«Харрикейн», угодивший под горячую руку, задымил и свалился на крыло. Еще парочка, кружа, забиралась в высоту, намереваясь зайти «тушке» в хвост. Дымные шнуры трассеров, малиновых и зеленых, пересеклись с траекторией полета одного из истребителей, и тот закувыркался горящим клубком.

Стрелял «мигарь» – вот и он, «маленький». Челышев наклонил стволы и выпустил очередь, перебив второму «Харрикейну» крыло. Туда тебе и дорога.

«Ту-10» вздрогнул, еще раз, но это были не попадания – падали бомбы. Вон они, крутясь, как юлы, летят вниз, а внизу летное поле, узкие бетонные полосы и самолеты, самолеты…

Взрывы полутонок рождали круговые волны, раскидывавшие матчасть Королевских ВВС. Одна из бомб угодила по складу боеприпасов, и грохнуло так, что кольцом разогнало облака дыма.

Увесистую «тушку» слегка качнуло.

Посидев, сгорбившись, на жестком сиденье, Челышев встал и побрел в кабину. Все обернулись к нему.

– Шо там? – спросил Ткачук. – Кибаль где?

– Убили Кибаля, – сухо ответил Егор.

Павло сморщился и зажмурился. Не дай бог увидят еще, что мужик плачет…

…Показался Порт-Артур. «Мигари» летели по флангам, будто эскорт. С задания возвращалась вся девятка. Потерь не было.

Челышев усмехнулся. Покосился на угрюмого штурмана.

– Произвести посадку, – глухо сказал Егор.

Началась обычная суета.

– Шасси выпустить! – скомандовал Челышев. – Стабилизатор – минус 2,5 градуса! Разворот.

– Закрылки выпущены на двадцать!

– Подходим к точке разворота, – доложил штурман.

Самолет выходил на посадочный курс.

– Подходим к глиссаде! – сообщил Ткачук.

– Закрылки на тридцать выпустить.

– Вошел в глиссаду, шасси выпущено, к посадке готов.

– ВПР[311]! – предупредил штурман. – Решение?

– Садимся, – коротко сказал Челышев.

– Семьдесят… шестьдесят… пятьдесят… – считал второй пилот высоту. – Пять… четыре… три… Метр, метр, метр, полметра, полметра, ноль!

Бомбовоз, притираясь к бетонной полосе, качнулся, вздрогнул – и покатил. Сели…

Челышев с Ткачуком вынесли носилки с Кибалем, и сам Голованов, командующий дальней авиацией, посуровел и снял фуражку.

СССР, Москва, 22 сентября 1945 года

Пассажирский «Ту-12» снова собрал вместе штаб ВВС 1-го Дальневосточного фронта – по звонку из Москвы было решено не распускать «дружный коллектив», а просто перебросить к новому месту службы – в Вильгельмсхафен, где базировались авианосцы «Советский Союз» и «Советская Россия».

Жилин вздохнул, глядя в иллюминатор. Жаль, что «его» 122-й полк остался на Дальнем Востоке. С другой стороны…

Иван подумал о Лиде и невольно улыбнулся. Каких-то считаных дней (ну, и ночей) хватило, чтобы образ этой девушки накрепко угнездился в душе.

Вот, вспомнил о Лидочке – и сразу тепло стало, и хорошо, и славно. Нет, он помнит Алену, свою первую и единственную жену, вот только как ему быть? Сейчас-то она молода, растит его сына… М-да. Тут-то и начинаются вопросы.

Он, Жилин Иван Федорович, прожил долгую жизнь. Всякое бывало, и плохое, и хорошее. Как у всех. Они с Аленой дожили до глубокой старости, и он схоронил жену. И теперь…

Господи, о чем он вообще говорит? Что ему, прийти посвататься к своей как бы жене? Бред. Для нее он, маршал Рычагов, совершенно чужой человек, бывший командир полка, в котором служил и погиб ее муж, лейтенант Жилин. Что в этой, совершенно фантасмагорической ситуации можно сделать? Помочь деньгами, продуктами, материи подкинуть на пеленки-распашонки. Это да. Он и дальше будет помогать семье своего «второго Я», хотя и сложно это, архисложно – следить вчуже, как подрастает твой сын, и не иметь никакой возможности сделать или сказать больше, чем то дозволено постороннему человеку, пусть даже и другу.

