Конечно, это был не настоящий праздник, а так, репетиция. Изыски полевой кухни.

Да и полной радости никто не испытывал, ясно же, что ярлы с сэконунгом так просто не уйдут, а сотня головорезов, шляющаяся по лесу, есть прямая и явная угроза.

Настал полдень, когда в котлах сварилось мясо.

Впрочем, к этому времени викинги уже порядком накачались пивом. Конунг на радостях даже бочку дорогущего вина выкатил. Вот сей напиток Константин отпробовал-таки. Ничего так винишко. Не сказать, что супер, но пьется легко.

– Вот не хотел пить, а зря, – рассуждал Бородин. – Только сейчас и расслабился, а то сижу, как в комок собрался.

Плющ кивнул понятливо.

– А у меня до сих пор что-то унутре подрагивает, – признался он.

– Да-а… Денек тот еще.

– Зато сувениров сколько! – Костя пихнул Валерку в плечо.

– Да-а! – залучился Роскви. – Эт точно.

Невольно он коснулся золотых изделий, отягощавших его шею, а после погладил отполированное ложе арбалета, подаренного дедом Антоном.

Старый счел, что так ему будет спокойнее за внука – на мечах с местными Валете пока не сравниться, зато тяжеленькую стрелку-болт запулить в противника – милое дело.

Ночевали Эваранди с Роскви у деда Антона и бабы Лены, то бишь у Андотта и Элин.

Само собой, и Эльвёр в гости заглядывала, и Хродгейр забегал. Спать Костю на сеновале уложили, жаль, одного…

Тут к Плющу приблизился матерый человечище – сам Йодур пожаловать изволил.

– Выпей со мной, Эваранди, – прогудел Беловолосый.

Костя встал и поднял кубок с недопитым вином.

– За тебя, хевдинг, – сказал он.

– За тебя, дренг!

Хорошо пошло.

Тут Роскви пихнул товарища в бок.

– Гляди!

Костя поглядел.

К нему подходила Эльвёр, уже в платье. Стесняясь коротко остриженных волос, она укрыла голову платком.

– Какая ты хорошенькая! – вырвалось у Плюща.

– Правда? – вспыхнула девушка.

– Еще бы не правда!

Эльвёр покосилась на Бородина, и тот, снисходительно фыркая, отвернулся.

Девушка подошла к Косте совсем близко, привстала на цыпочки и поцеловала его, обняв за шею. Вот уже и отняла губки, да только Плющ придержал дочь Освивра и вернул поцелуй.

Эльвёр слабо этому воспротивилась – все-таки люди смотрят…

– Мы с мамой будем жить у дяди Хродгейра, – сказала она. – Приходи в гости, ладно?

– Обязательно, – улыбнулся Костя, выпуская девушку.

«Доигрался!» – крутилась в голове назойливая мыслишка.

А может, и впрямь?.. Может, ему небывалый джекпот выпал?

– Гляди! – снова сказал Бородин, но теперь голос его звучал иначе.

Плющ обернулся.

На рыночную площадь Сокнхейда въезжали двое, верхом на лохматых лошаденках местной низкорослой породы.

Оба всадника держали в руках щиты, с изнанки вымазанные белым.

Вот этой-то стороной щиты и были повернуты, символизируя мирные намерения.

– Никак парламентеры?! Узнаешь?

– Узнаю.

Слева ехал Шимон. На его губах поигрывала усмешечка со знакомой наглинкой.

Костя смотрел на бывшего знакомца хмуро и неприязненно.

Все он мог понять и простить – жестокость, кровожадность, но не подлость. Подсылать гонца с оговором, чтобы чужими руками выполнить обещание убить…

Мерзость.

Народ, зароптав, расступился, образуя коридор, по которому парламентеры и выехали в начало главной улицы, где в котлах кипело варево.

Навстречу «голубям мира» поднялся Хьельд конунг.

– Что скажете? – вопросил он.

– Ты даже не угостишь нас? – улыбнулся Щепотнев.

– Нет, – обронил Хьельд.

– Ну и ладно, – легко согласился Шимон, – нас и так неплохо кормят. Я вижу, ты несколько торопишь события, конунг? Война еще не окончена, а ты уже победу празднуешь?

– А вы еще надеетесь одолеть нас?

– Почему бы и нет, конунг? Почему бы и нет? Людей у нас не меньше, чем у тебя. Если мы сейчас с тобой не договоримся, то начнем свою войну – будем нападать на твоих жителей, конунг, на твоих воинов, жечь ваши дома и корабли, резать вашу скотину. О, мы учиним тебе немало пакостей!

