Первых попавшихся узников фашисты погнали к яме, пинками и ударами винтовок заставляя спрыгнуть в нее и лечь на живот. Тут же десяток палачей открыли огонь, поражая лежавших в голову и шею, а «загонщики» уже подгоняли следующую партию, и несчастные спрыгивали на еще теплые трупы и ложились поверх, вторым слоем… Судоплатов сжал зубы. Надо вытерпеть. Еще чуть-чуть…

Адъютант о чем-то заговорил с Кирмайером, а Гиммлер в это время сделал пару шагов, приближаясь к ограде концлагеря – захотелось ублюдку получше рассмотреть «рутинную казнь». Тут один из палачей выстрелил в стоявшего еврея, обратившего лицо к небу и возносившего молитву. Пуля угодила бедолаге в голову, и капля мозговой жидкости попала Гиммлеру на щеку. Глава СС вытащил платок, а в следующую секунду его вырвало. Павел перестал дышать и мягко, нежно потянул за спуск. Винтовка вздрогнула, как от испуга, а фуражка у рейхсфюрера слетела наземь, вместе с половиной черепа.

– Плюс!

Расул ринулся вниз, а Иван принялся отстреливать фашистов. Первым схлопотал пулю Небе.

– Пошто безоружных убивать? – рычал гуран. – Пошто людей мучить?

– Ваня, уходим!

– Слушаюсь!

Бегом они вырвались во двор, где поднялась неимоверная суета. Немцы бегали, кричали, слышалась стрельба. В закуток, где хоронился «Ганомаг», вбежали уже настоящие эсэсовцы, и «MG-34» заговорили разом, уменьшая поголовье СС. Суматоха резко усилилась, и тут раздался залп из танковых пушек. Снаряды накрыли комендатуру и подняли в воздух один из «Хорьхов».

Трофейная «четверка», кося немчуру из курсового пулемета, а то и просто наматывая «истинных арийцев» на гусеницы, врезалась с ходу в колючую проволоку, газанула и поперла, снося столбы и разрывая «колючку». Заключенные не сразу поняли, что происходит, но стоило десятку полуголых пленных красноармейцев выбежать на волю, как весь лагерь словно обезумел – многотысячная толпа рванулась в прореху, сметая все на своем пути.

– Уходим! – крикнул Судоплатов, заныривая в «Ганомаг».

Рыча мотором, бронеавтомобиль сдал задом, развернулся и понесся прочь. Следом рванул «Опель Блиц» – диверсанты палили из кузова, десяток автоматов поливал преследующих до того самого момента, когда тех поглотила разъяренная толпа. Бывшие узники даже не били немцев – они их на части рвали, впадая в дикое, первобытное неистовство.

Фрицы отстреливались из пулеметов, десятки пленных падали убитыми, но люди только еще пуще зверели, разбегаясь многоголовой человеческой лавиной и погребая, погребая своих врагов. Пушки танков били, не переставая. Судоплатов увидел, как одна из «троечек» встала, задымила. Остальные танки подошли к подбитому товарищу, открывались люки, танкисты помогали своим и, отстреливаясь, уходили. Поразительно, но обезумевшие узники не трогали их. То ли помнили, кто им открыл путь к свободе, то ли узнавали своих чутьем.

– Расул! Пока никого, уходим по дороге!

– Понял!

– Чуть что, сразу в лес.

– Ага! А танкисты?

– Их подберет Репнин.

– Товарищ Судоплатов! – запищала Ася. – Товарищ Судоплатов! Мы сделали это! Мы казнили Гиммлера! Ура-а!

В означенном месте диверсантов встретили танки прикрытия – две «тридцатьчетверки» – и попылили в арьергарде. Сразу стало как-то спокойнее.

– Немцы!

Танкисты из дивизии «Дас Райх» изменили обычной практике – их «троечки» перли не по дороге, а рядом, прячась за деревьями. Поэтому углядели их не сразу, а когда высмотрели, наконец, сразу грянула баталия.

Два немецких танка с ходу атаковали передний «Ганомаг», еще не замечая «Т-34», выходивших из-за поворота. Бронеавтомобиль не мог устоять против снарядов – свернул с дороги, сползая в кювет, вспыхнул и загорелся. Выжившие бойцы потащили раненого водителя. «Тридцатьчетверка» братьев Кричевцовых тут же отомстила за своих – засадив бронебойным в борт «Т-III». Из люка полезли одуревшие эсэсовцы, и тут же были скошены очередью из пулемета.

