Колесная техника не справлялась, дороги, заметенные снегами, были не для нее, и часто танки брали грузовики на буксир.

А в самом Осташкове – хоть шаром покати. Ни провизии, ни горючего, ни запчастей, ни боеприпасов.

Все необходимое следовало завозить самим, но Катуков, имея опыт «собирания» 3-го мехкорпуса, справлялся.

А Репнин радовался: за прошедший год ситуация медленно, но верно менялась в лучшую сторону. Вон, Новый год скоро, а немцы так и не прорвались на Кавказ. Ростов-на-Дону противник занял, продвинулся дальше – и оказался запертым на Кубани, где его медленно перемалывали на удобрения.

И Сталинграда фрицам не видать. Хоть на помощь 6-й армии Паулюса и 4-й танковой армии Гота подоспел фон Манштейн, это не слишком изменило положение – просто советские войска с боями отступили на готовые позиции в большой излучине Дона, там закрепились и готовились перейти в наступление согласно плану операции «Уран».

Разумеется, Геша прекрасно понимал, насколько трудно все давалось, каких усилий стоило удерживать немцев, но…

«Ни шагу назад!»

И не будет уже таких гекатомб подо Ржевом, что были памятны его деду. Хотя и в этой реальности народу полегло – тьма.

И самое неприятное в этом, что причины все те же – плохое взаимодействие между частями и армиями, никудышная связь и коекакерство. И все же…

Самое приятное в наблюдаемых им одним переменах – опережение по времени. И в его истории были планы прорвать блокаду Ленинграда, но ранняя весна сорвала их – танки буквально тонули в распутицу.

А вот теперь у них появился очень неплохой шанс.

И все это потому лишь, что некто под именем Лавриненко был очень убедителен, и Сталин дал добро на танковый апгрейд…

Разумеется, он никому об этом не скажет, достаточно и того, что он сам знает об этом. И будет тихо гордиться…

…15 января 1943 года 1-я танковая армия вышла в исходный район – к Старой Руссе. После прорыва линии обороны противника 1-й ударной и 11-й армией должна была вводиться в бой 1-я танковая. Развивая успех, одной группой войск предстояло захватить Лугу, другой группой – Псков, а правофланговым частям действовать совместно с 59-й армией по овладению Новгородом.

А далее основные силы 1-й танковой армии во взаимодействии с 1-й ударной должны были продвигаться через Лугу к берегам Балтики. Это все называлось операцией «Полярная звезда».

В то же самое время у Ладожского озера готовилась операция «Искра» – там, где почти сходились линии Ленинградского и Волховского фронтов, между Шлиссельбургом и станцией Мга.

Этот шлиссельбургско-синявинский выступ был занят немецкой 18-й армией, которая чуть ли не полтора года выстраивала мощнейшие линии обороны – минные поля, ряды и ряды колючей проволоки, доты и дзоты.

Основными силами прорыва стали 2-я ударная армия и 6-я танковая[917]. Войскам Ленинградского и Волховского фронтов предписывалось разгромить группировку противника в районе Липка, Гайтолово, Московская Дубровка, Шлиссельбург.

Разбив, таким образом, блокаду Ленинграда, части и соединения РККА должны были к исходу января выйти на линию река Мойка – Михайловский – Тортолово.

15 января операция «Искра» началась с артподготовки – здоровенные (и тяжеленные!) гаубицы «Б-4» загрохотали с востока. Четыре артиллерийских полка большой мощности, по тридцать шесть гаубиц в каждом, обрушили снаряды-«чемоданы» на немецкие укрепления.

Еще ночью за линию фронта перешли корректировщики. Они ползли по снегу, крались по лесу, подбираясь к «фортециям», отягощенные рацией и рюкзаком. Кроме сухпая, они тащили термосы с горячим чаем.

А утром, когда забухали орудия, корректировщики вразнобой слали короткие команды. Снаряды стали падать точнее, расколачивая доты и дзоты. Рубленные из бревен, опорные пункты хорошо горели…

Едва отгремели пушки, на позицию вышли «БМ-13», они же «катюши», в количестве пяти гвардейских минометных полков. В каждом полку насчитывалось три дивизиона «катюш», а залп только одного такого дивизиона по силе мог сравняться с залпом двенадцати тяжелых гаубичных полков.