– О чем ты хочешь договориться?

– О размене, конунг! Ты отдаешь нам корабли, мы возвращаем тебе жизни твоих людей. Их у нас уже больше шести десятков – это бонды, их жены и дети, старики-родители. Будем меняться? Неплохая сделка, согласись! Корабли тебе все равно не нужны, а вот людишки пригодиться могут. Верно? Нет, если тебе наши условия не подходят, можно и поторговаться. Но по-моему, цена сходная – за драккар ты вымениваешь двадцать жизней! Своих подданных, заметь. Ну можем сверху прибавить двух-трех детей. По рукам?

Бородин, наблюдавший за торгом, сжал кулаки.

– Вот же ж гад! – процедил он. – Заложников взял!

– Герой нашего времени, – усмехнулся Плющ. – Что ты хочешь?

Тут на сцене появилось новое действующее лицо – Хродгейр Кривой.

Стремительно прошагав к конунгу, он прошептал ему что-то строго конфиденциально, на ушко.

Хьельд кивнул – понял, дескать, – и заговорил с Шимоном, как торгаш:

– Двадцать – это, конечно, много, но сравнимо ли с длинным кораблем? Двадцать пять – еще куда ни шло…

– Отчего ж, – усмехнулся Горбунков с оттенком презрения, – торг уместен!

– А кого именно ты хочешь обменять на драккар? Вдруг да трэля подсунешь али чужого кого?

– У нас, конунг, при себе семейства бондов Хравна Одноухого, Облауда Пастуха, Снеррира Мокрого… э-э… и еще там кто-то, всех не упомнил.

Конунг согласно покивал головой и нудно стал оговаривать всяческие мелочи, раскладывать устную договоренность по пунктикам, скучно взывать к богам…

Кривой, проходивший мимо Кости, хлопнул его по плечу и бросил:

– За мной!

Догнав широко шагавшего Хродгейра, Роскви с Эваранди молча глянули на него.

Валеру, посматривавшего с той стороны, с которой Кривой был лишен глаза, дядя Эльвёр не заметил, а вот к Плющу обратился, сказав отрывисто:

– Наши охотники опередили Шимона херсира. Они выследили, где находятся захваченные семьи…

– …И мы туда нагрянем! – закончил Костя.

– Ты близок к истине, Эваранди, – улыбнулся Хродгейр, посверкивая единственным оком. – Быстрее!

Бегом они добрались до длинного дома, служившего конунгу резиденцией, и перешагнули порог неприметной пристройки.

– Пусть Шимон думает, будто мы настолько глупы, чтобы праздновать победу до решающей битвы, – говорил Кривой, с грохотом сдвигая старые бочки и плетеные корзины. – Незачем ему знать, что ратная стрела подняла на ноги всех ополченцев в округе! А там посмотрим, кто кого…

Рывком подняв толстую дубовую крышку, прикрывавшую лаз в подпол, он сказал:

– За мной! Нас не должны видеть.

Костя нащупал ногой перекладину лестницы и спустился в промозглую тьму.

– Факелов я не захватил, – донесся глухой голос Хродгейра, – некогда было. Шлемы на вас, головою не стукнитесь, а пол ровный.

Подземный ход уводил не слишком далеко, но в том, что они преодолели крепостные стены, Плющ был уверен на сто процентов. Он быстро шагал, пялясь в темноту, рукой касаясь стенки – то сырой земли, то деревянной крепи.

– Пришли, – голос Кривого послышался совсем близко, и тут же рука Кости уперлась их провожатому в спину. – Наверх!

Поднявшись по лестнице, Хродгейр спиной отжал крышку и выбрался в полутемную конюшню.

Тут его уже ждали – человек двадцать в броне и со щитами, кто с секирой, а кто и с мечом.

– Крикнул бы, – сказал с неудовольствием лохматый дядька, волосы – как соль с перцем, – мы бы и открыли.

– Ну я еще не настолько охилел, Сивый, – усмехнулся Хродгейр, вызвав смешки. – По коням!

Косте достался вороной конек, довольно уродливый, особенно если сравнивать его с красавцами-ахалтекинцами, зато послушный и резвый.

Кавалькада галопом покинула конюшню и двинулась узкими проходами между огороженными лужайками, отдельно стоявшими домами, коровниками, пока не вырвалась на волю и не скрылась под сводами леса.

– А куда мы? – полюбопытствовал Сивый.