— Вот, Ваше Величество, перепелов попробуйте, — потчевал Сталин гостя под ревнивым взглядом объевшегося Такса. — Особые перепела, живут только в ржаных полях нескольких областей средней полосы России. Это просто чудо.

Чудо, сотворённое руками опытного кока из обычных замороженных цыплят, было опробовано и одобрено. Толстый адмирал положил птичку в рот целиком, прожевал, проглотил с косточками, и зашептал что-то на ухо своему сюзерену. Тот кивнул благосклонно и наполнил рюмку.

— Господа, — обратился он к нам. К вождю отдельно, — Ваше Высокопревосходительство. Только что адмирал Бьёрн-Дален напомнил мне о важном событии, которому скоро исполняется шестьсот лет. Я говорю об установлении границы между нашими государствами, которая уже в течении многих веков остаётся неизменной. Предлагаю отпраздновать этот юбилей на государственном уровне.

Иосиф Виссарионович недоумённо посмотрел на короля.

— Но, Ваше Величество, у нас нет общей границы.

— Как? — Поразился Хокон и растеряно повернулся к адмиралу за помощью. — Разве так бывает — договор есть, а границы нет?

Моряк опять зашептал в королевское ухо. Норвежский монарх внимательно слушал, а потом, вдруг рассердился.

— Почему мне не доложили? Кто позволил украсть мою границу с Россией? Вы представляете, каким идиотом я буду выглядеть перед всей Европой? Все газеты страны уже две недели трубят о предстоящих празднествах. Что мне делать?

— Это правильно, что Ваше Величество так близко к сердцу восприняло эту проблему, — ответил Сталин после минутного раздумья. — Я тоже думал над этим вопросом, и рад, что встретил понимание с Вашей стороны. Вот посмотрите….

Иосиф Виссарионович встал из-за стола, подошёл к стене и отодвинул занавеску, за которой висела крупномасштабная карта Скандинавии.

— Посмотрите, — товарищ Сталин ткнул указкой, — пограничные посты можно разместить здесь, здесь и здесь. Это будут крупные контрольно- пропускные пункты для железнодорожного и автомобильного транспорта. А расположение застав оставим на усмотрение специалистов.

Норвежский король поперхнулся водкой. Получив по спине кулаком от своего адмирала, он прокашлялся и с трудом выдавил из себя:

— Но это же территория Финляндии.

— Хокон, не спорь с товарищем Сталиным, он дело предлагает, — старый моряк вдруг тоже заговорил по-русски. — Проведём через стортинг меморандум о признании Советского Союза законным правопреемником Российской Империи, и подтвердим его право распоряжаться собственной территорией. Как заблагорассудится. Какое нам дело до финляндских сепаратистов?

— Но дядя, — простонал король, — международное право….

— Пусть идёт далеко и глубоко, — закончил адмирал за племянника. — Между прочим, именно оно покушается на суверенитет и независимость Норвегии, противореча договору от 2 ноября 1907 года, который обязывает норвежскую сторону не уступать ни какой державе, ни в качестве временного занятия, ни в виде какой-либо иной меры, никакой части норвежской территории.

— И ты хочешь сказать…

— Именно. Парижский договор о Шпицбергене нарушает наш закон и несёт угрозу нашей государственности, разрешая использования недр архипелага всеми подписавшими сторонами. Не будем пока касаться других стран, но финские угледобывающие компании следует признать вопиющим фактом оккупации. Следовательно Россия, в лице Советского Союза, согласно всё тому же договору седьмого года вправе оказать любую посильную помощь для отражения агрессии.

— А на самом деле там есть финны? — Хокон, видимо, заинтересовался.

Молчавший до поры Лаврентий Павлович кашлянул, привлекая всеобщее внимание.

— Даже если и нет. Гирш Нахамсон — финский угольный магнат, устроит?

— Кажется это шведская фамилия, — усомнился адмирал Бьёрн-Дален. — Уж не родственник ли он господину Маннергейму?

— Маловероятно, — ответил Берия. — Но если нужно….

