– Отвечаю!
Короткая очередь, еще одна. Первая по мотору, вторая по кабине. Отлетался, братан…
Всю неделю, до конца июня, 122-й ИАП бил фрицев с безымянного аэродрома. Треть «МиГов» сбили немцы, а остальные больше всего походили на решето – замызганное сравнение, но верное. Ремонт привел бы «мигарей» в чувство, так сказать, вот только мастерские были далеко, а враг – близко.
К 29-му числу в строю оставалось лишь восемь истребителей. В тот же день Жилин отправился в полет. Он и еще семь пилотов.
Прикрывая с воздуха красноармейцев и командиров, выходивших из окружения, двое летчиков не вернулись – погибли смертью храбрых. Досталось и Жилину – «худой» открыл огонь по кабине «МиГа», и попал.
Иван на собственной шкуре ощутил, каково это – быть нашпигованным. Пули или осколки впились в ноги, в руки – в сапогах захлюпала кровь, да и в перчатки ее натекло изрядно.
Закружилась голова. Жилин летел, будто в тумане, даже звуки отдалились. Мелькнуло брюхо «Мессершмитта», и пальцы, будто сами, нащупали гашетку, вжались…
Длинная пулеметная очередь ушла «худому» в двигатель, и тот запороло – немецкий истребитель, пролетев по инерции, камнем пошел вниз. Туда тебе и дорога…
Где-то вверху пролетал второй «Мессер», но ему наперехват бросился Варакин.
Не имея боеприпасов, он пошел на таран, врубаясь винтом в хвост «худому». Вниз посыпались оба.
Краем глаза Иван заметил раскрывшийся парашют и всем сердцем пожелал, чтобы спасся русский…
Впрочем, все эти подробности Жилин разобрал позднее, а в момент посадки он, что было мочи, крепился – лишь бы не потерять сознание.
«Мигарь» описал змейку, прошмыгнул между воронок, и только в конце полосы его занесло. Приехали…
Выбраться Ивану помогли, он узнал Николаева, после чего – тьма…
…Очнулся Жилин под вечер. Судя по всему, его и других раненых расположили на опушке, под маск-сетью.
Наверху бухало, а неподалеку сидели в рядок пилоты 122-го полка.
Их было немного, но они были.
– Очнулись, товарищ генерал? – сказал обрадованно Долгушин. – Ну и славно… А мы в Москву собрались! Выводят полк в тыл.
– Это правильно… – просипел Иван.
– Доктор сказал, с вами нормально будет. Дырки он заштопал. Только крови много вылилось, а так… До свадьбы заживет! – тут Сергей мучительно покраснел. – Я хотел сказать…
– Брось. Все путем. Когда выбираемся отсюда?
– А как стемнеет!
Ближе к ночи фрицы угомонились, да и нечего стало бомбить на поле аэродрома – бензин в цистернах кончился, да и было его немного, боеприпасы тоже подошли к концу, а несколько дырявых «МиГов» Николаев приказал сжечь. Ну и правильно…
– В машины! – разнеслась команда.
Дорогу Жилин не запомнил – впечатлений не осталось, зато ощущений было вдоволь, и далеко не самых приятных.
Хорошо еще, что кости целы и глаза. А мясо нарастет…
Машины шли до Минска. Там была пересадка на поезд.
Через Оршу и Смоленск – в Москву. 1 июля добрались до Можайска, летчиков разместили в гостинице.
Жилин, не желая отправляться в госпиталь, держался со всеми вместе, только передвигаться приходилось с помощью однополчан.
На следующий день прибыли в Москву.
Поселились в Петровском путевом дворце, что возле станции метро «Динамо» – его передали Военно-воздушной академии имени Жуковского. Саму академию эвакуировали в Свердловск, и в ее стенах обосновался штаб Авиации дальнего действия.
Ну и для «безлошадных» из 122-го ИАП местечко нашлось.
Шла вторая неделя войны…
В. Пономарев, телефонист 157-го БАО 36-й авиабазы:
«Вместе с нами под Зельвой прорывались из окружения остатки какого-то танкового соединения, в котором остался всего один танк «Т-34». Командовал им генерал в танкистском комбинезоне.
