Первые недели он этим упивался, теперь же его все чаще посещает неудовлетворение, разочарование даже. Чего ему не хватает? Наверное, спокойной нежности. Женской слабости. Хочется и жалеть «Тзаночку», и заботиться о ней, баловать, потакать капризам, снисходительно выслушивать милое щебетание. Ему это нужно. Но! Тзана просто не поймет, если ее назовешь «лапочкой» или «котеночком». Она сильная и самостоятельная, уверенная в себе девица. Тзана не заплачет, если ее обидят, — она хладнокровно убьет обидчика. Так с чего ее жалеть? Тзана — истинная боевая подруга, амазонка, способная выжить хоть в горах, хоть в степи, хоть где. Зачем ей чья-то забота?

И что из этого следует? Разойтись? Ага. Бросить красивую сексуальную девушку? Зачем? Чтобы мучиться потом, вспоминая гладкие руки Тзаны, ее тугую попку и упругие груди? Обжигающий шепот, бесстыдные признания, сладострастные стоны. Ну уж нет уж, как говорит Эдик! Да и как ее бросишь после всего? Выкуп Сусагу клялся заплатить? Клялся. Жениться обещал? Обещал. Да он и сейчас не прочь. Как ни крути, как ни верти, а лучшей супруги, нежели Тзана, ему не найти. А то раскапризничался, заботы ему не хватает, жалеть некого! Было бы кого желать.

Хлопнула входная дверь, гулко затопали ноги, сбивая снег, и скоро в экседру ввалился Искандер.

— Опять Эдуард намусорил, — начал он с порога, — весь пол в хвое и стружках.

— Я тебя тоже приветствую, — откликнулся Чанба. Тиндарид фыркнул негодующе и сказал:

— Хотите новость?

— Хотим! — тут же признался Эдик.

— Я узнал имя пятнадцатого воина.

— Того, что выжил на Когайноне? — уточнил Сергий.

— Его! Верзон сдержал слово и поспрашивал, как звали тех пятерых, которые носили прозвища — Лупуса, Сохатого и прочих. Уверен, выжил Тарабост, ибо его настоящее имя. — Искандер сделал мхатовскую паузу и выложил: — Регебал сын Дадеса!

— Наш Регебал?! — ахнул Чанба. Сын Тиндара важно кивнул.

— Регебалов в Дакии много. — осторожно высказал точку зрения Сергий.

— Правильно! — энергично кивнул Искандер. — Но, могу спорить, вы не в курсе того, каково полное имя Регебала. А оно звучит так: Регебал сын Дадеса сына Диега из Вастадавы. Точно такое же, какое было и у Тарабоста! Уверяю вас — это один и тот же человек. Я еще и потому в этом уверен, что Регебал принадлежит к очень знатному роду, он родственник самого Децебала.

— Так наш раб — царских кровей? — впечатлился Эдик.

— Да! И недаром ему такое прозвище дали — Тарабост. У даков это… ну, не то чтобы титул, но что-то вроде титулования, и состоит из двух слов — «сильный» и «знатный».

— Ну вообще! — только и выдавил Чанба и воскликнул: — Чего ж мы его не взяли тогда?! Давно бы уж с золотом были!

— Куда взяли, балда? — остудил горячую голову друга Гефестай. — Мы ж ему ничего не говорили про задание! Да и откуда мы могли что-то узнать про Тарабоста?

— Да я понимаю… — сник Эдикус и тут же воспрял. — Кстати, мы в тыл врага собрались! — похвастался он перед Искандером. — Будем при Оролесе как Штирлицы.

— А меня возьмете? — улыбнулся Искандер.

— Собирайся! — осклабился Сергий.

— Так, а что тогда с Регебалом делать? — нахмурился Тиндарид.

— Ступай в принципарий, шли гонца в Рим — пускай Регебал дует сюда.

— Пока он доберется… — разочарованно протянул Эдик, вдохновленный идеей подвига разведчика.

— А мы ждать не будем, — решительно сказал Сергий. — С утра выезжаем в гости к Оролесу, а Регебал пусть догоняет. Он тут свой, сообразит, что делать.

На север двинулись старой дорогой, проложенной по правому берегу Алутуса. Вышли к Бурридаве, миновали Понс Ветус и на четвертые сутки добрались до Фактории Августа. Здесь дорога кончалась, и начинались тропы. Отсюда преторианцы повернули на восток, к белеющим вдали горам. К Бастарнским Альпам.

