Любви тут нет – «кака така любовь?» А что есть?
Ну в любом случае, если кто возжелает причинить девушке смерть или страдание, он будет резко против.
Очень резко.
И станет ли он хладнокровно наблюдать за тем, как Эльвёр насилуют и убивают? Нет, сам же постарается нанести убивцу травмы, не совместимые с жизнью. Так надо ли тогда ставить на вид Семену?
У Щепотнева свои приоритеты.
Размахнулся он, правда, больно уж широко, но тут тоже вопрос: а когда стоит включать совесть?
Когда может сгинуть сотня душ? А если лишь полста человек умертвят, то совесть должна мучить вдвое слабее?
В общем не стоит морочить себе голову.
Оглядев наусты, Костя выбрал тот, что стоял третьим, если вести счет от пристани.
Добротная лодка на четырех гребцов была тяжеловата для одного, зато и мачта имелась, и парус, и даже бурдюк для воды. Наполнив меха свежей водой, Плющ понесся обратно, к дружинной избе, где толпа дренгов накачивалась пивом, закусывала мясом и галдела, как банда фанатов «Спартака».
Урвав изрядный кусок телятины с парой лепешек, Эваранди вернулся на борт драккара.
– Ну, я пошел! – сказал Бородин, перескакивая на доски причала. С ним на пару двинулся молодой воин из той компании, что стерегла «Вепря волн».
Валерий пропадал совсем недолго.
– Сюда идут дренги Торгрима и Эйвинда, – выпалил он, выбегая на пристань, – пьяные и с оружием!
– Так и мы с железом! – осклабился Виглаф, подхватывая секиру.
Вскоре молодняк, весьма воинственно настроенный, показался из-за домов, подходивших к самому берегу.
Дренгов было человек десять – краснорожие здоровяки, не блещущие интеллектом и нисколько от этого не страдающие.
– А ну выходи! – заорал самый здоровый из них. – Биться будем!
– Что, засранцы, – раздался голос с «Морского коня», – в море обкакались, пока другие бились? Решили попки подтереть и в бой?
Дренги взревели и бросились в атаку.
– Виглаф! – крикнул Костя. – Весла!
Воин глянул на него, не разумея, а после озарился улыбкой понимания.
Подхватив длинное кормовое весло, он размахнулся им, как дубиной, и буквально смел двоих из нападавших в воду.
Еще трое вовремя присели.
Одного из них свалил Плющ, тюкнув по голове, словно кием, а другого приложил Бородин – присевший дренг так и распластался по причалу.
Пьяное дурачье взревело еще пуще, принялось с остервенением кромсать топорами грозившие им весла.
Тогда уж и Виглаф осерчал – перескочив на пристань со щитом в одной руке и с секирой в другой, он начал охаживать не в меру распалившихся, орудуя обухом и краем щита.
Костя спрыгнул следом, замечая двоих, сиганувших с борта «Вепря волн» прямо в толпу. И пошла веселуха!
Рубить да колоть было нельзя – все ж таки свои, как ни крути, но отметелить до полусмерти сами боги велели.
Именно здесь, на маленькой пристани в Стьернсванфьорде, Плющ впервые в своей жизни ощутил упоение боем.
Когда злой азарт переполняет тебя, когда ты с наслаждением раздаешь удары направо и налево, получаешь сдачи, но сопротивление и боль лишь раззадоривают, греют кровь.
Трое или четверо засранцев проникли-таки на борт «Черного лебедя».
Роскви с Эваранди скакнули следом.
Один из любителей пива свалился в воду, другому помог Костя. Третьего они уделали на пару с Виглафом.
Когда Плющ обернулся в сторону причала, дренги уже позорно бежали.
Парочка недобитков ковыляла, а еще двое еле ворочались, мотая головами.
– Ну тебя и разукрасили! – захохотал Валера, глядя на Плюща.
– Ничего, – проворчал тот, щупая ноющие скулы, – они тоже синие будут ходить…
А вот Гребню досталось по-настоящему, чей-то нож глубоко рассек кожу на плече – кровь так и хлестала.
– Не-е, браток, – посерьезнел Бородин, – так дело не пойдет. Надо Андотта сюда!
– Он же колдун, – вытаращился Виглаф.
– Значит, и лекарь! – отрезал Валера.
Решительно отворив люк, он громко позвал:
– Андотт! Тут раненый! Поможешь?
Из трюмного лаза высунулась седая голова.
