– Ну-у… Не знаю. Интересненькое что-нибудь. Вы же воевали?

– А как же… Слушай, Сихали, ты долго еще будешь меня на «вы» называть? Я в старперы не записывался, понял?

– Понял. Проникся. Исправился.

– То-то. Интересненькое им… Хе! С войны… – Боровиц помолчал и сказал другим голосом: – Самое интересненькое после победы началось – я перестал понимать, за что воевал и зачем. Это сейчас все просто. Вон, детишки зубрят параграфы по истории: добрые дяди президенты накормили голодных, поселили бездомных, одели голых – короче, осчастливили всех. Тотальное изобилие! Всеобщее благоденствие! Массы, освобожденные от труда, выходят на праздничные демонстрации, плавно переходящие в карнавал и сатурналии… А «золотые», эти враги нетрудового народа, якобы были против! Они хотели вернуть рынок, бизнес, куплю-продажу и чтобы одни от миллиардов лопались, а другие дохли от нищеты. Якобы. Кто добровольцем уходил в «Золотую гвардию»? Гангстеры-мафиози, чиновники-взяточники, олигархи-капиталисты. Так в учебнике написано!

А вот я другое видел. «Золотые» мёрзли в тундре, сходили с ума от мошки, мокли, болели, дохли, жрали одну интегропищу – для чего?! Чтобы лавки-базары вернуть? Чтобы снова взятки хапать? Лохов разводить и рэкетом баловаться?

– В учебниках выделено жирным шрифтом: чтобы остановить прогресс, – медленно проговорил Тимофей.

– Прогресс?! Это ТОЗО – прогресс? А ты знаешь, чем сейчас Афросоюз зарабатывает? Хантингом! Миллионы парней, одуревших от безделья, рвутся в саванну, чтобы толпой поохотиться на слонов и прочих антилоп. Это хантинг – прогресс? Мы тут Дикий Запад развели, а они там, в Африке своей, вообще до пещер скатились! А легализованная проституция? Все эти суперлупанары и бюро обслуживания? А гладиаторские бои? Ни хрена себе прогресс! Правильно мне один золотогвардеец говорил – устроят политики всемирную халяву, и выродится человечество к хренам собачьим! Вот они чего не хотели! А мне каково теперь, героическому защитнику Большой Кормушки?

Выговорившись, Боровиц смолк. Засопел смущенно.

– Думаете, легко мне Ханькины выходки терпеть? – Голос Станисласа передавал хмурость и неловкость. – Страха во мне нет, я свое отбоялся. Жалко мне ее. Прошелся по ней этот хренов прогресс так, что места живого не осталось. Сын у Ханьки есть, от первого брака еще, Пьер. Спился совершенно, говорящим животным стал, тупым пожирателем пойла и корма. Дегенерат полнейший, даже к сексу его не влечёт…

Ханька плачет по ночам, всё надеется, что у Пьера в башке просветлеет, что он снова очеловечится. Раньшето он нормальным парнем был, хоть и раздавахой – жил нараспашку, для друзей на всё готов… Эх-хе-хехе… Иногда она меня до того выводит, что я на всё плюнуть готов и уйти! А подостыну, и опять мне ее жалко… Как я эту дуру несчастную брошу? – Посопев в микрофон, сегундо сказал деловито: – Ни фига не видать. Назер бы сюда, локатор этот… нейро… нейтри… Ну, этот, что всё насквозь!

– Стан, – спросил Браун вкрадчиво, – а скажите… скажи мне, какова температура первичной рекристаллизации стандартного отражателя?

– Сто пятьдесят тысяч, плюс-минус три тысячи градусов. Ах, ты…

– И чего ж вы… ты… все деревней прикидываешься? Ты ж наверняка кончал Высшую школу космогации. Штурманский сектор небось? Или инженерный? В любом случае, такой предмет, как «Структура отражающих слоёв», был для вас… для тебя профильным.

Харин коротко хохотнул.

– Ладно, ладно тебе! – сердито сказал Боровиц. – Раскусил. Вычислил. С меня пол-литра…

Через час бешеной гонки стали попадаться кусочки свежей амбры, а еще часом позже впереди завиднелся стационарный плавучий остров овальной формы, дрейфующий на юг. Длиною с километр, в самом широком месте он раздавался метров на семьсот.

