Пилоты злились на неведомых «коекакеров», но когда сами ездили на завод принимать технику, возвращались хмурые, пряча глаза.

Ведь кто собирал самолеты? Девчонки, женщины, пожилые мужики да сопливые пацаны. Старались, бедные, по две смены, бывало, вкалывали – и смотрели на летчиков голодными глазами.

Ну, нельзя было прокормиться на их тыловые пайки! И каково было пилотам, трескавшим котлеты да макароны по-флотски?

Да, конечно, они воевали, они находились на передовой, гибли или оставались калеками, безногими да слепыми. Все это так, но когда видишь худенькую, изможденную девчушку за станком, все слова о недоделках проглатываешь. Чувствуешь себя виноватым – уж больно долго ты воюешь, товарищ военлёт! Пора бы и разбить немчуру, чтобы эти дети, припаханные в холодном цеху, хоть малость отъелись…

– Готово, тащ генерал!

Жилин в два прыжка приблизился к «мигарю» и буквально взлетел в кабину.

«Ю-87» уже готовились к пикированию, когда «МиГ» поднялся в воздух и стал набирать высоту. Всего три «Мессера» сопровождали бомберы, по одному «худому» на девятку. Вон они, вьются…

«Ишачки» уже нападали на «лаптежников», те огрызались. Один «И-16» не сумел увернуться и попал под раздачу. «Мессершмитты» медлили, словно не решаясь вступить в бой, или же дожидались подкреплений.

Переговоров немцев Иван не слышал – рации на «мигаре» не стояло, но, судя по всему, подмоги немцам не обещали. Все трое, одной плотной группой, напали на «И-16».

«МиГ», поднявшись на четыре тысячи метров, свалился в пике, заскользил почти бесшумной тенью, набирая скорость.

Жилин немного досадовал на «облегченный» вариант вооружения истребителя – всего-то крупнокалиберный пулемет БС да еще два ШКАСа. А у того же «ишачка» вместо «Березина» – две пушки. Есть же разница?

Он открыл огонь за двести метров, хотя, чтобы влупить «лаптежнику» как следует, надо бы пустить очередь с полусотни, хотя бы с семидесяти, почти что в упор. Но не было времени – «Юнкерсы» уже опрокидывались в пике, и их сирены завывали, нагоняя жуть.

Ведущего Иван не смог достать – тот уже сбросил пару бомб и выходил из пике, зато ведомому попало. До самого последнего момента Жилин не был уверен, что атака удалась, но тут обстрелянный «лапоть» как пикировал, так и врезался в землю вместе со своими бомбами. Рвануло здорово – и на мелкие кусочки.

Вторую трассу Иван «проложил» в хвост «Юнкерсу», третьему в «очереди». При скольжении вниз пули крупного калибра оставили здоровые дыры в фюзеляже «лаптя», расколотили заднюю часть кабины вместе со стрелком, добрались до пилота и «убили» мотор.

Бомбовоз вспыхнул, как растопка для костра.

Сверху вниз воздух прошили трассеры, малиновые и зеленые. «МиГ» резко вышел из пике, забираясь на «горку» – перед глазами словно шторку задернули и отдернули, – потянул вверх.

Жилин плавно нагрузил мотор, не делая резких движений.

Высотный двигатель «МиГа» мог разогнать самолет быстрее всех «Мессеров» и «Аэрокобр», но только там, в небе, на семи-восьми тысячах метров. А на малых и средних высотах «мигарь» дубоват. По крайней мере, так считали немцы, прозвав «МиГ-3» на манер своих «Фридрихов» да «Эмилей» – «Иваном». Гитлеровцы одного не уловили: русский летчик смекалист и может выжать все из самолета, пусть даже и не доведенного до ума. Разогнаться, скажем, в пике и, набрав скорость, снова уходить в высоту. На таких качелях можно здорово надрать задницы всяким «мессам».

Острый нос «МиГа» словно указывал на недавнего обидчика – сверху круто планировал «худой», у кромок его крыльев подрагивали крестоцветные огни пулеметов. Жилин, «качая маятник», подобрался поближе и короткой очередью разнес «худому» мотор.

Отвернул на расходящихся курсах, выпустил порцию пуль по замешкавшемуся «лаптежнику» и потянул выше и выше.