Зрелище впечатляло – трепещущие огни с воем и ревом пролетали по небу, устремляясь на запад.

А саперы в это время уже вовсю расчищали проходы, да не вручную, а с противоминными тралами, прицепленными к «тридцатьчетверкам», и вот «КВ-1М», да «СУ-122» пошли на штурм. Их обгоняли бомбардировщики, вываливая на немцев ФАБ-500. Работали по целям «Ил-2». Особое вниманиеуделялось Мгинскому железнодорожному узлу, а также укрепленным поселкам Горы и Келколово, расположенным на господствующих высотах.

К исходу третьего дня боев советские войска заняли станцию Мга – пути и платформы были завалены обломками и телами в мышастых шинелях, полуразваленное здание вокзала весело пылало. Из развороченных взрывами амбразур дотов и выжженных дотла блиндажей несло чадом. Гарь настолько плотно покрывала снег, что тот чернел, как вспаханное поле.

Победу эту можно было бы счесть промежуточным результатом, но для немцев станция Мга означала очень многое. Прежде всего подвоз подкреплений и боеприпасов.

Без постоянной «подпитки» 18-я армия вермахта продержится недолго. Командующий армией генерал от кавалерии Линдеманн прекрасно это понимал, а поэтому бросил против русских танков все свои резервы. Поздновато – штурмовые батальоны заняли поселок Горы, расположив на нем НП для артгруппы, а пехота окопалась вокруг. С высот вся местность просматривалась километров на двадцать, и командование лишний раз подтвердило, что русские – народ сметливый и устоявшимся канонам не поддаются. На Горы затащили 152-миллиметровые гаубицы и открыли огонь на поражение всего, что движется или притаилось…

…Выбеленный известкой тяжелый паровоз «ФД» прибыл в Старую Руссу, отбитую у немцев еще в прошлом году. Отсюда железная дорога шла к самому Пскову.

Танкисты-катуковцы приступили к разгрузке, радуясь, что сэкономили моторесурс.

Уже темнело, ветер свежел, заметая снегом, – отличная погода для рейда по тылам!

Первым делом 1-я танковая перерезала коммуникации – железную и шоссейную дороги от Старой Руссы к Новгороду. Хорошо помогли партизаны 2-й и 3-й Ленинградских бригад, устраивая настоящие облавы на фашистов, окружая деревни – и зачищая.

Восточнее станций Дно и Бежаницы существовал настоящий партизанский край – жители четырехсот деревень жили по законам советской власти. Здесь были восстановлены колхозы, работали школы, библиотеки, больницы, издавались газеты.

Комбат Репнин первым вышел к разрушенной станции Торошино, оказываясь на подступах к Пскову. Правда, занять город с ходу не получилось – здесь у немцев был крепкий рубеж обороны. Развилки дорог перекрывались дзотами и сетями проволочных заграждений. На колючую проволоку фрицы понавешали пустых жестяных банок и колокольчиков, те сразу начинали греметь да названивать, как только разведчики принимались резать «колючку».

Из-за реки Великой не переставая били орудия немецкой батареи, а засевшие на колокольнях церквей смертники пускали очереди из пулеметов.

К вечеру того же дня Псков был освобожден, только по другую сторону реки, на Завеличье, еще копошились гитлеровцы.

Тогда в район Крестов, где немцы организовали концлагерь, на полном ходу ворвался дивизион «катюш» со 132-миллиметровыми «подарками». Дали два залпа и ушли – на окраине, где засели фашисты, поднялись столбы дыма и пыли.

Концлагерь в поселке Кресты освобождал тот же 1-й батальон Лавриненко.

Все как везде: столбы с колючей проволокой, приземистые бараки, пулеметные и наблюдательные вышки, теплая комендатура.

Сюда сгоняли пойманных партизан или тех, кого к ним причисляли, горожан, попавшихся патрульным после комендантского часа, пленных красноармейцев. Евреев держали отдельно, в условиях невыносимых: проживая по восемнадцать человек в комнате, «юде» работали с раннего утра до позднего вечера. Например, возили воду в огромных бочках на санях, куда обычно впрягали лошадь. Нет, согласно новому порядку сани тащили четверо евреев, а пятый правил ими, сидя на бочке.