А Борден все потирает руки и кряхтит: «Теп-ло-о… Минус один!»

Радуется Ченси – на море туман! И эскорту прибавилось – теперь конвой сопровождала эскадра дальнего прикрытия. Подошли крейсера «Уичита», «Норфолк», «Лондон», тяжелый крейсер «Камберленд», целая стая эсминцев, а на флангах, скрытые черной стылой водой, рыскали субмарины «Сивулф», «Тайгрес», «Трайдент» и «Силайон».

Но и белых льдин тоже хватало – эти обломки безмерного ледяного панциря плыли бесшумно и коварно, пару раз едва не зажав транспорт «Айронклэд» и танкер «Олдерсдейл».

– Не хотел бы я идти на этом бензобаке, – проворчал Конвей, натягивая вязаные перчатки. – Одной бомбы хватит, чтобы поджариться…

– Это фигня, – парировал Ченси. – Я вот в первом своем конвое видел, как рванул пароход, груженный аммотолом! Я его почти не видел, тот пароход, он шел далеко впереди. И вдруг прямо из-за горизонта начала клубиться туча дыма – это был взрыв. До самых облаков поднялся, больше всего на гриб было похоже. А потом пришла взрывная волна – море все рябью покрылось, и такой шорох, шорох кругом… Я тогда напился.

– Да-а… – протянул Конвей. – Если в трюмах взрывчатка, ты сразу – на небеса, а посудина – в пыль. Испугаться не успеешь…

Внезапно Родерик насторожился.

– Ничего не слышите? Моторы вроде.

Лушин прислушался – из тумана наплывало далекое гудение. Самолет? Если туман разойдется и «адольф» заметит конвой, сюда тут же кинутся гончие со всей Норвегии: корабли, бомбардировщики, субмарины… И начнется охота.

Но нет, гудение моторов стало затихать, пока не пропало совсем.

Пронесло…

Конвой следовал генеральным курсом, огибая норвежские фьорды с севера, прижимаясь к Шпицбергену, к самому краю паковых льдов. Густой туман, хоть и был благословенным, ужимал горизонт до палубы «Стивена», пряча весь мир за студеной белесой пеленой. Но однажды ветер прогнал туман, и море открылось на мили вокруг. Девять колонн, которые шли с интервалами в два кабельтова между судами, задымили небо – столбы чада сливались в общее сизое облако, в котором плыли серые туши аэростатов заграждения.

Небо яснело и яснело, а Ченси мрачнел и мрачнел. И вот Северный Ледовитый распахнул свои горизонты – стылые воды, тронутые барашками, несущие корабли и айсберги.

Какие-то минуты прошли, и вот с юга показались черные точки. Они приближались, и над мачтами заполоскались флажки сигнала «Воздушная атака неминуема».

Закрутились лебедки, повыше поднимая серые колбасы аэростатов, матросы в тарельчатых касках суетились у зенитных автоматов.

Лушин не стал нахлобучивать на голову смешную английскую каску, защиты от нее никакой – на караван шла эскадрилья «Хейнкелей-177», новейших немецких торпедоносцев.

Антон облизал пересохшие губы и вцепился в леера. Если торпеда найдет свою цель, спасенья не будет. Даже если его не ранят, он продержится считаные минуты в ледяной воде. Немцам даже не придется добивать экипажи потопленных кораблей, море сделает это само, и четверти часа не пройдет.

– Родди! – рявкнул Борден. – Бросай все и к пушке! А я на корму, там людей не хватает.

– Я с тобой, – сказал Лушин.

– Бегом!

Они кинулись бежать, и в ту же секунду загрохотали, загоготали 20-мм и 37-мм пушчонки. Пом-пом-пом-пом! – задолбили 40-мм «Виккерсы», так и прозванные «пом-помами». Хлопья разрывов повисли в воздухе.

Одному из «Хейнкелей» досталось, и самолет полетел в воду вместе с торпедой.

– Их пятнадцать! – доносились голоса из динамиков всеобщего оповещения. – Двадцать! О, дьявол…

– Прямо по курсу заходят двое!

– Слева, слева!

– Что – слева?

– Торпеда!

– Вот дерьмо… Право руля! Право, право!

– На кормовых углах! Огонь!

Покидая строй, вырвались вперед эсминцы «Уэйнрайт» и «Эскимо», стреляя изо всех стволов по торпедоносцам, идущим на бреющем.

Затормозив у «пом-пома», рядом с которым корчился раненый наводчик, Лушин с ходу сменил умиравшего бойца и навел четырехствольный автомат.

