«Чайки» всей стаей налетели на «Мессеров», поливая немцев из пулеметов, и с ходу уделали парочку – немцы даже осмотреться не успели, а их уже хоронили. Методом самозакапывания – «худые» зарывались в топкую почву почти полностью, один хвост оставляя торчать или изломанное крыло.

Иван тоже переключился на «Мессеры».

Из плавного виража со снижением зашел в хвост «худому», то ли ведущему, то ли ведомому. Очередью по кабине – осколки так и засверкали на солнце.

Почему-то вспомнилось давнее, детское: «Теть Тома, а Ванька вашу вазу разбил!»

– Разби-ил… – протянул Жилин. – И еще разобью…

Второй из «Мессеров», то ли ведомый, то ли ведущий, тоже взялся виражить, да уж больно резко – свалился в штопор. Превосходно…

«И-16» спикировал вдогон, добивая немца, и тот вспыхнул, вращая крыльями, аки мельница.

Аминь.

Только теперь Иван заметил «прибавление в семействе» – немцев били несколько «Яков» и два «МиГа», и у них это неплохо получалось. Однако потехе – час. Горючка на исходе, боезапас… ШВАКи пустые, осталось немного патронов для пулеметов ШКАС.

Да-а…

Жилин усмехнулся с горечью. Лишь теперь, когда хорошенько проредили немцев и можно было не одних врагов высматривать, но и за товарищами следить, стало ясно, что потери велики.

Пугающи.

Изо всех, кого он привел к Скиделю, обратно возвращалось всего трое. Ну, стыдиться тут нечего. Переучиться на новые самолеты русские пилоты просто не успели. Им бы еще годик, о котором так мечтал Сталин.

И машины, на которых они летали, вовсе не были гробами. Тот же «МиГ-3» самолетом был неплохим, просто не доведенным до ума.

Истребители посылали прямо с завода, не облетав, даже не испытав толком, не вылечив «детские болезни». На «Яки» даже фары не ставили, а рации стояли лишь на каждой десятой машине – проклятая спешка, план любой ценой.

Да и сами летчики уступали немецким «коллегам» в опытности.

Что мог противопоставить младлей с налетом в двадцать часов какому-нибудь Гансу или Карлу, бившему и британцев на «Харрикейнах», и французов на «Моранах-Солнье», и всяких-разных поляков на «Лосях», да «Карасях»?

И все-таки эти самые младлеи да старлеи с летёхами били немчуру! Ссаживали с небес продвинутые «Мессершмитты» и «Хейнкели», побивая их на «русфанере»!

Немцы самолет без рации за самолет не считали, а наши без раций, чутьем да смекалкой виктории одерживали.

Ничего… Годик пройдет, наберутся пилоты навыка. И тогда кровью умоется Люфтваффе! И не только кровью…

Это сколько же германских подштанников измарается, как только объявят, что, мол, «ахтунг, ахтунг, «Ла-фюнф» ин дер люфт!».

Кривя губы, Жилин уводил «ишачка», оставляя позади сбитых врагов. Как вскоре оказалось, не всех…

Откуда ни возьмись, появились немецкие истребители – парочка «Ме-109». Вдвоем они завалили ближайшего к ним «ишачка», шедшего ниже жилинского, и тут же начали набирать высоту, выцеливая самого Ивана.

Жилин послал левую педаль вперед, сильно рванул ручку на себя, и все-таки словил немного «горячих приветов» из пущенной по нему очереди. Подорвало стойку шасси, продырявило фюзеляж, побило двигатель. Мотор стало трясти (как после выяснилось, было отбито сантиметров пятнадцать одной из лопастей винта).

На аэродроме в Лиде едва удалось сесть – прибавились новые воронки на полосе. От здания штаба уцелел один первый этаж.

«Мессершмитты» разлетелись, как вороны с помойки, небо очистилось, а земля…

Иван покачал головой. Полный разгром. Самыми целыми оказались «ишачки» из его группы, севшие следом за ним. Остальные… Остальных просто не существовало – сплошь обломки да мусор.

Из щелей, из подвалов выбирались пилоты – злые, бледные, смурные, напряженные или с теми кривыми улыбочками, когда едва сдерживаешь бешенство.

Хромая, приблизился Николаев. Оперся о теплый капот «ишака» и выговорил:

– Матчасти, считай, нет. Бензина тонны полторы-две осталось еще, но качать нечем. Боеприпас почти что вышел…

Иван оглядел летчиков и техников, посмотрел на небо и сказал:

– Пошли в подвал, обсудим это дело.

