— Извините, дядя Соломон, но я не понимаю, зачем мне нужно встречаться с этим крестьянином?

— Армик, я тебе ещё не говорил, что ты болван? Нет? В следующий раз запишу на граммофонную пластинку. И в конце концов, прекрати называть меня дядей.

— Но папа говорил…

— И папа болван. Тебя для чего сюда посылали?

— Я представляю интересы…

— Знаю, можешь не объяснять. И вот не нужно говорить мне за гешефт — это банальная спекуляция. Разве так заботятся о безопасности Соединённых Штатов?

— А откуда вы знаете…? — опешил Арманд Хаммер.

— Старый Соломон знает всё! И даже больше, но разве разговор о нём, то есть обо мне? Армик, мальчик мой, тебе просто сказочно повезло, что в столь тяжёлый для американского народа час, рядом оказался столь умудрённый в вопросах безопасности человек. И не верти головой, болван, я говорю о себе.

— Да, но…

— И не перебивай старших! И что за молодёжь пошла, а? Ему рассказывают о планах, вынашиваемых большевиками… Нет, Армик, планы вынашивают не только империалисты, — Сагалевич ухватил родственника за пуговицу, заставив наклониться, и зашептал в ухо: — Ты Америку свою любишь?

— Нет, Соломон Борухович, а что?

— Хреново, — огорчился президент Балтийской Конфедерации. — А за деньги?

— Большие? За большие, конечно, люблю.

— Так слушай сюда — отечество в опасности!

— Да что вы говорите? И что на этот раз грозит Одессе?

— А причём тут…? Ах, да… Нет, погромы в новый пятилетний план решили не включать. Слишком низкая рентабельность. Но я же про другое… Ты хочешь навредить Советскому Союзу и спасти Соединённые Штаты?

— Зачем?

— Это на первое предложение или второе? И что за дурацкая манера отвечать вопросом на вопрос? — рассердился Сагалевич.

— У кого? — уточнил Хаммер.

Соломон Борухович страдальчески скривился и схватился за сердце. Вот послал же Бог родственничка, пусть и дальнего. Ну разве трудно было его папе в нужный момент зайти в аптеку, тем более собственную? Не пришлось бы сейчас так мучительно и больно разъяснять всю коварность плана по обузданию большевизма.

— Арманд, слушай сюда. Видишь невысокого мужика с короткой бородкой и в кепке? Да-да, рядом со Сталиным.

— Который на Ленина похож?

— Не говори ерунды. Владимир Ильич любил галстуки в горошек, а у Белякова бабочка.

— Это и есть тот самый Беляков? — Хаммер приподнялся на цыпочки, чтобы получше разглядеть председателя колхоза имени Столыпина.

— Он, — кивнул Сагалевич. — Оцени масштаб личности — особа, приближённая к вождю.

— И о чём я должен говорить с ним сегодня вечером?

— Не догадываешься? — президент опять притянул родственника. — Купишь ему автомобильный завод.

— Но зачем?

— Не умничай… Что значит, зачем?

— Но русские же будут делать на нём танки.

— Вот и хорошо. Это подорвёт советскую экономику, и у Сталина уже не хватит денег на флот. И Америка сможет спать спокойно.

— Да?

— Конечно! Ты главное, Арманд, всегда слушай старших. Зачем тебе думать самому, когда рядом есть добрый дядюшка Соломон.

— Дядюшка? — в глазах американского миллионера загорелись одновременно счастье и надежда.

— Я на это надеюсь, — балтийский президент усилием воли выжал слезу умиления. — Вспомни про Беню, кем он стал? Правильно, корсиканским королём. Или Володя Финк, да вот он! Видишь? Они всегда слушали советы дяди Соломона и никогда не задавали глупых вопросов. Да, чуть не забыл, подари ещё Александру Фёдоровичу два трактора.

— Зачем? — спросил новообретённый племянник, и осёкся, вспомнив предупреждение.

