла. Горела снекка почти без дыма, а потом зачадило – это занялись парус и кожаные снасти.

«Морской конь» разгорался еще пуще, полыхая с носа до кормы, вознося в небо наклонный столб искр и копоти.

– Жалко, – вздохнул Сигбьёрн.

– На войне как на войне, – сурово сказал Роскви.

Уходя от копейного тычка, Эваранди выгнулся так, что и Нео «матричный» позавидовал бы.

Моментом, как говаривал Семен, он гибко выпрямился, словно наклоненное недоброй рукой и отпущенное деревце.

Перехватив одной левой копье, за которое держался дренг в скособоченном шлеме, Костя рванул его на себя и принял бойца на меч.

Заскорузлый кожаный панцирь с бляшками клинок просадил мигом, взрезая накачанный пресс, кишки и прочую требуху. Дренг содрогнулся, уже и рот раскрыл, собираясь крик издать, но из глотки хлынула темная кровь, окатывая Плющу штаны – слава Богу, кожаные.

Дренг сникал и падал, Костя едва поспевал выдернуть меч из его нутра.

Поспел.

Знать, мало было просто родиться во фьордах, чтобы викингом зваться!

Не все тут боевые машины, переть на которые все равно, что на танк с голыми руками бросаться…

А тут опять копейщик и снова норовит тушку Костину будто на вертел насадить.

Плющ резко уклонился вправо и рубанул сбоку в шею, между кольчугой и краем шлема. Но дренг ему попался натасканный – он вздернул плечо и принял удар на выпуклую, гнутую пластину наплечника.

И тут же отскочил влево, щеря редкие зубы, разворачиваясь и целясь наконечником Плющу в лицо.

Ага, щас…

Топор Хродгейра втесался в дренга, словно колун в чурку. И не стало дренга.

– Близняшкам подсоби! – крикнул Кривой.

– Ага!

На Вагна с Хаддом насели сразу четверо ярящихся, утробно хэкающих при каждом ударе хирдманов.

Вдвоем близняшки уделали самого опасного, в дружине поседелого хольда, а после увидали Эваранди и ощерились весело – силы вроде как сравнялись!

Втроем они прижали людей сэконунга, да так, что тем и вздохнуть некогда было – бейся на пределе или сгинь. Чуть дашь слабину, сразу же удар пропустишь, и будет это последняя слабина в жизни.

Костя разгорячился по-настоящему именно сейчас, когда стоял плечом к плечу с Вагном и Хаддом и чувствовал, что эти обязательно прикроют, поскольку он свой, не сдадут, не бросят его, отступив.

А это какое же доверие надо испытывать, чтобы стоять заедино, полагаясь на товарища полностью и всерьез!

Вместе было легче одолевать противника, хотя выкладываться приходилось по-полной, через не хочу и не могу.

Не хочешь? Умри!

Не можешь? Передавай привет красотке Хель!

Ожесточенно орудуя клинком, уделывая своего ворога, помогая близняшкам прикончить их супротивников, Плющ выдохся, пока не полегли все ярившиеся и хэкавшие.

Вагн хлопнул его по плечу и бросился к площади. Костя рванул было туда же, но его затормозил голос Хродгейра:

– Эваранди! На крышу!

Костя понял и с разбегу взобрался на пологий скат длинного дома, поросший травой на манер холма.

– Не провалимся? – спросил он одышливо, протягивая руку Кривому и подтаскивая его повыше.

– Не должны.

С высоты картина открывалась прямо-таки эпическая.

Уже и в помине не было всяких стен, клиньев, городов и прочих построений – битва распалась на дуэли, когда один на один или трое на одного.

Случалось, что и один на двоих.

Крики живых и умерщвляемых полнили воздух, целая толпа мужиков поднимала пыль, а сталь разящая так и мелькала, пуская веселенькие зайчики, которых местные звали солнечными котятами.

Стратегия Хьельда конунга сработала-таки, нынче за Гунульфом уже не было прежнего превосходства в живой силе – от всего его воинства уцелела едва ли половина.

