– Операция «Квадрига» идет полным ходом, – доложил кентурион. – Мы подкупили Децимиана, раба, что служит лампадарием в доме Нигринов, и он шепнул мне пару слов… Так вот, те две алы арабских конников, что собрались в Капуе, трогать не надо…

– То есть? – нахмурился Аттиан. – У меня все готово…

– Арабов собираются этой ночью перевести ближе к Риму, – перебил достопочтенного Волкаций, – и разместить на вилле Клодия, что на южном склоне Альбанской горы, между рощей Дианы и Ферентинской рощей!

– Ага… – протянул префект. – Да, это меняет дело! Ты предлагаешь встретить их по дороге?

– По дороге? – механически повторил Волкаций. – Нет, многие разбегутся, и лови их потом… Лучше накрыть всех прямо на вилле!

– Правильно мыслишь, – кивнул Аттиан. – Сделаем так… Ты расставишь своих людей по всем дорогам – по Тибуртинской, Номентской, Латинской и Лабикской, по обеим Ардейским, по Лаврентской… Короче говоря, по всем! Путь не перекрывать, просто следить, кто и куда движется. Всякие подозрительные группы негласно сопровождать! Особенно если встретятся темнокожие…

– Да, достопочтенный…

– И еще. Пусть твои люди займут посты по городу – на форуме, на Палатине, везде. Дома Нигрина, Пальмы, Цельса взять под наблюдение, засылайте агентов, подкупайте рабов и слуг!

– Да, достопочтенный. Я могу идти?

– Ступай, Волкаций… Я надеюсь на тебя.

– Я не подведу, достопочтенный…

Аттиан проводил Тула и подошел к окну. Внизу маялся Децим Юний.

– Децим! – окликнул его префект. – Срочно найди мне кентурионов Публия Цервия, Веттия Хилона, Невия Турпиона и Авла Веленция! Мухой!

– Будет исполнено!

Децим почесал в расположение, а обратно примчались пятеро. Аттиан построил кентурионов и дал вводную:

– Сегодня ночью займете виллу Клодия. Всех, кто будет на месте, арестовать и спрятать до утра в эргастул.[536] Ночью туда прибудут две алы конников-арабов… Ваша задача – всех впускать и никого не выпускать! Все арабы до единого, должны быть уничтожены!

– Ночь будет лунная… – осмелился вставить слово Авл Веленций. – Но все равно темновато…

– Вкопаете в землю десятка два амфор из-под зерна и наполните маслом на две ладони! Расставите в нужных местах светильни на треножниках и тоже заправите! Когда арабы войдут, по сигналу зажгите огонь! И вот еще что… Никто не должен видеть и слышать, что происходит на вилле Клодия. Проберетесь туда пешком, всем бойцам выдайте черные плащи. Публий Цервий! Набери до полусотни верных вигилов, пусть постоят на страже, не подпускают любопытных к вилле. Исполняйте!

Кентурионы выбросили руки, отдавая честь.

Стояла глубокая ночь, но яркая луна заливала холмы и долы, выбеливая храмы, углубляя черноту рощ и садов. Хвала Аль-Иляху!

Нахар ибн-Унфува таращил в темноту зоркие, круглые как у совы глаза. Позади него мерно топотали конные сотни. Проводник, молчаливый эллин с клеймом на плече и на лбу, ехал рядом с Раххалем, но не обращал на шерифа внимания. Презирал? Раххаль усмехнулся. Пусть только до места доведет, там разберемся…

Алы шли полями и лугами, в удалении от дорог, обходя поселки и виллы.

– Долго еще? – спросил шериф.

Эллин мотнул головой.

– Кориолы мы уже миновали, – сказал он глухо, – сейчас проедем меж двух озер, оставляя слева Арицию… Еще миль шесть.

– Один фарсах![537]– успокоенно кивнул Раххаль.

Склон Альбанской горы, заросший кустарником и редкими чащами, был пологим и движение конницы не задержал. Вскоре конь Раххаля выбрался на обширную террасу, поросшую высокой травою, блестящей в лунном свете, как гибкие клинки. Нагромождением темной зелени предстала вилла Клодия.

– Пришли! – сообщил эллин и показал рукой: – Ворота с той и с этой стороны!