Но Сагалевич уже пребывал в добродушном расположении духа:

— Мальчик мой, председатель так загрузил работой своё хозяйство, что в его колхозе стали в четыре раза меньше пить. А если у него будет ещё два трактора, так и вообще бросят. Представляешь, какие убытки понесёт местная водочная промышленность? Ладно, иди… И так я с тобой заработался, а ведь сегодня суббота.

— А у меня?

— А у тебя не считается. Вредительство — это не работа, а удовольствие.

Окрылённый добрым словом Хаммер ушёл в сторону ратуши, где уже накрывали столы для торжественного обеда, а Сагалевич глубоко задумался. Да, танки, конечно, штука хорошая, но Каменев ещё и на новые авианосцы денег в долг просил. Обещал отдать с победой коммунизма. И что теперь? Свои-то жалко! От одной такой мысли настроение портится…

Соломон Борухович вздохнул, поправил котелок, и побрёл, опираясь на тросточку, к гостевым скамейкам, где недавно видел господина Дрейфуса собственной персоной. Инкогнито, разумеется. Ведь у Австрии, помнится, нет морской границы?

"Известия. Москва. 14 июля 1934 года.

Рабочие нижегородских заводов с горячим одобрением приняли постановление Конотопского районного суда о лишении британского гражданина Георга Фридриха Эрнста Альберта Саксен-Кобург-Готского звания адмирала Российского Флота, лишении его государственных наград, и возбуждении уголовного дела по расследованию совершённых преступлений.

Данный гражданин в настоящее время под псевдонимом Георга Пятого Виндзорского является королём соединённого королевства Великобритании и Северной Ирландии. С 1910 года он вступил в преступный сговор со своим двоюродным братом, печально известным Николаем Романовым, для ведения антироссийской, а с 1917 года и антисоветской деятельности по дискредитации монархического строя в нашей стране и подрыва экономической и военной мощи путём втягивания в череду бессмысленных войн.

Профсоюзный комитет Горьковского Автомобильного завода на проведённом митинге выступил с инициативой проведения коммунистических субботников, а заработанные средства назначить в качестве премии за поимку особо опасного преступника"

Лондон. Прохладное лето 34-го.

— Нет, вы видели это, сэр Джеймс? — худощавый джентльмен в несколько старомодном сюртуке был взбешён до крайности, о чём можно было судить по некоторым косвенным признакам. Но лицо, как обычно, оставалась бесстрастным, а голос спокойным. Разве что бакенбарды чуть более топорщились в стороны.

Его собеседник, названный Джеймсом, не ответил. Он невозмутимо ковырял серебряной ложечкой в мозговой говяжьей косточке, поданной клубным поваром со свежей клубникой и молодым горошком. Разве можно обсуждать что-то, если ещё ждёт восхитительная холодная телятина с крыжовенным джемом?

Но мистер Джозия Кроншоу не унимался, так и зудел над ухом своим резким выговором, выдававшем уроженца Девоншира, и мешал сосредоточиться на еде. И эта дурацкая привычка называть всех сэрами! Будто другие смогут переступить порог викторианского особняка на Пипкингей-стрит, в котором и располагался Клуб.

Именно так, просто, скромно и без затей Клуб назывался в последние сто тридцать лет и ни в каких дополнительных титулах не нуждался. Так же как на танке была бы неуместна весёленькая, в цветочек, раскраска.

— Не желаете присоединиться, Джозия? — Джеймс Клаттон, восьмой граф Блохловилл, промокнул губы салфеткой, покончив с телятиной, и ожидал десерта.

— Как вы можете спокойно есть, когда в мире творится чёрт те что?

— А что, разве от этого poires flambées стали хуже?

— Нет, но…

— Вот именно, дорогой Кроншоу, вот именно. Может, всё же попробуете? Нет? Зря вы так — груши в горящем коньяке прекрасно излечивают чёрную меланхолию и сплин, а если есть их с fromage Brie…. Попробуйте!

— Неужели настоящий сыр бри? — бакенбарды мистера Джозии зашевелились, как уши почуявшей вальдшнепа легавой, а нос будто вытянулся, вдыхая аромат, способный вызвать рвотный рефлекс у профана, но заставляющий учащённо биться сердце ценителя и знатока. — Контрабандный, разумеется?