Легат невольно вжал пятки в конские бока, и аргамак прибавил скорости.

В пути Гай провел всю ночь, ориентируясь по звездам. Пускал коней то в галоп, то шагом. Под утро он устал до того, что чуть не свалился с аргамака в снег. Навесив обоим животинам торбы с зерном, Гай съел лепешку с сыром, сделал пару глотков вина — и с часок подремал, закутавшись в дакийскую доху. Потом снова в путь.

А сразу за Пиретом везение кончилось — загнанная вьючная лошадь сломала ногу, пришлось ее зарезать. Местные волки были весьма признательны легату.

Учтя свой промах, Гай дал отдых и коню, и себе в хижине Золтеса. Латрункулы вынесли из нее все съестное и ценное, но остались дрова, и был цел очаг. Полночи конь и всадник провели в тепле, а утром, едва тьма на востоке посерела, снова вышли на тропу.

Спустившись с полонины, Гай неожиданно выехал к стоянке: под нависшей елью сидели вокруг костра четверо и с интересом смотрели на него. Один был вылитый дак, другой, смуглый и бритый наголо, больше всего смахивал на египтянина.

— Куда путь держишь? — спросил третий, похожий на галла.

— На юг, — буркнул Гай неопределенно. Дак с любопытством оглядел легата.

— Ты выглядишь как сармат, — сказал он, — и следуешь из степи.

— А вы что, — с вызовом проговорил Гай, — не по той же дороге едете?

— По той, — легко согласился дак. — Меня зовут Регебал, я — раб Сергия Корнелия Роксолана, которого ищу. Не видал ли ты его?

— Он послал меня… — ляпнул Гай и прикусил язык.

— Не буду допытываться, куда именно, — поднял руки Регебал. — А откуда?

Гай подумал — и решил, что никого не выдаст, если чуть приоткроет тайну…

Рабы преторианцев живо собрались в поход, еще и поделились с легатом припасами, и Гай ринулся дальше, «на юг».

Потом он досадовал на себя за спешку. Зря торопился, подгонял себя и коня, а в итоге впал во грех невнимательности. И выехал не туда. Стал искать знаки, описанные Регебалом, — не находил. А когда повернул на юго-запад в надежде, что выедет к дороге между Понс-Ветусом и Факторией Августа, угодил в странное место.

Это была долина реки, зажатая скалами. Выше и ниже по течению долину запирали частоколы из мощных остреных бревен.

Помолившись Монтинусу, богу горных вершин, и Валлонии, богине долин, Гай проехал узкой тропкой между скал и остановился на берегу. Лед на реке был пробит большими полыньями, вереницы людей с ведрами подходили к ним, зачерпывали воду и несли на берег, где стояли желоба с медным дном и деревянными стенками. Под желобами горели костры, а черпальщики все лили и лили воду в желоба, которая потом сбрасывалась в реку мутными, пенистыми потоками.

Легат огляделся в недоумении. Что они делают? Потом еще несколько человек в рваной одежде приблизились к желобам и опрокинули в них ведра каменной крошки. Черпальщики тут же промыли насыпанное. Вон оно что. Так это золотой рудник!

— Эй! Ты кто такой? — раздался вдруг грубый голос. Гай обернулся и увидел трех легионеров, неспешно подходивших к нему.

— Меня зовут Гай Антоний Скавр! — громко представился легат, чувствуя радость облегчения.

— Да?! — развеселился бородатый воин. — А меня кличут Публием Элием Адрианом!

Вся троица расхохоталась. Гай растерянно огляделся.

— Я послан в Факторию Августа, — пролепетал он, — по делу государственной важности!

— Слазь, — буркнул бородатый.

Двое других легионеров помогли Гаю спешиться — попросту сдернули его с седла и отобрали меч.

— Я скажу, кто ты и куда послан, — усмехнулся бородатый щербатым ртом. — Ты — лазутчик Оролеса и вынюхивал, много ли тут наплавили золотишка! Где ты видел, вонючий варвар, чтобы патриции ходили в заношенных шкурах и ездили на конях с клеймом Оролеса?! А насчет золота. Что тебе сказать. Много его добыли! А теперь добудут еще больше — с твоей помощью! Ювений, отведи лазутчика к управителю. Он вчера жаловался, что рабов нехватка, так пусть попользуется этим. Парень вроде крепкий и по-нашему балаболит.

Названный Ювением ткнул мечом Гая в бок и молча указал, куда идти.