– В голову вы все раненые, – проворчал дед Антон. Якобы неохотно покинув трюм, он осмотрел Виглафа.
– Эк тебя зацепило-то… Нитку с иголкой! Живо!
Костя молча протянул ему сумку, выданную в Интермондиуме.
– Бактерицидку взяли? – по-русски сказал дед. – Молодцы!
Смазав рану зельем, он стал зашивать ее. Виглаф сжал кулаки так, что, сожми они камень, раскрошили бы.
– Потерпи чуток, – бормотал Антон. – Еще немного… Все! Ну повязку сами как-нибудь наложите.
– Спа-сибо… – выдохнул Виглаф.
– Не за что, – буркнул дед, направляясь к люку.
Как бы случайно пришатнувшись к Косте, он прошептал:
– Момент самый подходящий! Эльвёр уже на палубе, под парусом прячется. А Валерка тебя отмажет, все на этих гопников свалит. Счастливо!
– И вы держитесь.
Бородин приблизился, помялся, но проворчал-таки:
– Ты… это… смотри там. И вообще!
– Я понял тебя, красноречивый брат мой, – улыбнулся Плющ.
Он изо всех сил изображал спокойствие, хотя нервическое напряжение то стягивало его до окостенения, то бросало в дрожь.
Понемногу вечерело, но полной темени дожидаться было некогда – вдали, на дороге, вившейся по склону горы, затеплились факелы – это возвращались охотники.
Медлить больше было нельзя.
Тронув парус – парусина сильно вздрогнула – Костя прошептал:
– Эльвёр, уходим.
Девушка выбралась из своей захоронки, и Плющ показал ей на пальцах – пригибаясь вдоль борта, и на причал. Эльвёр кивнула. Уйти по-английски удалось без помех, а берег, с его кустами и деревьями, тут же укрыл беглецов. К третьему по счету наусту они добрались бегом. Костя благословлял небо за то, что предусмотрительные хозяева привязали своих собак по дворам (иначе викинги начали бы охоту гораздо раньше!). Попытавшись стронуть лодку с места, Плющ понял, что это далеко не простая задача. И как, спрашивается, этакую бандуру на воду выволакивать?
Но ведь справлялся же как-то здешний «бандурист»!
Порыскав по сараю, Костя обнаружил странную поленницу из длинных чурок. Катки!
Разложив их по прямой, Эваранди поднатужился, выталкивая плавсредство на берег.
– Помочь? – шепнула Эльвёр.
– Еще чего…
Рывками лодка выдвинулась из науста и слегка накренилась – дальше в воды залива уходил пологий скат, покрытый галькой. Поскрипывая и гудя, лодка съехала носом в воду. Все, хватит пока.
– Полезай!
Отвязав натянувшийся швартов, Костя проверил, все ли припасено. Мачта, парус, вёсла гребные, весло рулевое, бурдюк – все лежало на месте.
Еды, правда, нехватка. Ничего, потерпят.
Забравшись в лодку, Плющ подхватил весло и оттолкнулся им. Плавсредство с шорохом съехало в воду.
Костя сел за весла и погреб от берега.
Парус ставить было рановато, глазастые викинги могли и заметить, а излишнее внимание Плющу было ни к чему.
Пока лодка скрылась за скалами, Костя упарился. Впрочем, что за пессимистический взгляд? Надо думать, как оптимист: он неплохо разогрелся!
Установить мачту, укрепить ее, поднять парус – все это у Плюща вышло не с первого раза, но вышло-таки.
Устроившись на месте кормщика, он опустил рулевое весло, направляя лодку к выходу из залива.
Ближе к морю устье Стьернсванфьорда сужалось, как горлышко кувшина, и возникало встречное течение.
Ход лодки сразу замедлился, суденышко еле ползло, но ветер пересилил-таки воду и вынес парусник на простор.
– Дорогу помнишь? – спросил Костя, хоть и не всерьез.
– Помню, – кивнула девушка. – Шхер тут мало, можно держать ближе к берегу, глубина достаточная.
– Ну совсем уж близко мы не будем, а то я и звезд не увижу… А ты ложись, поспи.
– А ты как?
– Потом отосплюсь.
И затикали минуты, потянулись часы бесконечной вахты.
Спать хотелось ужасно, да еще и Эльвёр, в полусонном виде, ища местечко потеплее, устроилась рядышком – и задышала ровно, спокойно, навевая то дрему, то иные чувства.