Особо циничные и рачительные государственные деятели (не будет показывать пальцем на королевского казначея) предлагали обрить трупы орков налысо, чтобы использовать жесткую шесть в хозяйстве, но этому ещё на вчерашнем военном совете воспротивилась Её Императорское Высочество принцесса Илия, обозвав непонятными фашизмами и нацизмами. Маршал тоже не поддержал идею, но по другим причинам. Вот если бы шевелюры у людоедов были мягкими, то… А что такого?

Хранитель печати вообще хотел заморозить дохлых дикарей для последующего откорма свиней, но вслух озвучить это не решился, только посоветовался с маршалом тихим шёпотом. Тоже хорошее решение, особенно если потом тушёную свинину в плотно закупоренных горшках продать за пределами королевства, только дохлых дикарей хранить негде. Единственных маг льда погиб в приграничном сражении, ледники и погреба уже забиты провизией, а обращение с подобными вопросами к принцессе Илии может пагубно отразиться на здоровье.

Вот и приходится сваливать трупы в полноводный Вааль на радость рыбкам и раком. Те, кто живёт ниже по течению реки, вряд ли будут рады проплывающим мимо них подаркам, но тех после нашествия вряд ли много осталось. А если остался, то счастье от жизни пересилит мелкие недостатки вроде дохлых людоедов.

— Ваше сиятельство! — через охрану к маршалу пробился один из чиновников казначейства, обряженный по причине военного времени в старинные доспехи не по размеру. То и дело поправляя сползающий на нос шлем, чиновник доложил. — Уже семнадцать тысяч триста тушек выбросили в реку, ваше сиятельство. Это только порубленные и заколотые, к подсчёту обгоревших ещё не приступали.

— А зачем вообще вы их считаете? — удивился старый граф.

— Для истории! — последовал гордый ответ. — Потомки прочитают в летописях о наших героических деяниях, и поразятся величию и масштабности победы. Ещё никогда такого не случалось, чтобы целиком уничтожили орочью орду.

— А не маловато семнадцати тысяч для величия?

— Обгоревших не менее пятнадцати, ваше сиятельство. Ещё тысяч пять утонувших в Ваале посчитаем.

— Всё равно мало.

— Вы так думаете? — чиновник снял шлем и почесал вспотевшую лысину. — То есть, нам стоит проявить некоторую гибкость в подсчётах?

— Несомненно, — кивнул граф. — Чем больше насчитаете, тем выше гордость потомков. Меньше ста тысяч записывать стыдно.

— Круглой цифре не поверят, ваше сиятельство. А вот девяносто семь тысяч…

Чиновник поклонился и убежал куда-то, размахивая толстой книгой в одной руке и шлемом в другой. Глядя на его сияющую лысину, можно было предположить, что к вечеру потери орков дойдут до ста пятидесяти тысяч, а к завтрашнему утру и до двухсот. В летописи попадёт цифра в полтора миллиона только сгоревшими и порубленными, а про утонувших скажут коротко — неисчислимое множество.

А что такого? Пятилетней давности пограничная стычка со Свазилендом под пером хроникёров уже превратилась в эпическое многодневное сражение с горами трупов, реками крови, и недельным преследованием наголову разбитого и бегущего в панике неприятеля. Никого не волнует, что в том недоразумении с обеих сторон было всего лишь по десятку раненых. Истории не нужны сухие факты, ей требуются положительные примеры для правильного воспитания подрастающего поколения. Кстати, участники той стычки теперь сами уверены в грандиозности прошедшей битвы, и охотно делятся воспоминаниями.

— Парад! — озвучил маршал появившуюся мысль. — Столице и народу нужен парад победителей!