В подвальном помещении было прохладно и стоял полумрак, оконца у самой земли, больше похожие на амбразуры, пропускали внутрь мало света, зато гоняли сквозняки.

– Сколько нас осталось? – спросил Жилин, приседая на пустой снарядный ящик.

– Если с соседями считать, товарищ генерал, – комполка опустил ладонь на плечо Ерохина, – то пятьдесят один экипаж.

– А было?

– В полку? Семьдесят два…

В это время по ступеням скатилось пустое ведро, а затем, чертыхаясь, явил себя старший политрук Артемов.

– Ага, вот вы где! Здравия желаю, тащ генерал!

– И вам не хворать.

Артемов внимательно осмотрелся и сказал:

– Ладно, тут все свои. Короче, тащ генерал, тут вот какая штука вырисовывается… Сюда, значится, должны были три эскадрильи «мигарей» перегнать. Поездом, прямо с завода. Ганичев тогда ругался, помню. Дескать, нам и старую матчасть ставить некуда, а тут еще и новая! Отбрехался, короче. И «МиГи» выгрузили на запасном аэродроме, километров за пятьдесят отсюда. Там и собрали, туда же и цистерны с горючим подогнали…

– И все эти сокровища целы, невредимы, – медленно проговорил Жилин, – и нас дожидаются?

– Именно! Товарищи из Скиделя там заправлялись. Стоит, говорят, техника! Хотели доложиться комдиву, да не дожили, со мной только поделились, а я, значится, вам докладываю.

Иван хлопнул ладонями по коленям, выбивая пыль, и поднялся.

– Тогда грузимся, и вперед! Есть шанс – надо его использовать.

– Товарищ генерал… – растерянно проговорил лейтенант Алхимов. – А мы на «мигарях» ни разу…

– «Не можешь – научим, – ухмыльнулся Жилин, – не хочешь – заставим!» По машинам!

Полуторки и трехтонки, прозванные почему-то «захарами», вместили всех. Следом поспешали два автостартера и единственный уцелевший «наливняк», правда, пустой.

Только начинало вечереть, но дожидаться темноты Жилин не стал. Ехали быстро, выбирая окольные дороги, прячась под деревьями и следя за воздухом.

Раза два пролетали бомбовозы, но фрицы не обратили внимания на маленькую колонну. Поздно вечером отряд генерал-лейтенанта Рычагова добрался до безымянного запасного аэродрома.

Удобным его назвать нельзя было – взлетное поле вытягивалось с юго-запада на северо-восток узкой проплешиной в лесу, зато места в тени сосен было предостаточно, чтобы спрятать истребители, укрытые дефицитными масксетями. С юга подходили железнодорожные пути, где глыбились две цистерны и полдесятка пустых платформ. На подвижной состав накинули обычные рыбачьи сети, навтыкав в них веток.

Взошла луна, и Жилин огладил гладкую оконцовку крыла. Хищный силуэт «мигаря» еле угадывался, но представить себе боевую машину несложно.

«МиГ-3» был хорош, хоть и отчаянно требовал доделки – доводки «сыроватого» мотора, хотя тот был и получше немецкого, что ставился на «Ме-109», «Ф-2»; устранения ждали неполадки с синхронизаторами…

В общем, изъянов хватало, но и прелести были. Как перехватчик, самолет был не просто годен к службе – «МиГ» являлся лучшим, он летал быстрее всех на высотах в пять, семь или двенадцать тысяч метров.

Но ниже он терял скорость и уступал «Мессерам». Тяжеловат был. Хотя многое зависело и от пилота. Набирать надо скорость в пике! А для этого надо что?.. Правильно, всегда быть на высоте.

В буквальном смысле.

Многие пилоты ворчали на слабое вооружение «мигаря», забывая о том, что у их противника на «Мессершмиттах» оружие не сильнее – что два пулемета ШКАС, что пара МГ. Они практически равноценны.

Калибром ШКАСы мелковаты, конечно, но они берут скорострельностью, а немецкая 15-мм пушка «МГ-151» ничем не превосходит крупнокалиберный пулемет Березина – БС, стоявший на «МиГах».

«Березин» с двухсот метров пробивал броневой лист 20-миллиметровой толщины, а его разрывные пули оставляли в обшивке вражеского самолета пробоины с суповую миску величиной. БС уверенно поражал с четырехсот метров.