– Николай Николаевич…
– Вы будто не решаетесь начать.
– Похоже. М-м…
– А вы сразу к делу, без предисловий.
– Ваш «По-7» не просто хорош, он лучше всех.
– «По-7»?
– «И-185».
– А, ну да, ну да. И?..
– Намечается секретная миссия, нужны будут восемь «По-7».
– Восемь?
– Семь таких, и одну спарку.
– Ах, вот оно что… Вы хотите кого-то вывезти?
– Именно.
– Дайте-ка мне потренироваться в логике… До пункта назначения вы доберетесь, израсходуете там весь боеприпас, и на обратном пути вас не спасет ничего, кроме…
– Скорости и маневра.
– Сколько самолетов противника вы сбили, Василий Иосифович? – неожиданно спросил Поликарпов.
– «Чертову дюжину». Засчитали только девять.
– Только! – фыркнул конструктор и добавил уже другим тоном: – Уважаю.
Тут дверь осторожно приоткрылась, и вошла Александра. Она несла поднос с дымящимися чашками и блюдом с плюшками.
– Извольте отведать!
– Благодарю, – улыбнулся Григорий.
Дождавшись, пока жена покинет кабинет, Поликарпов сказал:
– Вы совсем не похожи на того Василия Сталина, которого я видал еще этой зимой.
– Новую жизнь начал.
Конструктор поднялся и стал ходить.
– Восемь самолетов будут, – сказал он, – на доброе дело не жалко. Но у меня такое впечатление, что миссия, которую вы затеваете, не получила одобрения вашего командования. Оно о ней, скорее всего, и не догадывается. С другой стороны… Чем я-то рискую? Мой, как вы его назвали, «По-7» так и не пошел в серию…
– Надо спасти и человека, и самолет.
– И то, и другое – очень сложно.
– А я не один.
– Вы можете погибнуть.
– Все мы внезапно смертны.
– Хорошо, Василий Иосифович, самолеты будут! Надеюсь, вы откроете мне вашу тайну после возвращения? Кого именно вы спасли?
– Обязательно.
Быков встал, оправляя китель.
– Позвольте откланяться.
– А плюшки?
– Хм… Придется задержаться!
Душистому чаю и плюшкам было уделено полчаса, после чего Быков покинул-таки гостеприимный дом.
Посидел в машине, словно собираясь с силами, да и поехал из Москвы долой, выбираясь к Кунцево.
По узкой извилистой дороге проехал Фили и выбрался на Знаменскую дорогу, которую позже назовут Красногорским шоссе.
И снова к «ЗИСу» прицепился «хвост» – все тот же «Опель».
Добравшись до деревни Калчуга, Григорий свернул к госдаче «Зубалово-4» и покатил сосновым лесом.
«Опель» проехал мимо.
Неужто совпадение? Ага, щас…
Кому-то он нужен. Знать бы, кому.
Смеркалось.
Глухие железные ворота в высокой кирпичной ограде наплывали, качаясь в свете фар.
Приехали.
Домой, так сказать. На госдачу «Зубалово-4».
Еще до революции тут развернул строительство нефтепромышленник Зубалов, отгрохав четыре кирпичных дома. Весь участок огородил стеной почти в два человеческих роста, да еще и башни по углам поставил.
А Сталин любил все крепкое, надежное и защищенное.
Интересно, что Иосиф Виссарионович, высматривая усадьбу под резиденцию, остановил свой выбор на самом маленьком из четырех зубаловских домов, стоявшем в глубине огороженного двора, но двухэтажном.
Поприветствовав охрану – те взяли под козырек, – Быков прошествовал на территорию «дальней дачи», как Сталин называл это имение.
Парк, сад, теннисный корт, оранжереи, конюшня – не хило…
Да и убранство самого дома явно отличалось от пролетарских стандартов: на стенах – старинные французские гобелены, в окнах нижних комнат – разноцветные витражи.
Резной буфет в столовой, старомодная люстра, часы на камине.
Не дурно, совсем не дурно.
В этой-то обстановке и провел свое детство Васька Сталин.
После самоубийства жены Сталин редко появлялся на «дальней даче», да и от детей как-то отдалился – Яша, Света и Вася жили в Зубалово под опекой начальника охраны Власика да экономки Каролины Тиль.