В перекрестье прицела вплыла округлая застекленная морда «Хейнкеля». Крестоцветным огнем колотился пулемет, но Лушин не обращал на эту мелочь ровно никакого внимания.

– Борд! Следи за лентой, чтобы не заело!

– Ага!

Нелепицей было собирать 40-мм снаряды не в обойму, а в брезентовую ленту, но уж таков «пом-пом». Четыре ствола заколотились, посылая «подарочки» навстречу немецкому пилоту, и тот не выдержал, отвернул. Зря.

Ни один снаряд не попал в кабину «Хейнкеля» – всей рвущейся кучей они разнесли торпедоносцу левый мотор и переломили крыло. Самолет сверзился в море, пропахивая в волнах борозду белой пены, и скрылся под водой у самого борта «Стивена Хопкинса».

– Есть! – заорал Ченси. – Ты срубил «адольфа»!

– Лента, – буркнул Лушин.

– Я слежу, слежу…

Взвыл привод, и зенитный автомат развернулся к другой цели.

Пом-пом-пом-пом!

Все сейчас проскальзывало мимо сознания Антона. Вот за кормой «Хейнкель» выпустил из когтей торпеду, и та, продолжая полет, ухнула в воду – след из пузырьков стал чертить убийственную прямую. Но не по «Стивену».

Где-то по левому борту загрохотал взрыв – еще одна торпеда нашла-таки борт, который можно было разворотить. Над мачтами пролетел пустой «Хейнкель», вереща моторами – за правым вился шлейф дыма.

Ему наперерез несся другой торпедоносец – он летел между колоннами кораблей на уровне их палуб. С мостика по «Хе-177» выстрелили из ракетницы и попали, но что мог сделать фальшфейер, ударившийся о кабину и размолоченный на таявшие искры лопастями винта?

Трассы, выпускаемые с кораблей, скрещивались с теми, что протягивались с самолетов, дробя иллюминаторы и гвоздя палубы. Перезвон стреляных гильз был Антону слышнее всего – сверкая начищенной латунью, они сыпались ему под ноги. А в море, отсвечивая медью, неслись торпеды.

Пароход сильно накренился, выполняя почти невозможный поворот. Машина поднатужилась, и бурун, закрученный винтом, отбросил торпеду. Та показалась из воды, высовываясь наполовину, и попала под пулеметную очередь.

Полтонны тротила рванули так, что корму «Стивена» подбросило.

– Фак ю! – завопил Борден и завернул мат по-русски, да с таким смешным выговором, что Антон не выдержал, рассмеялся.

И заткнулся – «Уэйнрайт» словил сразу две торпеды в борт. Сдвоенный взрыв вырвал эсминцу корму, погружая корабль в воду.

Два немецких торпедоносца едва не сцепились крыльями, но вывернули, гады, разлетелись – один к северу, другой к югу. И этот самый другой пронесся чуть ли не над самой палубой «Стивена Хопкинса», строча пулеметом из подфюзеляжной гондолы.

«Пом-пом» был развернут удачно, навстречу «Хейнкелю», и все четыре ствола задолбили, посылая снаряды в синее брюхо самолета. Лушин расслышал звон, с которым они пропарывали дюраль, и вот из очередного зияния высеялся белесый муар – топливо из бензобаков.

Торпедоносец с ревом пронесся поверху, едва не цепляя мачты, и уже за кормой «Стивена» загорелся. Вспыхнул весь, от носа до хвоста, накренился, кончик крыла прочертил по воде пенную линию – и закувыркался колесом, раскоряченной свастикой, ломая плоскости, теряя хвост.

– Готов!

Торпедоносцы один за другим выходили из сражения, а с юга уже подтягивались бомбардировщики «Юнкерс-88». Но тут природа сказала свое веское слово – ветер переменился, задул с севера, натягивая плотное одеяло тумана.

Немецкие бомбардировщики долетели до конвоя, когда тот укутался пухлой пеленой туч, и стали бомбить наугад, сбрасывая убийственный груз, лишь бы облегчиться, лишь бы не возвращаться на аэродром с полными бомбоотсеками.

Не повезло транспорту «Болтон Кастл» – бомба угодила в трюм, забитый кордитом. Огонь с ревом и воем рванул в небеса.

Морякам повезло – порох именно горел, а не сдетонировал. От адского пламени в трюме проплавилась дыра, и судно стало набирать воду. Спасательный корабль «Зафаран» и транспорт «Оуше-н Фридом» подобрали экипаж.