— Давайте не будем впутывать Швецию во внутренние дела Советского Союза, — высказал своё мнение товарищ Сталин. — Пока не будем.

Ближнее Подмосковье. Дача К.Е.Ворошилова

Конец сентября в средней полосе. Что ещё может сравниться с этой порой? Разве что начало мая, в промежуток от появления первых листьев до цветения черёмухи. Нет, сейчас лучше. Нет громадных мух, старающихся обязательно обгадить лучшие куски вашего обеда, нет и вечно голодных комаров, считающих красных командиров наилучшей закуской и законной добычей. Жужжать они хотели на табели о рангах, что те, что другие. А Почётное Революционное оружие мало помогает в борьбе с алчными кровососами.

Бабье лето в Подмосковье — совсем другое дело. Это песня, а не время года. Из всех насекомых — только паучки-десантники, чти блестящие тонкие нити изредка терпят бедствие над мангалом с горящими углями.

У ворот требовательно просигналила машина, и Ворошилов отвлёкся от насаживания мяса на шампура:

— Серго, встреть, пожалуйста, Семёна, вечно он опаздывает. Видишь, не могу бросить важное дело.

— Ординарцу бы поручил. Или адъютанту. Чего вокруг без дела бегают? — Посоветовал Каменев, которому было лень вставать из плетёного кресла и куда-то идти.

— Сожрут, гады, — Климент Ефремович поморщился. — Не смотря на всю их рабоче-крестьянскую сознательность.

— Ты их на гауптвахту.

— За кусок баранины? Так скоро за колосок на колхозном поле сажать начнём.

Будённый сам появился из-за кустов жасмина с корзиной вина на руке.

— Привет, Клим. Здорово, Серго. — Поставил приятно зазвеневшую ношу на стол. — Оцени подарок, просто чудом нашёл. Цимлянское, урожая тринадцатого года. А вы чего вдвоём, где остальные? Охрана на въезде в посёлок доложила о четырёх проехавших автомобилях. В бане?

— Борис Михайлович за грибами ушёл. Блюхер с Егоровым на пруду с удочками сидят. Ты ещё кого-то ждёшь? — Ответил Каменев, и, под неодобрительные взгляды товарищей, закурил громадную сигару самого буржуйского вида.

— Сибарит, — проворчал недовольно Семён Михайлович, и отобрал у наркома изделие кубинских товарищей, изнывающих под тяжким гнётом американского империализма. — Коба что-нибудь новое пишет? Каким чёртом его в Норвегию понесло?

— Разве он перед кем отчитывается? — Пожал плечами Сергей Сергеевич. — Может что задумал? В телеграмме сообщил, что отправил самолёт в Осло, а сам на броненосце.

— Вот они где, — голос Шапошникова заставил всех обернуться. — А я груздей набрал. Красота-то какая у тебя на даче, Климент Ефремович.

Командарм Будённый выпустил кольца дыма из-под усов и скептически оглядел окрестности.

— Не вижу красоты, Борис Михайлович. Вон та беседка сектор обстрела загораживает, окна чердака слишком широкие, а заросли сзади дома позволяют подобраться на гранатный бросок. Безобразие.

— Ну не скажи, Климент Ефремович, — Будённый разглядывал бокал с вином, будто опасался, что дореволюционное вино, с приходом советской власти, вредительски перебродило в уксус. — Мы всегда найдём, как и где использовать опытных радистов и инженеров. Сам потом Кобе спасибо скажешь.

— Чем тебе связь в Красной Армии не нравится? — Подозрительно прищурился нарком. — Тухачевский все уши прожужжал, теперь ты. Что я, важность технического прогресса не понимаю? Идём в ногу, так сказать. В каждой роте телефон есть, делегаты связи на мотоциклах катаются.

— Собак ещё вспомни, Клим. Они в ошейниках любовные записки поварихам носят. Говорят, даже, в Кубинке безродного Барбоса пытались приучить в сельпо за водкой бегать.

— Получилось? — Улыбнулся Шапошников.

— Нет, глупая животина никогда сдачи не приносила.

— Я тебе серьёзно, Семён. — Ворошилов повысил голос.