До смертельной усталости, до тупого изнеможения.

Иваныч, бедный, так урабатывался, что приходилось его вытаскивать через люк – сам не мог, руки отнимались.

Репнин остановился возле Зеленого театра. Тихо и пусто.

Ничего, летом он откроется. И Симфоническую веранду откроют, и стадион «Ширяево поле», и Веранду танцев, и Детский городок. Позитив нужен даже в войну.

Нет, не так. Именно в войну позитив и нужен, даже больше, чем в мирное время.

Добредя до лодочной станции, Геша присел на лавочку и стал глядеть на воду. Бездумно. Тупо уставившись перед собой.

Всю зиму он пытался понять, насколько его вмешательство меняет ход войны. Нет, Репнин не причислял себя к историческим личностям.

Ну, повезло ему. Спасся от смерти неминучей, за один удар сердца покинув одну войну и угодив на другую. И что?

Памятник себе за это воздвигать? Нерукотворный?

Вполне возможно, что все его «хотелки» о переломе в войне так бы и остались «хотелками», не столкнись он в чистом поле с вождем. Быть может, тут не просто везение, а что-нибудь вроде промысла божьего, только на атеистический манер.

Нет, а как иначе? Потеряй он память, тогда ладно – воюй, пока не сдохнешь. Или до победного конца.

Но он все хорошо помнит. По истории не спец, но «проходил», как говорится. И как же тут не вмешаться, как не влезть в здешнюю – и теперешнюю – кровавую кашу?

Ему даже в голову не приходило советовать Жукову или Шапошникову, чего им стоит избегать, а на какие участки фронта не помешало бы и подкрепления перебросить. Тут даже не в том дело, что ему не поверят и станут допрашивать, откуда инфа, а в том, что даже Сталину не всегда удавалось переубедить упертых маршалов.

И те не всегда признавались в стиле: «Пардон, обосрался!»

Негодные это методы – силового давления да ценных указаний.

Слова полководцев не проймут.

Менять ситуацию лучше всего исподволь, не прямо на нее воздействуя, а косвенно. Так что начал он верно – с танков.

Новая бронетехника сама по себе способна изменить положение на фронте.

Бои на Смоленщине это показали более чем убедительно.

22 февраля, сражаясь у деревни Аржаники, ни один русский танк не был подбит. И Костя Самохин не погиб, как в той, уже зыбкой и сновидной реальности.

Танки стали мощнее, сильнее, быстрее. «Т-34Т» еще мало в войсках, не более трех сотен, и «КВ-1М» примерно столько же, зато подбивают их редко, и моторесурс у них куда больше.

Танковые заводы в Сормово, в Челябинске и в Новом Тагиле набирают обороты, скоро так раскрутятся, что эшелонами будут слать новую технику.

Вон, Катуков обещал, что бригаду их полностью оснастят танками «Т-34Т», причем с 85-миллиметровыми орудиями. А для «КВ» уже кумекают над 122-миллиметровой пушкой. Дело с 1200-сильным дизелем для тяжелого танка пока туго идет, но все равно ведь движется. Может, к осени и надумают чего.

И тогда никакие «Тигры» с «Пантерами» будут нашим не страшны – уделаем драных бронированных кошек.

От легких танков и вовсе отказались, толку от них, горят разве что неплохо. Вместо них запустили выпуск самоходок – «СУ-76», «СУ-85», «СУ-122», «СУ-152»…

Скрестили легкий «Т-70» и грузовик «ЗИС-5», вышел полугусеничный бронетранспортер «Б-3». Куда лучше «Ганомага» получился…

Репнин снова вернулся в прошедшее, к 22 февраля.

…Когда 1-я гвардейская оказалась на смоленской земле, первой деревней, которую танкисты отбили у немцев, были Петушки, селение на восемьдесят дворов.

Фашисты сопротивлялись яростно, деревня трижды переходила из рук в руки, пока две сводные группы танков не перебили немчуру.

Батальоны Бурды и Самохина стояли рядом с деревнями Ветрово и Аржаники. 22 февраля Катуков вызвал к себе Самохина и Репнина и поздравил их с присвоением звания капитана.

Ночью батальон Кости вышел на исходный рубеж для штурма деревни Аржаники. Группа Репнина подходила с другой стороны селения. Утро еще не наступило, а в Аржаниках уже не воняло арийским духом.