В школу Васька ездил на трамвае и излишне не выделялся, снобизмом уж точно не страдал.
Читал мало, зато пил неумеренно…
Ну, это мы исправили, – усмехнулся Быков своим мыслям.
Он с любопытством разглядывал жилище, в котором как бы прожил годы, ожидая хоть какого-то отклика, но в памяти ничего не аукнулось.
Обычно в книжках о «попаданцах-вселенцах» пишут про подсказки подсознания, а тут – глухо.
Интересно…
А вдруг личность, психоматрица или душа Сталина тоже переселилась?
Только не в прошлое, как он, а в будущее?
И очнулся Вася Сталин за штурвалом «Грача»… М-да.
Или тут другая причина?
Старый-то дом взорвали, когда немцы подошли к Москве.
Отстроили новый, выкрасили в маскировочный темно-зеленый цвет…
Из гостиной донеслись голоса и смех, и Быков решил заглянуть. Открыв дверь, он увидел Константина Симонова – во френче и галифе, заправленных в сапоги, по моде собранных гармошкой, с аккуратными усиками, делавшими его похожим на ловеласа из латиноамериканских сериалов.
Симонов сидел, развалясь, на диване и небрежно обнимал за плечи миловидную женщину.
Надо полагать, Валентину Серову, актрису.
Ее первый муж был прославленным летчиком-испытателем, воевавшим в Испании.
Года четыре тому назад Анатолий Серов разбился, и Валя сошлась с поэтом.
Светлана, та самая Алиллуева, что в будущем очернит своего отца, наговорив всяких гадостей, оживленно тараторила, адресуясь к еще одному частому гостю «дальней дачи», тоже из «творческой интеллигенции» – Никите Богословскому.
Это был темноволосый парень лет тридцати, приятной наружности, ну, может быть, излишне томный.
Никита не слишком внимательно слушал Светлану.
Он иронически улыбался, наигрывая на пианино.
Творческая интеллигенция.
Хозяйка и гости не сразу заметили Быкова.
Григорий вошел в гостиную, оправляя китель, и с прищуром оглядел присутствующих.
– Добрый вечер, – мягко сказал он.
Реакция была разной.
Светлана вздрогнула и поджала губы.
Валентина радостно улыбнулась.
– Добрый вечер, Вася! С фронта?
– Оттуда.
Никита развернулся к нему на стульчике, протягивая руку, а Симонов сказал снисходительно:
– Слух прошел, что ты немецкий самолет сбил?
– Девять самолетов, – сдержанно ответил Григорий, пожимая вялую ладошку Богословского.
Улыбка как-то нелепо расползлась по лицу поэта.
– Девять? – промямлил Константин Михайлович.
Серова просияла.
– Поздравляю, Василий! – воскликнула она. – Это надо отметить!
Быков отобрал у нее бутылку коньяка, и плеснул себе на донышко.
– За победу!
Светлана, напряженно следившая за братом, переводила взгляд с бутылки на этого «пьянчугу-пилотягу» и ничего не могла понять.
– После первой и второй перерывчик небольшой… – пропел Богословский, наклоняя бутылку, но Быков отодвинул свою рюмку.
– И это все? – комически изумился композитор.
– Хватит.
Поднявшись, Григорий поправил ремень и сказал небрежно:
– Пройдусь.
Поклонившись Валентине, он покинул гостиную и обследовал дом, чтобы не сплоховать в случае чего.
Обойдя все комнаты и дивясь странной планировке, «Колорад» вышел на улицу.
Похолодало, но суховатым зимним морозцем и не пахло, все сыростью тянуло, знобкой погребной влагой.
Расслышав шаги за спиной, Быков оглянулся.
Почему-то он ожидал, что выйдет Валентина, но нет, это была его «сестра».
– Зачем ты врал про сбитые самолеты? – нервно спросила она, обнимая себя за плечи.
Григорий внимательно посмотрел на нее и усмехнулся.
– Я сбил больше, чем назвал.
– Не верю! С чего бы вдруг мой капризный, несносный братик возмужал?
– Не знаю, – честно признался Быков. – Просто пятого марта…
– Что – пятого марта? – перебила его Светлана. – Благодать на тебя сошла?
– Нет, – улыбнулся Григорий. – Я стал другим человеком.
– Ах, другим… – издевательски протянула девушка. – Тогда конечно!