Ему очень хочется исправить им же допущенные ошибки, но как же это трудно! Гораздо проще наделать зла в образе секретного агента-диверсанта, чем сотворить добро – подпольно, таясь, не выдавая себя.

Было у него и такое намерение – вообще не жениться, не заводить семью. Просто потому, что она уже есть. Как бы.

И вот в его жизни появилась Лидочка…

Нет, он не строит планов, не загадывает наперед. Живет и радуется. Надеется на что-то.

Можно даже сказать, что лишь теперь он почувствовал себя настоящим человеком, а не ущербной половинкой Рычагова. Цельность появилась, цельность натуры, а то, что обращаются к нему не как к Ивану, так это мелочи. Вон, Максим Исаев, он же Макс Отто фон Штирлиц, лет тридцать старался не вспоминать, что наречен Всеволодом Владимировым. А он чем хуже?

В каюту заглянула стюардесса, мило улыбнулась и прощебетала:

– Пристегните ремни, товарищ маршал! Самолет идет на посадку.

Штабные работники, помятые и замученные долгим перелетом, вышли на поле Центрального аэродрома. Николаев и Жмулев негромко переговаривались, Бубликов таращился на связистку Ниночку, а та надменно задирала носик.

Жилин перехватил Лидин взгляд и улыбнулся. Девушка расцвела, а Иван не стал секреты разводить – взял Лиду под ручку и сказал:

– Поехали.

– Куда?

– Домой.

Черный служебный «ЗИС» подвез маршала и его возлюбленную к «Дому на набережной». Бесстрастный лифтер доставил их на нужный этаж. Жилин отпер дверь своей квартиры, пропустил вперед Лиду, вошел сам и притворил створку за собой.

– Вот, тут я и живу, – сказал Иван.

– Ничего себе… – пробормотала девушка, разглядывая дубовые панели и расписные потолки. Увидав белый холодильник «Дженерал электрик», она всплеснула руками: – У тебя и электроледник[312] есть?!

– Не обращай внимания, это все казенное. Я тут живу, как в гостинице. Не жалуюсь, нет, но это не мой дом. Дом – это же не просто жилплощадь…

– Ну да… – неуверенно сказала Лида. Доверчиво прижавшись к Жилину, она спросила негромко: – А что с нами будет?

В этот вопрос было вложено гораздо больше смысла, чем его позволяла вместить простенькая фраза.

Иван подумал и сказал:

– Выходи за меня замуж.

Лида подняла на него глаза – и без того большие, они увеличились еще сильней.

– Товарищ маршал, – прошептала она, – я простая девушка из деревни…

– Так и я не графских кровей.

– А… если я соглашусь?

– Распишемся, – улыбнулся Жилин. – Будем жить-поживать да добра наживать.

– Я согласна…

Лидины руки обвили шею Ивана, девушка подтянулась и всхлипнула. Жилин поцеловал ее.

– Ты не знаешь, – спросил он ласково, – почему девушки плачут, когда им делают предложение?

– Это от счастья! – ответила Лида. Уткнулась ему лицом в грудь и замерла.

Жилин молча улыбался, гладил девушку по спине и вдыхал аромат Лидиных волос. Они пахли мылом «Земляничным».

Иван ждал вызова еще вечером, но позвонили ему лишь утром, часов в девять.

– Алло?

– Сталин говорит. С прибытием вас, товарищ Рычагов.

– Спасибо, товарищ Сталин.

– Я жду вас ровно в два часа.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

Положив трубку, Жилин обернулся и увидел в дверях Лиду. Стыдливо кутаясь в простыню, она таращила глаза и хлопала ресницами.

– Это сам Сталин звонил? – выдохнула девушка.

– Сам, – улыбнулся Иван.

Приблизившись, он подхватил на руки свое сокровище и потащил в спальню. Можно было еще часок поваляться…

…Ровно в два Жилин перешагнул порог сталинского кабинета. Кабинет был полон – отовсюду сверкали генеральские и адмиральские звезды. Черняховский, Горбатов, Ватутин, Конев, Толбухин, Рокоссовский, Кузнецов – все были здесь. Даже Жуков жался в сторонке, находясь в полуопале – перебрал «маршал Победы» с трофеями, превысил всякий лимит терпения.

Даже разгром Квантунской армии не слишком повысил доверие – 2-й Дальневосточный фронт, которым командовал Жуков, играл вспомогательную роль.