Сунув бласт в кобуру, он переключился с «нейтралки» сразу на вторую и поехал, особо не разгоняясь. По дороге Тимофей заметил ещё пару троек «оборонцев». И вообще, было заметно, что власть сменилась.
Бригада хмурых монтажников выпрямляла гнутый флагшток, а длинный хлыщ с красной повязкой топтался рядом, держа на вытянутых руках бело-голубой флаг. Над входом в штаб посёлка спешно крепили портрет Олега Кермаса. Старший геолог был изображён в белой каэшке с нашитыми генеральскими погонами.
— Орёл! — насмешливо сказал Белый.
— Пингвин он, а не орёл, — поправил друга Рыжий.
— Стоило ещё эту сволочь спасать, — покривился Купри.
— Успеем и похоронить, — буркнул Илья.
— Змей, ты читал рапорт-доклад Юлиуса? — спокойно спросил генрук.
— Ну.
— Ну так дядя Альберт с ним согласен — воевать с Кермасом мы не должны. И не будем.
— А что будем? — нахмурился Харин.
— Игнорировать. Не замечать «оборонцев», в упор их не видеть!
Взрёвывая, краулер взобрался на возвышенность и выехал в зону трещин — последних, не растопленных ещё термостанцией. Это были широкие провалы пугающей глубины — «до конца географии». Лёд по краям их отливал ярко-синим, переходившим далее в сказочный фиолетовый цвет. Из бездонной щели веяло холодом.
— Вижу аж два танкера! — сказал Рыжий, привставая с сиденья.
— Сядь! — крикнул Купри сердито. — Загреметь хочешь? Учти, лететь долго!
— Ничё, я цепкий! А здесь…
Танкетка, перестукивая гусеничными шасси, одолела трещину по дырчатому мостку.
Сихали вёл осторожно — бывало, что в ледниковые расселины ухали и танки-транспортёры. А из-за цепочки холмов, где располагался аэродром, и впрямь выглядывали длинные серебристые сигары дирижаблей-танкеров. Вблизи они поражали размерами куда более — исполинские цеппелины висели, носами причаленные к мачтам, и почти касались земли решётчатыми фермами. Автокары подкатывали, гружённые кубическими танками-цистернами с нефтью, и киберпогрузчики, напруживая мышцы манипуляторов, скатывали «тару» с платформ. Выволакивали из ячей фермы-подвески пустые «кубики», запихивали полные. По сути, танки являлись громадными бурдюками из гибкого силикета, их бока то прогибались, то выгибались, пока не закреплялись в решётчатом каркасе подвески.
— Вон тот вроде уже загружен, — показал Рыжий, снова привставая и хватаясь за верхнюю дугу рамы. — А так, что ж…
Сихали пригляделся — у дальнего дирижабля все грузовые ячейки были заполнены. Ровно сорок танков, и все лампочки над ячеями красные — стало быть, «кубики» не порожние, а с нефтью. Подходяще!
Неприметно оглядываясь, Тимофей подъехал к причальной мачте и выключил двигатель краулера.
— За мной, — сказал он.
В маленьком вагончике, изображавшем здание аэропорта, никто не подавал признаков жизни, да и «вездиков» рядом не стояло. Приблизившись к дверям, Сихали с улыбкой прочитал короткое объявление, размашисто написанное на листе пластпапира: «Все ушли на фронт».
— Нормально! — одобрил Рыжий поступок диспетчеров и пилотов. — Правильно, что…
— Так это смотря на какой фронт! — заметил Белый.
— А нам какая разница? — поморщился Купри.
— Вот именно, — прогудел Тугарин-Змей.
— Пошли, пока «оборонцы» не прочухали, где мы. — Тимофей быстро зашагал к дирижаблю.
Оказавшись под его необъятным корпусом, он оглядел переплетение балок, образующих фермы-подвески по обеим сторонам гондолы, и сказал:
— Илья с Купри, вы идёте с левой стороны, я с Шуриками — с правой. Вынимаем все стопоры!
— А танки не вывалятся? — с опаской спросил Рыжий. — Если мы так… Или нет?
— Не вывалятся. А для сброса нам останется только снять блокировку — там есть пульт специальный, в кабине. Пошли!
Фридомфайтеры пошли, изымая клацавшие стопоры и швыряя их под ноги. Окончив первым, Сихали поднялся по трапу в гондолу. Дверца открылась сразу — антаркты плохо перенимали привычку запирать на замок.
