На Малино-1 «пилоты-проглоты» вернулись на следующий день – бдительность не терпела суеты.

Григорий устал, но все равно ощущал себя победителем, и виктория, им добытая, была наитруднейшей.

Тут даже не в спасении Яшки дело, а в спасении «лучшего в мире самолета».

Ей-богу, стоило рискнуть для такого-то дела.

Безусловно, «По-7» недолго продержится на пьедестале – и сто девяностый «фоккер» его поджимает, и новые модели «Мессершмиттов».

Немецкие авиастроители не стоят на месте.

Но, если он сможет реально помочь Поликарпову, то появится и «По-8», и «По-9», а там и до реактивного истребителя недалеко…

Вот только…

Быков призадумался. Тут он не спец…

Год спустя Николай Николаевич скончается от рака. И как быть?

Предупредить? А как?

Так, мол, и так, Николай Николаевич, опухоль у вас?

«Что за глупые шутки, молодой человек?» – холодно скажет конструктор и откажет ему от дома…

Но, все равно, надо что-то придумать. Пусть не сейчас, а осенью.

Или зимой. Но зима – это крайний срок.

Каким-то образом наслать на Поликарпова светил медицины, те его просветят, прощупают и скажут: «Ну-с, батенька, давайте лечиться!»

И куда Николаю Николаевичу деваться? Ляжет на операцию, как миленький…

Бабков встретил «Колорада», нетерпеливо перетаптываясь.

– Ну?!

– Ну, живы, как видишь.

– Ты мне тут…

– Я брата спасал. Из концлагеря.

– Понято… – выдохнул майор. – Ничего себе… И что теперь?

– Отец сказал, все остается по-прежнему.

– То есть… Ты эскадрильей командуешь, а я – полком?

– Именно.

– А с этими вашими «По-7» что?

– Сдвиг есть. К лучшему.

– Понято… Ну, тогда, комэск, продолжай занятия. На твою эскадрилью выделили «Ла-5ФН».

– Машинки хорошие. Займемся.

– Ну, тогда вперед и с песней! Чтоб налет был.

– Будет.

Возвратившись в избушку эскадрильи, Быков застал всех пилотов – сидели по лавкам и улыбались, как именинники.

– Что лыбитесь? – вежливо поинтересовался комэск.

– Вот за что я чту нашего командира, – осклабился Микоян, – так это за утонченную вежливость.

Эскадрилья грохнула, здоровым смехом исторгая из себя недавние страхи, тревоги и опасения.

– Спасибо вам за все, – с чувством сказал Григорий. – Один я бы ничего не стоил.

– Всегда рады, командир! – воскликнул Орехов. – А те «худые», что мы сбили в Белоруссии, нам уже не засчитают?

– Скажи спасибо, что хоть живым засчитали, – проворчал Коробов.

– Во-во… А то улетели на вражескую территорию, и с концами. Кому надо, живо бы в предатели записали!

– Заходил уже особист. Тихий какой-то.

– Видать, позвонили ему с самого верха и велели разбор полетов не учинять.

– Похоже на то.

– Ладно, ребята. Пора часы налетывать.

– «Ла-5»?

– Они. По самолетам!

И началась «учебка».

На «Ла-5ФН» устанавливался новый мотор – форсированный, с непосредственным впрыском топлива в цилиндры.

Мощность его на взлете достигала 1850 «лошадок», разгоняя самолет почти до 580 километров в час на высоте 5600 метров.

Кроме того, исполнилась давняя мечта летчиков – на новой «лавке» установили каплевидный фонарь, а это сразу улучшило обзор задней полусферы.

Теперь просто так фрицу будет не подобраться!

Только наземная подготовка отняла 198 часов.

Летчики совершили чуть ли не полтыщи учебных самолето-вылетов, налетав 223 часа.

Впрочем, за бравурными цифрами, уходившими от начштаба полка командованию дивизии и выше, скрывалось многое, в том числе и печальное.

Например, в один прекрасный день «лавочка» старлея Лепина попала в плоский перевернутый штопор. Летчик погиб.

И тем не менее «Ла-5» пилотам понравился.

26 апреля стал праздничным днем в 3-й гвардейской истребительной авиационной дивизии.