Самохин молодец, тоже из асов. Ему засчитали тридцать подбитых танков, но наверняка же больше. Геша довел счет до восьмидесяти семи, но в реале им подбито за сотню «бронеединиц».

Хотя тут надо быть поскромнее – наводчиком-то у него Фрол, он и стреляет. Неплохо с орудием управляется, хотя и мажет порой…

Репнин подобрал камешек и кинул его в воду. Булькнуло, пошли круги…

А ведь и он, как эта галька, тоже волну пустил!

Одно только спасение генерала Панфилова чего стоит. Нынче генерал взорлил! Наступал так, что у немцев пятки сверкали в их эрзац-валенках. А народу сколько сберечь удалось?

Четко наблюдаемых перемен немного, но они есть.

В ходе боев 2–7 января войска Калининского фронта на правом крыле вышли на рубеж Волги, подошли к Ржеву и надрали немцам задницы.

Правда, тут не столько вмешательство танков помогло, сколько невмешательство Ставки – Сталин не стал выводить из боя 1-ю ударную и части 16-й армии. В итоге Красная Армия сумела прорвать немецкую оборону и дать сдачи Моделю.

А почему Иосиф Виссарионович не отдал приказ передислоцировать 1-ю ударную армию генерала Кузнецова под Демянск? А потому что это было не нужно – три танковых полка «КВ-1М» помогли 11-й армии занять Старую Руссу и развить наступление на демянском направлении.

В итоге образовался демянский котел, где «сварились» шесть дивизий, в том числе моторизованная дивизия СС «Тотенкопф».

Это ли не великая перемена?

Правда, генералу Моделю, поставленному самим Гитлером, удалось нанести сильные контрудары по 33-й армии генерал-лейтенанта Ефремова, и та попала в окружение. Однако частям 43-й армии удалось пробить к окруженцам коридор в начале марта.

А чем пробивали? Танками! И остатки 33-й вышли к Кирову[902].

Так «перемога», как украинцы говорят, не дала случиться «зраде».

Хотя…

Летописцы века XXI немало вины за провалы 41-го возложили на Сталина. Вот-де, Иосиф Виссарионович, вместо того чтобы восторгаться стратегическим мышлением Жукова, мешал «маршалу победы» супостата одолевать.

А кто сказал, что жуковская стратегия непременно завершилась бы триумфом да фанфарами? Маршал был человеком не только крутым, но и весьма упертым.

Помнится, Рокоссовский пытался ему, тогда генералу армии и командующему Западным фронтом, доказать в конце ноября 41-го, что 16-й армии необходимо отойти на истринский рубеж. Тогда можно было бы организовать прочную оборону малыми силами, да еще придав ей глубину, отведя часть войск во второй эшелон.

Комфронта приказал стоять насмерть, и это было глупо, поскольку за частями 16-й армии не было войск – погибли бы ее бойцы, и путь на Москву был бы открыт.

На войне все относительно, а победы одерживаются не в штабах, а на поле боя.

– Товарищ Лавриненко!

Репнин так задумался, что не сразу обернулся. А когда, наконец, опомнился, то увидел комкора.

Катуков щурился на солнце, будучи без шинели по теплой погоде. Геша даже подивился про себя, насколько молод был командующий. Красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

– Вольно, гвардеец! – ухмыльнулся комкор. – Отдыхаем?

– Так точно!

Катуков присел на лавку и хлопнул по ней – падай, мол.

Геннадий «упал».

– Скоро мы в Липецк перебираемся, – проговорил генерал-майор. – Там соберемся полностью и по-быстрому пройдем учебу. А вы тот еще тихушник, капитан!

– Это вы о чем? – невинно осведомился Репнин.

– Иосиф Виссарионович передавал вам привет.

– А-а… Това…

– Михаил Ефимович.

– Михаил Ефимович, рассказывать о том, как мы сталинский «Паккард» буксировали, я не стал – Коля Капотов все и так в лицах изобразил. А о том, что мы с Иосифом Виссарионовичем беседу имели… Сразу не сказал никому, потому как не слишком верил в благополучный исход дела, а потом, когда новый танк руками щупал… Зачем? Выйдет так, что я хвастаюсь будто. Вот и молчал.