И снова простор – перед катамараном распахнулась голубая лагуна. Вода была столь прозрачна, что чудилось – ее и вовсе нет. И не ползет «Онекотан» по земле, а парит над нею. По лагунной глади скользили паруса патрульных яхт, вдали зеленой полоской тянулся южный берег, а справа открывался порт – длинный пирс, по которому каталась башня киберпогрузчика с десятком сверхманипуляторов. Пять свешивались по одну сторону, пять по другую. Этакий киберспрут с громадными суставчато-коленчатыми щупальцами. Кучу денег на него угрохали…

Плавучая база пришвартовалась, и Наталья сошла на берег. Дома… Именно так она себя и ощущала – не с восклицательным знаком после хорошего слова «дом», не с точкой даже, а с многоточием. Говорят, что в дом, где живет одинокий мужчина, уют привносится лишь тогда, когда в нем поселяется женщина. Это правда. А что тогда сказать о доме, в котором проживает одинокая женщина? Там царит порядок, там присутствует уход, а уюта нет. Ибо создается он не просто так, а для кого-то. Для любимого мужчины.

Понятие семейного очага давно стало анахронизмом, ибо даже камины ныне строятся не для варкижарки или обогрева, а колорита ради. И функция женщины, как хранительницы очага, кажется надуманной. А зря. Семейный очаг незрим, но он согревает, когда две души делятся своим теплом, а два родных человека тянутся друг к другу. И как же холодно бывает одинокой, неприкаянной душе…

Рассеянно здороваясь с островитянами, высыпавшими на берег встречать китопасов, Наталья обогнула приземистый пакгауз и вышла на Главную улицу Вэйлхеда. Кривоватую – и единственную – улочку стискивали два ряда домов – стандартные постройки из литопласта или спектрогласса. Поселком Наталья гордилась – это был ее населенный пункт, на ее ИТО. Никто бы ей и слова не сказал, если бы она отказывала переселенцам – чешите, мол, отсюда, мой остров! Но отец со Станисласом были правы – так и веселее, и пиратам всяким отлуп давать куда сподручнее. К тому же бродяги, босяки всякие в Вэйлхеде не задерживались. Зато вон, Раш Джексон открыл свой «Грандотель», а Ли Цзинвэй держит магазин «Эмпориум». И еще куча салунов по обеим сторонам – пей, не хочу. Хотят! И еще как. Поселок служит центром притяжения для фармбоев, что держат вокруг ИТО кальмарные пастбища и планктонные плантации, для глубоководников-диперов, осваивающих абиссаль, для моряков и подводников, знающих такой транзитный пункт – «ИТО Витязя».

Стоун прошла по всей улице и свернула в кокосовую рощу. Дорога вильнула и вывела девушку к ранчо.

Это было овальное здание, трехэтажным прозрачным куполом вздувавшееся над пальмами. Еще шесть этажей уходило под землю.

Пройдя в контору на нижнем этаже, Наталья уселась за стол-пульт и повключала все рабочие экраны. За огромным окном-иллюминатором светилась голубым сапфиром чистейшая вода. Рыбы-попугаи сновали, как в аквариуме, а отсветы яркого солнца, преломленные волнами, шарили по офису, ложась на компьютеры и столы-пульты сетью расплывчатого голубого сияния. Но даже этот вечно изменчивый вид не успокоил девушку.

Пошатавшись по ранчо, она запустила киберуборщика, вышла на веранду и призналась себе, что больше так не может. Решительно вытащив радиофон, Стоун набрала шифр Тимофея.

Браун ответил почти сразу. Узнав звонившую, он сказал:

– Привет!

– Привет… – растерявшись, Наталья не нашла ничего лучше, чем передать: – Ваше звено я направляю в помощь Хэнку Руни. Проводите китов подальше и возвращайтесь.

– Понял, – озадачился Сихали. – А зачем ты мне это говоришь, а не Арманто?

– Зачем-зачем… Скажи: ты любишь Марину?

Губы Брауна плотно сжались.

– Почему ты спрашиваешь?

– А ты не понимаешь? – с вызовом спросила Стоун.

– Наташа… Ты разговариваешь со мной так, будто я тебе изменил.

– А что, не так?

– Не так. Если уж говорить об этом, то скорее я тогда изменил Марине с тобой.

– Так ты любишь ее? – настаивала девушка.

Тимофей подумал.