На «Т-34» откинулся люк механика-водителя, и Елисей завопил:

– Товарищ старший майор! К нам!

Судоплатов, прихрамывая, полез на броню, но тут Минай решил проявить гостеприимство и распахнул люк на башне.

– Сюда!

– Я же мешать буду!

– А у нас стрелка-радиста нету! Туда вон!

Павел влез в гремящее нутро танка и как-то смог примоститься рядом с лыбившимся мехводом.

– Нате шлем, товарищ старший майор!

Судоплатов натянул танкошлем, пахнувший солярой, и в тот же момент снаряд ударил в башню. У Павла возникло такое ощущение, будто он оказался внутри огромного колокола, и ботало пробило со всей дури, заполнив все звенящим, оглушающим гулом. Куски окалины брони впились Судоплатову в щеку, закапала кровь. Елисей чертом завис над рычагами. Заметив горящий немецкий танк, он сделал к нему рывок и остановился под его прикрытием.

– Левее дерева, прямо танк, сто! – крикнул мехвод.

– Бронебойным! – крикнул Минай.

– Готово!

– Огонь!

В ушах звенело, и грохот пушки Павла не впечатлил. Высмотрев в бойницу пулемета атакуемый танк, он разглядел лишь сноп синих искр. Второй снаряд добил фашиста – над танком поднялись дым и пламя. Судоплатов сделал попытку осмотреться. Насколько хватало обзора, впереди, справа и слева шла сумасшедшая круговерть боя.

Танки, ведя огонь, то сходились, то расходились, то перестраивались в колонну и «все вдруг» разворачивались и шли уже боевым порядком, то проскакивали друг мимо друга, делали короткие остановки, вновь уходили вправо или влево, поднимая за собой черные шлейфы пыли. И тут появились остальные «Т-34».

– Догнали! – крикнул Елисей.

Ведя огонь с ходу, «тридцатьчетверки» помчались вперед. В разрыв дымки, паля из пушки, вползал немецкий танк. Только Минай поймал его в прицел, как «тройку» закрыли догнавшие. Кричевцов хотел было пристроиться к ним, но тут «тридцатьчетверка» оказалась под огнем выскочивших из пыли четырех немецких танков. Мехводу приказывать не надо, он быстро укрылся за подбитой «тройкой», а Минай поймал в прицел головной танк противника.

– Короткая!

Танк резко остановился, качнувшись. Громыхнула пушка, гильза снаряда, коптящая тухлым кордитовым дымом, залязгала по полу. Замер немец.

– Готов!

Оставшиеся три танка вдруг развернулись вправо и туда же повели огонь. Один из них загорелся, а два других, повернув влево, помчались по дороге к Минску, отстреливаясь. За ними, непрерывно стреляя, устремились две «тридцатьчетверки».

– Молодцы! – крикнул Елисей. – Выручили нас!

И вновь удар снаряда в башню. В ушах звон, а прицел туманится. Вяло мотая гудящей головой, Судоплатов чувствовал, как со лба стекает пот. В танке жарища, пороховые газы режут глаза. Минай с Елисеем стянули гимнастерки, комбинезоны спустили с плеч до пояса. Нижние рубашки у танкистов уже непонятного цвета, мокрые, хоть выжимай.

Вдруг засветлело и потянуло ветерком – это Константин откинул люк, чтобы выбросить стреляные гильзы снарядов, до отказа забившие гильзоулавливатель. Наверное, по вылетающим из башни гильзам танк засекли, и в «Т-34» влепили три снаряда подряд. Минай, как и Павел, видел наведенную прямо на «тридцатьчетверку» пушку немецкого танка.

– Короткая!

Командир поймал в прицел основание башни, и в это время пушка противника полыхнула огнем. Опять звенит в ушах от скользнувшего вдоль башни снаряда. И тут Минай нажал на спуск. Выстрел!

На месте башни вражеского танка взвился клуб пламени и дыма. Танкисты закричали «ура!», стали выискивать новую цель, и в эту секунду прилетели два снаряда, в лоб. Прямо на «Т-34», ведя огонь, шли два «Т-III». Затаив дыхание, Минай навел прицел и парой снарядов подбил тот, что наступал справа. Левый, развернувшись, ушел назад и скрылся. Командир пустил ему вдогонку несколько снарядов.

Нужно менять позицию. «Тридцатьчетверка» двинулась к двум подбитым танкам. Укрывшись за ними, Минай стал искать цель. И вот из-за кустов выполз тяжелый «T-IV». Это серьезно, у него 75-миллиметровая пушка.

– Твою ма-ать…