– Огонь!

Выстрелы почти не были слышны за ревом мотора, только пулеметчик наверху «Ганомага» нервно завертел головой. Но тут мощный фугас под «Арт-штурмом» взорвался, приподнимая самоходку на огненном облаке и опрокидывая. Нервному немцу за пулеметом осколок отрезал голову – чисто, будто лезвием. Немецкие мотострелки уже выпрыгивали из машин, щелкая затворами, унтеры со «Шмайссерами» в руках громко лаяли на немецком, раздавая команды.

– Митя, прикрываешь!

– Товарищ майор, может, я сам?

– Обойдешься. Иволгин! Але? Что там?

– Готовы, товарищ майор! Ждем, пока эти все выгрузятся!

– Машины, главное, не попортите!

– Сбережем!

Зарокотал «ДШК», кромсая тела немецких солдат. Те заметались, ища укрытия, и тут из окошек полуподвала, словно из амбразуры, заработал еще один пулемет. Немцы бросались на землю и отползали к стенам, тогда над разрушенной стеной второго этажа выросли погранцы с «ППД», отстреливая врагов, будто в тире. Хорошо бы немчуру гранатами закидать, да нельзя. Вдруг «Опели» пострадают? А ехать на чем?

Судоплатов бегом выбрался в обширный двор, огороженный мощным забором, и проскользнул наружу. Прямо навстречу ему выскочил растрепанный гауптфельдфебель (в нижней части рукавов кителя у него имелись две кольцевые галунные нашивки). Павел выстрелил аккуратно, целясь немцу в переносицу, чтобы не испачкать форму – пригодится в хозяйстве. Унтер упал, а Судоплатов подхватил его «МП-40», сразу дав короткую очередь по парочке орущих «дойчланд-зольдатен». Те разом заткнулись. Перебежав к складу, Павел застрелил водителя, не знающего, то ли сдаваться ему, то ли просто прикинуться ветошью. Долго думать вредно.

Особой опасности Судоплатов не чувствовал – пулеметчики положили едва ли не всех, «Ганомаг» и самоходки забросали гранатами, на всякий случай. Кто-то мог притаиться в кузове, вот этих они с Медведевым и должны зачистить.

Первая машина – пусто. Вторая – водитель убит, вывалился наружу, в кузове никого. Третья… Ага! Перепуганный фриц изо всех сил тянет руки вверх.

– Выходи!

Немец умудрился спрыгнуть на землю, не опуская рук. Здесь-то его и пристрелили – не пачкать же машину. Четвертая…

– В пятой чисто, товарищ майор!

– Контроль!

Бойцы пробежались, делая контрольные выстрелы.

– Все, уходим! Капитан, отворяй ворота!

Трошкин с Шереметевым живо оттянули тяжеленную воротину – паровоз проедет.

– Володя! Данила! Юра! Миша! Коля!

Названные быстро заняли места за рулем и тронулись с места. Завести «Опели» во двор было минутным делом.

– Оружие и целую форму!

– Есть!

Винтовки тащили охапками. Подсумки, гранаты, пара «Вальтеров»… Немецкий пулемет – и пара черных жестяных тубусов с запасными стволами («MG» быстро перегреваются)… Судоплатов быстро раздел «своего» унтера. Стянул с себя гимнастерку. Брезгливо морщась, надел еще теплую белую майку, накинул китель, подпоясался. Аллес гут!

Внимательно оглядев водителей, спешно переодевавшихся в немецкую форму, Павел дал знак остальным – старичкам, что следовали за ним еще из Ружанской пущи, и новичкам, «рекрутированным» уже здесь, в Гродно.

– По машинам!

Судоплатов спешил, ибо в их положении каждая минута промедления могла стоить очень дорого, по цене жизни. Фашисты еще только занимают город, подавляя очаги сопротивления, но очень скоро они возьмут ситуацию под контроль, Гродно наводнит фельджандармерия, потом и СС заявится, и что тогда делать? Уходить в подполье? Спасибо, у них другие задачи…

– Выдвигаемся!

Пять «Опелей Блиц», ворча моторами, неторопливо выбрались на соседнюю улицу и двинулись прочь из города. Один раз их колонну обогнал «Ганомаг», полный хохочущих унтеров с откупоренными бутылками вина в руках. Пьяненький штабс-вахмистр протянул через бронированный борт сосуд Павлу, и тот не стал отказываться. Ухватившись за горлышко, он заорал:

– Прозит!