— Постойте! — растерялся легат. — Вы что делаете?!

Ювений не стал объяснять суть своих действий, а врезал Гаю по зубам. В последнюю секунду легат увернулся и спас резцы и коренные, но тут же заработал такого пинка, что пропахал сугроб головой.

— Иди давай!

Подчиняясь насилию, легат пошел. Случившееся с ним было настолько невероятно, настолько не ко времени, что Гай скривился и замычал. Легионеры не препятствовали — рабочей скотине и положено мычать.

Привели легата в теплое бревенчатое строение, где обитал толстяк в шерстяной тунике, в кожухе и мятых галльских штанах.

— Рабы нужны? — весело спросил Ювений. — Вот, поймали одного!

— Ага! — сказал толстяк и оглядел Гая. — Годится! Определите его к Диурпанею, в крутильщики. Скажете, я послал.

— Сделаем.

И Гая повели дальше. Мимо черных зияний штолен, пробитых у подножия скалистых холмов, из которых то и дело вылезали мальчишки-оборванцы, бледные и нечесаные, волокущие салазки, полные рыжеватых кусков золотоносного кварца.

Упитанные надсмотрщики пощелкивали плетьми, и дети поспешали, напрягая все силы, подтаскивали салазки к огромным деревянным коробам и пересыпали в них породу. Взрослые рабы оттаскивали короба к мельницам. Крутильщики, прикованные цепями к деревянным маховикам или рамам из брусьев, вращали базальтовые жернова, размалывая хрупкий кварц в песок.

Командовал мельницами длинный, как жердь, дак по имени Диурпаней. С неприязнью оглядев Гая, он указал на мельницу под навесом из камыша.

— Туда его! — приказал он. — И привяжи покрепче. Кузнеца не будет до послезавтра, а как явится, прикует этого молодчика.

— Понял… — буркнул Ювений, без особого желания подчиняясь даку, и потащил легата к свободной мельнице.

Вернув Гаю Антонию отнятые ранее рукавицы, легионеры прикрутили его руки к рукоятке мельницы и посоветовали крутившемуся поблизости надсмотрщику направлять рудокопов к новому рабу. Гая как кипятком ожгло. Он — раб?! Да как боги могли позволить такое?

Вскоре до него донеслась громкая брань надсмотрщика, и двое изможденных пацанов подтащили короб с рудой. Напрягшись так, что задрожали коленки, они опрокинули его, загружая мельницу рудой.

— Крути! — злобно сказал один из мальчишей, белобрысая личность с обветренными скулами. — Плетей ждешь?

Гай напрягся и стронул с места жернова. Пришлось как следует поднатужиться, чтобы куски кварца перетерлись в крупный песок.

Напарник белобрысого, черненький и худой, как скелет, воспользовался мгновением для отдыха. Сквозь дыры его изношенной куртки были видны ребра.

— Как вас звать? — просипел Гай, дрожа от натуги, но проворачивая громадное колесо маховика.

— А тебе какое дело? — буркнул отчужденно белобрысый.

— Вы же тут не по своей воле, верно?

— И что? — глянул белобрысый исподлобья.

— Нам надо бежать отсюда! У меня срочное донесение для наместника, а эти. Короче, помогите мне — и я помогу вам!

Мальчишки переглянулись, и белобрысый сказал отрывисто:

— Ты крути пока, мы вернемся с рудой, тогда скажем. Гай ничего не ответил, только приналег на рукоятку так, что явившийся по его душу надсмотрщик лишь крякнул довольно.

— Верти, верти, — хихикнул он, — скорее сдохнешь! Гай только зубы сжал. Он с усилием толкал рукоятку вверх, выпрямляя ноги, и тянул ее вниз, приседая. А тут и взрослые рудовозы появились, притащили здоровенный короб с рудой и с грохотом опорожнили его в приемный бункер мельницы. Поднялось облако удушливой пыли, и Гай понял, почему рабы обматывают тряпками рты.

Силы его быстро иссякали, а несмолотой руды меньше не становилось. И вот по снегу заскрипели салазки, влекомые давешней парочкой.

— Мы согласны, — отрывисто сказал белобрысый, — иначе Сасса, — он указал подбородком на товарища, — не переживет зимы.

— Быстрее надо! — вырвалось у Гая.

— Раньше вечера — никак! — сердито ответил белобрысый. — За тобой придет Адномат, это надсмотрщик из бастарнов, чтобы отвести в барак. Тебе надо будет его убить, тогда некому будет поднимать тревогу.