– Не знаю, Наташа, – признался он. – Вот правда, не знаю. Когда я жил «на берегу», то верил, убежден был, что люблю. А теперь… Не знаю. Зачем тебе это, Наташ?..

– Я не спрашиваю, любишь ли ты меня…

– …Не надо.

– Но мне-то что делать?! – прорвало девушку. – Мне-то как жить? Как быть? Ну люблю я тебя, дурака, понимаешь? Люблю! И ничего не могу с собой поделать! И не хочу!

Сихали помрачнел:

– Ты поэтому все эти дни со мной не разговаривала?

– А то ты не знал… – устало вымолвила Наташа. Вспышка опустошила ее.

– Знал… Вернее, догадывался. Пойми, мне очень, очень приятно знать, что меня любит такая девушка, как ты. Это даже льстит моей прелюбодейской натуре… Вот, ты спрашиваешь, что тебе делать. А что делать мне? У меня была одна Марина, меня влекло к ней, а теперь появилась ты. И что мне, разорваться? Или ты хочешь, чтобы я жил с тобой одной?

– Хочу! – выпалила девушка. – Больше всего на свете я хочу этого!

– Без любви? – печально спросил Тимофей.

– Ты полюбишь! Потом…

– Без верности? – по-прежнему грустно продолжил Сихали.

Наталья угасла.

– Ладно… – пробормотала она. – Не обращай на меня внимания. Работай. Арманто, наверное, уже обыскался тебя… Пока.

– Пока…

Поздним вечером Стоун вышла на веранду, обращенную к океану. Плавучие базы уходили, расцвеченные огнями, и появлялось такое ощущение, будто окончен карнавал – угасло веселье, унялась толчея, утихли крики и смех. Только порванные маски разбросаны кругом, конфетти и серпантин. И темнота. И тишина. И пустота…

Ранним утром Наташа проснулась одна в пустом доме – и с отвратительным настроением. Все шло не так, как надо было, а только вкось, врозь… Тима… Ну почему он?.. Ох, она прекрасно понимала, почему. Марина – яркая девушка, очень красивая и сексуальная. Вопрос: что правит Тимой в действительности? Любовь или только вожделение, одно лишь голое желание обладать прекрасным женским телом? Хорошо, если не любовь. Да он же и сам сказал, что не знает…

Тима, он сейчас как планета в системе двойной звезды, чья орбита сложна, извилиста и не поддается расчетам, ибо небесное тело летит в пространстве, борясь с притяжением двух светил. У какой звезды сила тяготения окажется больше? Чей свет согреет планету по имени Сихали Браун? Чтоб Марининой звезде закатиться и стать черной дырой…

Дабы отвлечь себя от тоски и грусти, Наташа поступила обычным образом – загрузила себя работой. Для начала она села за руль атомокара, решив объехать весь ИТО. Занятая китоводством, Стоун не брезговала и земледелием – пальмовые рощи приносили скромный, но постоянный доход, ибо, как бы ни нахваливали универсальные синтезаторы, а натуральное кокосовое масло все равно лучше.

С этими позитивными мыслями Наталья и тронулась в путь. Рампарт охватывал лагуну кольцом, разорванным лишь на северо-западе, рядом с портом и поселком. Обойти лагуну можно было часа за четыре, объехать – минут за двадцать. Ухабистая дорога уводила на юг прямо от ранчо.

День обещал быть жарким, но дорога лежала в зеленистой тени перепутавшихся пальмовых крон, а ветерок с океана блуждал между кольчатыми стволами, приятно овевая разгоряченное лицо и донося запахи – йодистой соли, гниющих водорослей, сладковатый аромат копры и еще что-то неуловимое и терпкое.

Справа и слева мельтешили стволы, иногда открывая солнечные полянки с одинокими хижинами – не все любили сутолоку Вэйлхеда.

На самом юге пальмы не росли – участок между лагуной и океаном был закатан серым металлопластом, а ближе к рифам поднимались башни недостроенного Южного терминала – подводного порта. Сооружать терминал затеял еще отец, но после его смерти некому стало завершить строительство. Здесь мог бы вырасти большой перерабатывающий комбинат, а субмарины подвозили бы китовое молоко или отжатый планктон…

Выехав на восточный берег, Наталья остановилась посреди зарослей буганвилеи и гибискуса, вышла из машины и прошагала к берегу океана. Там жил старый Фримен Дорсет, промышлявший сбором кокосов.