Граф мысленно представил стройные колонны закованных в броню латников, грозно чеканящих шаг под восхищённые крики праздничной толпы. Взлетающие в воздух чепчики, букеты цветов под копытами рыцарских конец, многообещающие улыбки доступных и не очень доступных дам, телеги с залитыми кровью врага трофеями…

Представил, и плюнул на землю. Промахнулся, попав на сапог ближайшего телохранителя. Ага, как же, стройные колонны… Эти дармоеды с ушибленными войной мозгами уже к вечеру наберутся так, что наутро их стройными колоннами можно будет повести только на опохмел. Недаром трофейщики стыдливо маскируют связками орочьих копий подозрительно булькающие бочонки. Бороться бесполезно — священной традиции ужраться в хлам после победы уже несколько тысяч лет, и любой на неё покушающийся будет выглядеть в солдатских глазах еретиком, богохульником и святотатцем. Если только… хм… почему бы нет?

— Клаус!

— Я, ваше сиятельство! — откликнулся начальник охраны.

— Гонца к Его Величеству выдели.

— А где он?

— Гонец?

— Его Величество.

— Точно не знаю, но где-то же он должен быть?

Слухи. Сплетни. Домыслы.

— Представляешь, Питер, идём мы все такие красивые, не зря же доспехи всю ночь выправляли и начищали… ну и не только доспехами занимались, сам понимаешь… Печатаем мы шаг, а в голове одна мысль — только бы сзади идущий на спину не наблевал.

— А самому, значит, рыгать можно?

— Так не на свою же спину! Чувствуешь разницу?

— На свою спину блевануть невозможно, Франк!

— Ну а я про что говорю? Своя она завсегда роднее и ближе.

— Доспехи-то из-за чего правил? Ты же в охране принцессы.

— И что? Её Императорское Высочество изволит на крылатом коне в небесах летать, а мы, стало быть, по земле пешим ходом сопровождаем. Вот и налетели на отряд людоедов. Представляешь, у всех паника, все орут и мечутся, носятся как… в общем-то угорелые и были, а эти встали, выставили копья во все стороны, и ждут. Ни тебе кривляний дурацких, ни задницы голые не показывают, а просто стоят. Как будто и не орки вовсе.

— А вы?

— А что мы? Их там штук тридцать всего было. Закидали дротиками, из луков в упор добавили, ну а потом порубали в мелкую труху. Злые были очень.

— Вот так вот просто порубали?

— Ну, не сказал бы, что просто. Свою чарку креплёного после парада мы заработали честно.

— А нас, ополченцев, на парад не взяли.

— Знамо дело! Вы же на стенах стояли. Маршал так и сказал — на парад пойдут только настоящие герои, которые и примут потом освящённую нашей богиней чарку с персональным благословлением на закуску.

— И много вас было, таких героев?

— Разве не видел сам? Почитай все до единого и были.

— Я слышал, некоторые с вечера так упились, что их на телеги грузили и в город отвезли. И наутро они встать не смогли.

— Какие же из них герои, Питер? Настоящего героя вино с ног свалить не сможет. Так… половинка героя, не больше.

— А ты, Франк, целиковый герой получаешься.

— Хочешь убедиться? Наливай!

— И налью. Почему бы не угостить героя и старого доброго товарища? Мы же с тобой с детства дружим, Франк.

— Ага, с него с самого, с детства.

— А если старый товарищ поспособствует другу детства… как это правильно сказать… Короче, Франк, поговори насчёт меня. Ну, чтобы к вам в отряд телохранителей принцессы.

— С ума сошёл, Питер? У тебя же лавка на рыночной площади, дом хороший, уважение соседей.

— А толку? Уважение соседей и уважаемый человек, это совсем разные понятия. Я сейчас кто?

— Мой друг.

— А ещё?

— Ополченец.

— Вот! Сегодня ополченец, а завтра опятьзеленщик. Мне же тоже хочется стать героем. Герой — это навсегда.

— Сильно сказано, Питер! За это нужно выпить.

— И выпьем. Но ты поговоришь, Франк?

— Поговорю, сегодня же и поговорю. А пока наливай, Питер!

Принцесса Илия.

— Нет, всё не так, Айван! — девочка укоризненно покачала головой. — Зачем ты опять используешь силу из внутреннего резерва? Это неприкосновенный запас, и расходовать его нельзя ни в коем случае. Разве что встанет вопрос жизни и смерти.

— Но я никак не могу подцепить эти хогговы энергетические потоки.

— Неправда, ты просто не хочешь к ним подключаться.

— Хочу, но не могу.