Когда мы пошли на прорыв, генерал сел в танк, и тот устремился вперед. Танк раздавил гусеницами немецкую противотанковую пушку, прислуга едва успела разбежаться.
Но, на беду, он двигался с открытым башенным люком, и немецкий солдат бросил туда гранату.
Погиб экипаж танка и генерал вместе с ним. Был этот бой, если не ошибаюсь, 27 июня.
Несмотря на огромные потери, мы все же вырвались из этого пекла и пошли в сторону Минска».
Глава 9
«Спиритический сеанс»
Жилин расположился в одном из кабинетов учебного корпуса.
Скрипучая раскладушка вполне его устраивала, особенно после сытного обеда.
Долгушину, правда, этого показалось мало – с другими молодыми пилотами он отпросился в город. Решила молодежь чуток гульнуть – в ресторане «Метрополь».
Иван осторожно поднялся и прошелся по кабинету, гулкому и полупустому – мебель, обтянутая старыми простынями, была сдвинута к стенам. У окна чахла пальма в кадке – Жилин полил ее с утра. Соседка все-таки.
Широкие штанины скрывали забинтованные ноги, но вот распухшие ступни в сапоги просто не влезали, так что пришлось генерал-лейтенанту вышагивать в разношенных шлепанцах.
Бинты на руках и боку тоже мешали упаковаться по уставу, а посему Иван набрасывал китель на плечи, являя собой образ раненого, но не сломленного полководца.
Фыркнув насмешливо, Жилин прошаркал к окну.
Москва выглядела настороженной, но пока находилась она в глубоком тылу. По двору гуляло несколько летчиков из 122-го ИАП, других здесь просто не было. Сплошь лейтенанты, они вели себя неуверенно. Слишком уж резкая смена: от скрежета, воя, рева, гула войны – к тишине нестойкого мира.
Летчики испытывали смущение – командировка казалась им невольным дезертирством. В двух сутках езды от Москвы люди гибнут, а они тут прохлаждаются…
Жилин усмехнулся. Это не отдых, ребята, а всего лишь краткая передышка. Получите вы новые машины, облетаете – и на фронт…
На подъездной дорожке блестел черным лаком «Опель-капитан», подозрительно похожий на будущую «Победу». Кто-то приехал, видать. В больших чинах.
Из коридора донеслись шаги, и Жилин нахмурился. Только теперь он ощутил опасность – неделю назад его должны были арестовать. И кто мешает сделать это сегодня?
В двери постучали, и тут же створка приоткрылась. Внутрь заглянул плотный, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил со светлыми, зачесанными назад волосами.
Его простое, крестьянское лицо носило въевшийся отпечаток властности. Это был генерал Власик, начальник личной охраны Сталина.
– Павел Васильевич? – сказал он энергично и улыбнулся: – Узнаете?
– Как не признать, Николай Сидорович. Проходите. Садиться не предлагаю, некуда.
– Постоим! – хохотнул Власик. – Мы не гордые. Вы один? А жена ваша? Мария, да?
Жилин кивнул.
– Мария погибла в первый же день. Ее «Як» сгорел.
– Извините…
Посерьезнев, Николай Сидорович открыл кожаную папку, которую держал в руке, и достал оттуда пакет.
– Это вам, Павел Васильевич.
На пакете ничего не значилось, а внутри лежал сложенный лист бумаги, на котором размашистым сталинским почерком было написано:
«Тов. Рычагов!
Мы знаем о вашей деятельности, направленной против немецко-фашистских захватчиков, однако не считаем полезным – пока – поручать вам дела, требующие большой ответственности. Надо сначала заслужить доверие. С 30.06.41 вы назначаетесь командиром 3-й эскадрильи 122-го ИАП.
Это письмо получено вами потому, что мы убедились – все, что касается июньских событий, о которых было сообщено в известной тетрадке, полностью соответствует действительности.
Надеюсь, вы по-прежнему способны «вызывать духов», тов. Рычагов? Тетрадка содержит сведения о том, что происходило в 1941–1945 годах. Нас интересует, что происходило после войны. Кратко и сжато, с указанием дат и фамилий. Настоятельно прошу указать дату моей смерти. Ответ передадите с Власиком».
Внизу стояли печать и подпись красным карандашом: «И.Ст.»