Едущие рядом нацисты поддержали его восторженным ревом. Судоплатов отпил из горла и передал бутылку обратно. Штабс-вахмистр чуть не прослезился от такого единства среди камарадов. Тут «Ганомаг» дал газу и стал удаляться.

«Опели» вывернули на забитое шоссе и покатили на восток. Чувствуя послевкусие бургундского, Павел скривился – теперь, всякий раз пригубливая вино, он будет вспоминать эту встречу и город, оставленный за спиной.

А. Я. Марченко, политрук 3-го батальона 59-го танкового полка:

«Помнится, как наши быстроходные танки «Т-26» устремились на вражеские «Т-III» и «Т-IV», как впереди и по сторонам от моей «тридцатьчетверки» начали вспыхивать немецкие и наши танки.

Наши горели чаще, потому что броня у них была в два раза тоньше немецких. Не забывается и то, как мой механик-водитель Андрей Леонов метался то вправо, то влево, спеша со своей неуязвимой «тридцатьчетверкой» на выручку товарищам, как мы в упор расстреливали врага.

Бой шел с переменным успехом. Не один раз полк отбрасывал немцев на несколько километров, но они после бомбежек и артобстрелов снова атаковали, и танкисты вынуждены были пятиться, оставляя на холмах горящие машины.

Я не запомнил, сколько раз они нас атаковали, но Андрей утверждал после, что мы отбили более десяти атак.

Броня нашего танка была вся усеяна выбоинами и вмятинами от вражеских снарядов. Мы оглохли от их разрывов, от бомб, которые то и дело сыпались на нас с неба в промежутках между атаками. Тяжелый бой вел справа от нас и другой полк нашей дивизии, которым командовал майор Черяпкин».

В принципе, размышлял Судоплатов, их рейд удался: уезжали три машины, возвращаются пять. И полку прибыло. Да и десятки немецких винтовок и автоматов тоже нелишние. Вот только…

– Как бы нас свои по нечайке не постреляли, – выразил его опасения Володя.

– Это вряд ли, – попробовал его утешить Павел. – Ушли наши.

Шофер вздохнул. Ушли…

– Товарищ майор, а как с ним… того…

Боец протянул Судоплатову трофейный «Шмайссер».

– Это «МП-40», у него нет предохранителя. Вот, смотри – это затворная рукоять, она во-от сюда, в эту прорезь заводится, и стопорится. И еще. За магазин автомат не держи – заклинить может. Хватайся за приемник, вот, куда магазин вставляется, или за цевье. Понял?

– Так точно!

Дорога на большом протяжении была пустынна. Частенько попадались трупы людей и лошадей, сгоревшие или перевернутые автомобили, раскиданные вещи – пустые, видимо, выпотрошенные кем-то чемоданы, тряпки, газеты. Однажды встретились цветочные горшки с геранью и прочими произрастаниями, аккуратно выставленные вдоль обочины. Видать, женщина, души не чаявшая в цветах, не смогла забрать с собой «зеленых друзей», вот и оставила – вдруг подберет кто? В другой раз «Опели» съезжали на обочину, чтобы обогнуть разбившийся «Мессершмитт» – обломки самолета загромоздили проезжую часть, а хвост торчал из груды обгоревших кусков, как памятник.

За Волковыском стали попадаться беженцы. Сперва они с надеждой тянули руки – подкиньте, мол, – но стоило им разглядеть, что за грузовики приближаются к ним, как люди бросались в стороны, волоча за собою детей и пожитки. Один раз даже выстрел донесся из придорожного леска, дырка в тенте появилась.

Прежней дорогой решили не ехать, уж очень далеко на запад отклоняется, можно было нарваться на немцев, а Вермахт сейчас попрет огромными, бесконечными колоннами – сотни танков, грузовиков, бронеавтомобилей. Дать бой разведчики-диверсанты смогут, только он станет их последним и ничего не решающим. И трофейные «Опели» свернули на проселок. Проехав километров пять, наткнулись на новенькую «тридцатьчетверку» – совершенно целую, брошенную экипажем.

– Горючка – йок! – сообщил Рустам Гияттулин.

– Понятно, – буркнул Судоплатов. – Муха! Надо заминировать изнутри и подорвать – не надо немцам такие подарки оставлять.

– Сделаем, товарищ майор!

Зарядив взрывчатку, подрывники шустро покинули «Т-34», а через минуту рвануло – толовые шашки вместе с боекомплектом буквально выдули люки выхлопами яростного пламени, сорвали с погона башню и уронили ее обратно. Гулкий грохот волною пронесся по лесу, пугая зверюг и птах.