Кавалькада неторопливо двигалась по диким безлюдным местам, кружа между скал и сосен, поднимаясь на крутые склоны, проникая в стылые ущелья. Поднимаясь и поднимаясь, до самых высот. Идти было трудно — кое-где ветер сдувал снег, оголяя склоны до мерзлого грунта, а местами кони вязли в сугробах по брюхо. Барахтаясь и шатаясь, животные и люди пробирались вперед.

Неожиданно преторианцы вышли к гребню небольшой седловины, откуда открывался прекрасный вид на местность вокруг. Сергий придержал коня. Перед ним узким сизым коридором простиралась долина, по краям которой с двух сторон вздымались, как окаменевшие химеры, причудливые скалы, высеченные из скального монолита стихиями.

— Та самая долина! — крикнул Искандер, прикрываясь от воющего и режущего ветра. — Всё как Верзон рассказывал!

А ветер дул всё пуще и пуще. Он завывал среди высоких сосен, словно хор заблудших потерянных душ гулко стонал в оледенелых кустах и расщелинах скал.

Низкое серое небо, пустое и безбрежное, навевало на путников тоску. Постепенно спускаясь с вершин, они всё дальше углублялись в густые леса, а снежная круговерть бесилась вокруг, застилая зимние пейзажи белесой пеленой.

Много ли они прошли? Пять, шесть миль? В эту пору дни коротки, скоро ночь, а в пути друзья находились уже около трех часов.

— Плохо дело, Сережка, — прокладывавший след Гефестай внезапно остановился и повернулся к своим спутникам. — Поднимается буран.

— Ищем подходящее место! — решил Лобанов.

Ледяной ветер с силой хлестал им в лицо. Преторианцы так закоченели, что вряд ли могли вымолвить онемевшими губами хоть слово. Впрочем, в вое и реве ветра ничего и не расслышишь.

Неожиданно Эдик свернул в заросли и остановился возле огромного поваленного дерева. По-видимому, недавняя буря с корнями выворотила и швырнула наземь здоровенную ель. Корни ее были сплошь облеплены землей, образуя широкую прочную стену локтей пять в поперечнике.

Не обменявшись и парой слов, Чанба и Гефестай вытащили ножи и двинулись в ельник. Нарезав веток, они быстро и умело соорудили навес. Искандер с Сергием занялись верхом, плотно застелив его лапником, и из него же соорудили теплую мягкую постель. Рядом с земляной стенкой Чанба уложил дрова и устроил очаг. Скоро жар костра, сохраняемый корнями, обогрел закуток под навесом, а нагретые над огнем попоны Тзана накинула на спины расседланных лошадей.

— Разве нельзя было продолжать путь? — удивилась она, возвращаясь к костру. — Ты же сам говорил — до перевала остались какие-то мили!

— Можно и продолжить, — согласился Сергий, — но от холода мы бы начали засыпать на ходу, да еще бы и страшно устали. Так и замерзли бы. Выход всегда один — найди убежище, свернись в нем — и спи, пока не утихнет непогода.

— Во сне тоже замерзают.

— Замерзают, если сил не осталось, если все твое тепло ушло на бесполезное барахтанье в сугробах.

— А мы люди умные, — ухмыльнулся Эдик, — умеем вовремя остановиться!

— Я вот однажды под лавину попал, — припомнил Гефестай. — Ох и крутило меня! Лечу — и сам не знаю, куда прилечу: над самыми верхушками леса пронесло и бросило. Завалило. А я потолкался во все стороны, отрыл себе пещерку — и спать. Темно же. Проснулся от того, что душно стало: воздух кончился! Я давай рыть! Копал, копал. Выбрался на самый край пропасти!

— Не ушибся, когда рухнул? — спросил Эдик участливо.

— Еще чего! — важно сказал сын Ярная. — Плавали — знаем!

Поваленная ель, под которой нашли приют друзья, находилась в неглубокой ложбинке. Снег продолжал падать, застилая крышу из еловых ветвей плотным тяжелым одеялом, от которого под навесом делалось еще теплее.

Сгрудившись вокруг костра, беглецы вскипятили воду, смешали ее с вином и запили вяленое мясо. Кони хрустели зерном. Разговаривать не хотелось. Снаружи ревел и взметал снег бешеный ветер, добавляя холода и неуюта. Но это было снаружи.

Ранним утром буря утихла, и друзья продолжили путь. Дорога лучше не стала, местами она оголилась до льда, то и дело приходилось сворачивать, чтобы объехать снежные намёты.

— Здесь не пройти, — сказал Искандер, задирая голову, — вверх тропы нет.