– Ал-Ала ибн ал-Хидрими! – негромко проговорил Раххаль. – Шаран ибн-Мурара! Ваши сотни заходят в передние ворота! Вашхия ибн-Харб! Икрима ибн-Абу-Джахль! Заводите своих в правые!

Конная лава разделилась на два потока и устремилась к высоким решетчатым воротам в каменной стене, ограждавшей парк и сад виллы Клодия. Не глядя, Раххаль вытащил кинжал и ударил без замаха, по рукоять всаживая лезвие под сердце эллину, не проявившему к Нахару ибн-Унфуве должного почтения.

Арабы разошлись по аллеям парка, их кони топтали клумбы, поднимая хвосты, валили навоз на мраморные плиты.

– Закрывайте ворота! – приказал Раххаль.

Смазанные петли не скрипнули, замкнули кованые створки с негромким лязгом. Заухал филин… И тут же десятки ярких огней занялись по всей вилле, поднялись, заплясали столбы яркого пламени, высвечивая каждую аллейку, каждую полянку с торчащей посередке статуей или брызжущим фонтаном. Завыли сотни черных демонов ночи, появляясь ниоткуда, и сотни клинков обрушились на арабов, сотни стрел прилетели из тьмы, обрывая жизни сынов пустыни. Кони испуганно визжали и ржали, орали всадники, стучали копыта, и лязгала сталь. Эхо загуляло по парку, отражаясь от стен виллы и затухая среди деревьев.

– Мечи вон! – заорал Раххаль. – Бей! Бей!

Стрела пронзила ему руку. Еще одна пригвоздила ногу к луке седла. Нахар зарычал, перебрасывая меч в левую ладонь, и тут справа возник человек в черном плаще. Молча и деловито он проткнул Раххалю бок длинной спатой, прорезая печень и останавливая сердце…

Рассвет, проливший на виллу призрачное сияние раннего утра, неразличимо смешал зарю с туманом и белесым чадом погасших светилен. В сером сумраке бродили зловещие фигуры в черном, словно слуги Плутона, собиравшие души грешные.

– Публий! – глухо сказал один из черных. – Телеги полны!

– Уводите их! – ответил другой, закутанный в плащ до бровей. – Трупы сбросите в каменоломню! Невий знает, где это! Рабов заставьте черпать воду и смывать кровь с плит!

– Все сделаю в точности!

– Веленций! Скажи своим, пусть соберут оружие!

Прогрохотали телеги, увозя страшный груз-200. Испуганно фыркая, ускакали лошади, направляемые пастухами. Вигилы, расставленные вокруг поместья, зевали, заученно отвечая ранним пташкам – молочницам и хлебопекам из соседних вилл:

– Ничего особенного не случилось. Загорелось сено на вилле Клодия, пожар ликвидировали, никто не погиб…

Слухи о пожаре малость оживили сонную деревенскую тишь, дали повод многочисленной бездельной челяди посудачить, да и затухли к прандию.

Обратный путь прошел без особых приключений. За Антиполисом – будущим Антибом – четверо гладиаторов и их рабы съехали с дороги к морю и хорошенько выкупались. А то что же это получается? Два раза проехали по Ривьере и ни разу не окунулись?!

По виа Латералис добрались до Фреген и свернули к Риму. У самой черты города, там, где дорогу пересекала новенькая аркада акведука Августа Траяна, лобановцев остановили двое торговцев, тут же, на обочине, выпекавших пирожки и подкармливавших ими прохожих да проезжих. Старший из торгашей, благообразного вида, бедно, но опрятно одетый, поднял руку и обратился к Лобанову:

– Не ты ли тот рудиарий, кого называют Сергием Роксоланом?

– Ты обратился по адресу, – ответил несколько удивленный Сергей. – Слушаю тебя.

– А… такие маленькие квадратики из кожи, с печатью… сами-знаете-кого… – вкрадчиво заговорил торгаш.

Сергей достал «аусвайс» и сунул пирожнику под нос.

– Ага! – удовлетворился тот и протянул Лобанову сложенные вощеные дощечки, добавив значительно: – От префекта!

– Ты – фрументарий? – прямо спросил Искандер.

Лжепирожник покосился на дака, египтянина, венеда и галла, скромно державшихся в сторонке.

– Это наши рабы! – добродушно прогудел Гефестай. Акун и Кадмар оскалились.