В этот день перед фронтом пятидесяти самолетов 32-го и 63-го гвардейских истребительных авиаполков выстроился личный состав 3-й гвардейской иад.

– Под знамя, смир-рно!

Командир 1-го гвардейского иак генерал-лейтенант авиации Белецкий вручил гвардейские знамена командиру 3-й гиад полковнику Ухову и командиру 63-го гиап подполковнику Иванову.

– Полк, напра-во! Торжественным маршем ша-гом марш!

– Да здравствует воздушная гвардия!

Затем командир авиакорпуса обратился с приветственным словом к летчикам-гвардейцам и выразил уверенность в том, что они преумножат славу дивизии и своих полков.

Ухов опустился на правое колено, за ним преклонила колени вся дивизия.

В торжественной тишине прозвучали слова клятвы:

– Принимая в решающий момент Великой Отечественной войны гвардейское знамя, завоеванное нами в боях с немецкими оккупантами, клянусь тебе, Родина, пронести это знамя незапятнанным до победного окончания войны, разгрома немецких оккупантов! Клянусь звание гвардейца отстаивать и умножать удары по врагу! Наш закон – драться до последней капли крови, до последнего вздоха, побеждая во имя свободы, чести и независимости Родины! Смерть немецким оккупантам!

2 мая ведомый Быкова проставлялся – в день международной солидарности трудящихся Указом Президиума Верховного Совета СССР «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и отвагу» гвардии старшему лейтенанту Владимиру Александровичу Орехову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Ведомый, за которым числилось одиннадцать сбитых самолетов, все равно смущался своей золотой звезды – у ведущего-то ее не было, – на что Быков, посмеиваясь, обещал стать дважды Героем.

Володя Орехов ему поверил…

В начале мая 1-й гиак получил приказ передислоцироваться в полосу Брянского фронта на усиление 15-й воздушной армии, которая готовилась к боям за Орел.

32-й гвардейский авиаполк оставался на аэродроме Бараново под Тулой, где продолжил обучение молодого пополнения.

26 мая 3-я гиад, ранее имевшая в своем составе два полка – 32-й и 63-й гвардейские истребительные, обогатилась третьим полком – 160-м иап, вооруженным, так же как и другие полки 3-й гвардейской авиадивизии, самолетами «Ла-5».

В начале июня 1943 года полк перебазировался на передовой аэродром у деревни Студенец и вошел в состав 15-й воздушной армии Брянского фронта.

Перебазирование летных эшелонов проводилось скрытно, небольшими группами, на малой высоте при полном радиомолчании.

Передовой аэродром находился в зоне тактической разведки противника, поэтому самолеты после посадки рассредоточивались и тщательно маскировались.

По прибытии в полку было организовано боевое дежурство. Дежурные истребители регулярно поднимались в воздух на перехват тактических разведчиков и корректировщиков противника.

Северный фас Курской дуги обороняли войска двух фронтов – Центрального, где рулил Рокоссовский, и Брянского, которым командовал генерал Попов.

Рокоссовскому подчинялась 16-я воздушная армия, а Попову – 15-я ВА.

В состав «пятнашки» к моменту начала операции входили два корпуса – истребительный – 1-й гиак – и штурмовой, и еще куча авиационных дивизий – истребительных, штурмовых, бомбардировочных.

Советским войскам противостояла 9-я немецкая полевая армия под командованием генерала Моделя, действия которой обеспечивала 1-я авиадивизия 6-го воздушного флота Люфтваффе, имевшая в своем составе чуть ли не восемь сотен боевых самолетов.

Основная часть немецких истребителей входила в состав эскадры JG 51 «Мельдерс», старых знакомых 32-го полка.

Что по-настоящему радовало Быкова, так это сохранение полка в целости.

Ведь «настоящий» Васька Сталин учудил в апреле «рыбалку» – вздумал глушить рыбу эрэсом – реактивным снарядом.

А тот рванул на берегу.

Один «двухсотый» и несколько «трехсотых».

Много тогда голов полетело… Тогда!

А теперь все тихо и пристойно.

Полковник Сталин всемерно повышает боевую и политическую подготовку 4-й эскадрильи…