Хьельдов хирд тоже понес потери, но куда меньшие.

И ведь надо помнить о моральном превосходстве – люди конунга сражались за свою землю, за свои семьи, против жадных находников, охочих до чужого добра.

Уложив половину «сборной» Гунульфа, Эйвинда и Торгрима, они деморализовали тех, кто в остатке, отняв у них надежду не то что победить, а хотя бы выжить.

– Вон! – указал Хродгейр в сторону торга. – Вон где наших прижали! Айда!

Не спрашивая Плюща, согласен ли он подсобить прижатым (а о чем речь, ежели надо?), Кривой съехал по травке во двор и почесал задами, по узкому проходу между домами и частоколом, пока не выбрался в район лавок и складов.

Костя бежал следом, испытывая драгоценное чувство товарищества и то превосходство защитника, что придает сил и упорства. Он в глаза не видел валеркину бабу Лену, не знает, где Андотт, да они оба, если честно, не слишком-то и занимают его мысли.

А вот Эльвёр… Девушка где-то там, за его спиной, она надеется на него, на его смекалку и умение противостоять, на его храбрость.

На победу.

И подвести Эльвёр никак нельзя.

Огибая очередную клеть[807], забитую пустыми бочками, Хродгейр вырвался на маленький пятачок между торговыми рядами и с ходу ввязался в драку.

Здесь, в тесноте и обиде, рубились викинги Гунульфа и Хьельда, рубились отчаянно, до последней капли крови.

Воины, среди которых Костя узнал Ракни и Эгиля, наседали на молодых хирдманов Хьельда.

Молодых да ранних – хоть в меньшем числе, они удерживали-таки более опытных противников, превозмогая их навыки удалью и презрением к смерти.

Долго так продолжаться не могло, ибо безумство храбрых вскоре уступит холодной расчетливости, сменившись смертью храбрых.

И тут секира Хродгейра пришлась очень кстати.

Первым умер Эгиль – Кривой с маху рассек ему бок, отрубая заодно и руку с мечом.

Ногой оттолкнув падавшее тело, Хродгейр подхватил левой рукой оброненный клинок и пошел зверствовать дальше, пластая врага в обе руки.

Костя прикрывал ему спину, добавив пару раз контрольные удары, как вдруг оказался лицом к лицу с тем самым белокурым дренгом, которого обезоружил еще в Тролльвике, на виду у Гунульфа сэконунга.

«Белокурая бестия» его тоже узнал, взмахнул старым саксом, желая одним ударом покончить с обидчиком, но Плющ отбил клинок. В это мгновенье он различал малейшие детали, вплоть до пятнышек ржавчины на лезвии скрамасакса и капелек пота на ожесточенном лице противника. Вспомнился последний турнир и дю Барнстокр… Как он тогда сожалел, что лишен возможности выйти на бой с настоящим рыцарем или викингом, чтобы все было не понарошку, а взаправду.

Так вот оно, исполнение желаний!

Дренг был быстр, но слишком горяч, а оттого тороплив. Махи его не впечатляли отточенностью и страдали излишествами.

Сакс мелькнул, совершая обманное движение, но Костя не повелся.

Его меч разрубил белокурому горло – темная кровь так и брызнула, словно из кувшина выплеснули рубиновое вино.

Викинги дрогнули и стали отступать, а тут и Ракни пришел конец – с ближайшей крыши прилетела меткая стрела.

Хирдманы Хьельда пошли в атаку, а Кривой махнул секирой в сторону длинного дома.

– На крышу? – сообразил Костя.

– Туда!

Потеснив стрелков, засевших на земляной кровле, Плющ стал на колени, осматривая поле боя.

В это самое время в сече произошёл перелом – хирдманы сэконунга начали отходить. Отступление не перешло в бестолковый драп, все-таки и на стороне Гунульфа сражались настоящие воины, сильные, храбрые, закаленные в битвах, но некая поспешность в прореженных рядах дружины наблюдалась-таки.

Конунговы люди выжимали врага с территории поселка, ставшего ловушкой-загоном, но особо не геройствовали – силы берегли.