Гондола не поражала величиной — узкий коридор, пара кают по сторонам, крошечный камбуз, где не развернуться, мини-туалет, где не повернуться. Пилотская кабина открывалась наружу большим выпуклым блистером — такое впечатление создавалось, что пульт управления со штурвальчиком и само кресло пилота повисли на самом краю. Сядешь — и свалишься. Тимофей сел и не свалился. Зато обзор был отличный.
— Илья… — сказал он, разбираясь с пультом. — Куда тут жать… Илья, проверь капсулы.
— Ага…
Шесть спасательных капсул с автономным выведением были пристыкованы к гондоле снизу. Стоило шлёпнуть по красной аварийной кнопке-«грибку», как в полу кабины расходились диафрагмы, приглашая поскорее занять место в капсуле.
— Нормально, — прогудел Тугарин-Змей.
— Ну, всё тогда…
Сихали нажал рифлёную клавишу стартёра, и гибкое суставчатое щупальце, державшее цеппелин за нос, тут же отпустило аппарат, скрываясь в причальной мачте. Глухой свист турбин почти не доносился до кабины, но их действие сразу же было явлено глазам — огромная выпуклая туша дирижабля плавно взмыла в воздух. Аэродром медленно уходил вниз, а обзор всё расширялся и расширялся.
— Смотрите, «оборонцы»! — крикнул Рыжий, тыча пальцем за блистер. — До чего ж…
Внизу, петляя по дороге, спешили три или четыре краулера, набитые антарктами в белоснежных каэшках. Их догонял танк-транспортёр.
— Опомнились, — хмыкнул Белый.
Усмешка чуть тронула плотно сжатые губы Сихали.
В небо гвардейцы Кермаса не глядели — нефтевозы уходили на север каждые два часа и стали такими же привычными, как поморники.
Вскоре скалистый Берег Правды прополз под брюхом цеппелина весь, и внизу показалась гофрированная плоскость океана.
— Летим! — весело крикнул Рыжий.
— Летим… — вздохнул Купри.
20 декабря, 00 часов 10 минут.
АЗО, залив Прюдс, «Порт-Эймери».
Если выйти из «Мирного» на корабле, держа курс к западу, вскоре попадаешь в воды моря Содружества. Оно углубляется в материк заливом Прюдс, на берегу которого устроен целый пояс станций — между бухтой Тюленьей и холмами Ларсенманн стоит Прогресс, у бухты Саннефьорд на нунатаке Лендинг расположилась «Дружная-4», неподалёку находятся «Чжуншань» и «Порт-Эймери», а дальше к югу, на восточном берегу озера Бивер, выстроена станция «Союз». Отчего такая скученность? А место такое — интересное.
Отсюда, от залива Прюдс, и до самого «Полюса недоступности», тысячу километров тянется глубокое понижение, прогиб по всей Восточной Антарктиде — Долина МГГ.[140] По дну этой долины медленно сходит величайший на планете ледник Ламберта — он несёт в себе восьмую часть всей пресной воды Земли.
В своём бесконечно медленном движении к заливу Прюдс эта исполинская река льда минует горы Принс-Чарлз и пересекает линию берега моря Содружества, продолжаясь шельфовым ледником Эймери. Каждое лето Эймери — колоссальный пласт льда, просевший в море на глубину восьмисот метров, — плодит гигантские айсберги, порой размерами с Люксембург. Недаром же лёдонавигаторы именно отсюда уводят на знойный север свои «горушки». Право, интересное место!
Описав большую дугу над океаном, цеппелин повернул на юг. За время полёта даже говорливые Шурики устали от болтовни, от воспоминаний, от планов — все сидели и смотрели, как плещется внизу холодное море Содружества, как сверкают под ночным солнцем айсберги. Потом воссияла белая заря, предвестница льдов, и по горизонту будто провели прерывистую линию. Земля. Вернее, лёд.
— Димдимыч, узнаёшь? — спросил Тимофей.
— Эймери! — уверенно сказал Купри. — Точно вышли.
С высоты была видна узкая ленточка припая, айсберги, а позади, дальше на север — синева моря, уже свободного ото льда. Впереди по курсу розовела полоса неба. Местная полночь.
Солнце лишь коснулось белизны горизонта и вновь стало подниматься.