Без высоты никак. Не разгонишься в пике – не наберешь скорость. А сбросишь лишние «км в час», можешь и самолет потерять, и самую жизнь.

С высоты Жилин рассмотрел «поле боя» – схватка сместилась к западу, и бомбежка почти не задела аэродром. Фугасы и сбитые самолеты падали в лес, валя деревья кругами.

Два «Мессершмитта» все еще бились с «ишаками» – четыре или пять «И-16» так и вились, связывая «худых». Немцы просто не могли вырваться из подвижной «облавы», крутились, отстреливались, но и русские не просто так пилотировали – пушечки раз за разом поражали немецкие истребители, словно злые лайки вырывали клочки шерсти у злого медведя.

А вот «лаптежники» и вовсе не стали проявлять массовый героизм – поспешно сбрасывая бомбы в лес и болото, они резво набирали скорость и уходили на запад. Драпали.

Едва «МиГ» вошел в пике, как один из «Мессеров» задымил. Из-под капота у него вырвался факел яркого пламени, и «худой», словно потеряв опору для крыльев, стал валиться вниз, нелепо переворачиваясь в воздухе.

Немецкий пилот истребителя, оставшегося в одиночестве, запаниковал – и рванул за «лаптями», с ходу расстреляв «ишака», подвернувшегося по курсу.

Жилин неласково усмехнулся, направляя самолет вдогон.

«МиГ-3» перешел в пологое пикирование.

Кто кого догонит – лыжник, пыхтящий по трассе, или тот, кто спускается с горки? Вот и «мигарь» постепенно укорачивал дистанцию, следуя за «Мессершмиттом» в пике.

За немецким самолетом потянулась серая полоса гари – «худой» включил форсаж, да только это не помогло – когда до противника оставалось метров сто, заработал БС. Разрывные пули практически отломили «Мессеру» киль, истребитель повело, разворачивая, и следующая очередь пришлась точнехонько в кабину.

– Гаме овер, сучонок!

Разумеется, немцы не оставили в покое непокорный аэродром – «Юнкерсы» нажаловались, и бомбардировщики снова пошли в налет. Вот только на «МиГе» уже не полетаешь: тыловые службы доставили сами ящики с бескрылыми истребителями – прямо с завода – и боеприпасов подкинули, а вот высокооктанового бензина – йок. И целенький, новенький «мигарь» встал колом.

Первыми налетели «Мессершмитты».

«Худые» сделали правый разворот с резким снижением, затем левый. И с пикирования открыли огонь по красноармейцам, которые падали как снопы.

Жилин бросился к заправленному «И-16», чтобы хоть на «ишачке» погонять «худых» тварей. Он бежал, втягивая голову в плечи, невольно следя за погромом, учиняемым немцами.

Эта картинка отпечаталась в его сознании – сильная пыль и смерть расстрелянных людей.

«Мессеры» перешли в горизонтальный полет на высоте сотни метров с курсом на стоянку. С первого захода СБ был прострочен так, что куски обшивки отваливались большими кусками. Рванул полупустой бензобак, и с «эсбушкой» было покончено.

Досталось и «ишачку» – 20-мм эрликоновские снаряды перебили лопасть винта и раскурочили сам мотор. Деревянный самолет сгорел дотла, оставляя на месте стоянки знак в виде буквы «Т».

Скелет дюралевого СБ пылал дольше. С минуту он еще держался над упавшими на землю обгоревшими моторами, но затем начал разваливаться.

Иван резко затормозил. «Все, отлетался», – мелькнуло у него.

«Мессеры» стали резко набирать высоту, и на северной окраине аэродрома были обстреляны зенитным огнем ОЗАД[365]. «Худые» сразу же снизились, развернулись «кругом» и начали повторять свой первый заход, только уже не девяткой, а звеньями. Одно звено, отстрелявшись, набирало высоту и разворачивалось за ангарами, на стрельбу заходило второе, за ним третье.

Трое пилотов, пробегая мимо, крикнули Жилину:

– Бежим за ангар!

Иван кинулся за ними. Рядом не было щелей, и надо было искать спасения от плотного пулеметно-пушечного огня.

«Мессершмитты» разворачивались на малой высоте, боясь зенитного артобстрела. Во время разворота Жилину хорошо видны были рожи немецких пилотов.

Ангаров было два – один современный, с каменными стенами и стальными балками. За ними и укрылись.