– «Ундина», – опознал СПО Боровиц. – Вот они куда китиков гнали! Там, с наветренной стороны, чтото вроде гавани должно быть. Нам туда!

– Вперед.

Плавучий остров построен был недавно – днище его было чистым, да и поверхность больше всего напоминала пустыню, ровную плоскость, залитую серым металлопластом. Лишь у самой гавани, вдававшейся в СПО подобно бухте, выстроились в ряд домишки из гофрированной пластмассы.

– Здесь китики! – довольно пробасил Змей. – В коррале.

Тимофей глянул на экран биооптического преобразователя – под островом, на глубине полумили, висели буи с акустическими генераторами. Они создавали ультразвуковую «загородку», самый настоящий загон для китов – не заплыть, не выплыть.

– Киты-то здесь, – протянул Станислас, – а вот «сабов» я что-то не замечаю… В доках, наверное. Вот же ж…

– Чего тебе их «сабы» дались? – проворчал Змей.

– Чего-чего… Так бы взяли их, да и покурочили на хрен, чтоб не погнались. Китиков бы по тихой увели, и – аста ла виста, бэби! А теперь придется бласты с предохранителей снимать…

– Подгребаем… – буркнул Харин.

«Орки» погрузились и всплыли уже в гавани.

– Высаживаемся… – пробурчал сегундо в тон Змею.

Сихали выбрался из «Орки», оставив включенным подруливающее устройство, и перешагнул на причал. Поверхность «Ундины» стелилась метрах в пяти над уровнем моря, и к гавани спускались башенки лифтов. Тимофей воспользовался обычным трапом и осторожно взобрался наверх.

Наверху было пусто и тихо, только парочка раскормленных альбатросов ковыляла поодаль. Браун дождался сегундо и Змея, и они втроем пошагали к приземистым сооружениям – неказистой «надстройке» СПО.

Глухой отголосок разговора привел валбоев к треугольной площади, посреди которой стояла старенькая киберкухня, а вокруг сидели и дремали китокрады. Их было четверо. Все крепкие ребята, диковатые и на вид суровые. Тимофей узнал одного – это был Сонора Хэк. Другой ворюга, с круглой шишковатой головой, одетый в серый комбез, показался ему самым опасным.

– По-моему, ребята, вы по ошибке взяли не своих китов, – обратился к ним Браун.

Лохматый здоровяк в одних штанах, с волосатой грудью, вопросительно посмотрел на круглоголового. Тот стоял, расставив ноги, чуть наклонившись и опустив руки. Кобура его бластера висела низко на бедре, что сразу выдавало в нем человека, привыкшего часто пускать в ход оружие.

– Да неужто? – спросил круглоголовый.

Тугарин-Змей выступил вперед.

– Это наши киты. Я сам их пас. Теперь забираю.

– Да неужто? – повторил, улыбнувшись, круглоголовый.

И снова чувство странного холодного спокойствия овладело Тимофеем. Он видел, что стрельбы не миновать, и был готов к этому.

– Нас четверо против вас троих, – проговорил китокрад с круглой головой. – Значит, киты останутся у нас.

– Нет, – тихо сказал Браун. – Мы с тобой один на один. Считай, что больше никого нет.

Круглоголовый забеспокоился, но все еще был уверен в себе. Такие поединки были для него не новость, и Тимофей это чувствовал, но, тем не менее, не хотел начинать первым. Неизбежность перестрелки обострила все его чувства. Он не уклонится от схватки.

– Стан, Змей, – сказал он, не отрывая взгляда от круглоголового. – Собирайте китов.

– Хрен вам! – рявкнул его визави.

Илья метнулся к Соноре Хэку, и это решило все. Круглоголовый не видел его, а только услышал движение и, наверное, подумал, что тот схватился за оружие. Как бы то ни было, его рука рванулась к бластеру, и Сихали застрелил ганмена, даже сам не уловив, когда успел выхватить шестизарядник. Первый импульс попал противнику в сердце, второй – тремя сантиметрами ниже. Бластер круглоголового, лишь наполовину вынутый, скользнул обратно в кобуру, и ганмен ничком упал на металлопласт. Он был мертв.

Грохот выстрелов сменился мертвой тишиной. Лишь где-то прокричал альбатрос.

Остальные китокрады застыли, боясь пошевелиться. Теперь, даже если бы они захотели продолжения, было поздно – бластер находился в руке Брауна.

– Я соберу китов, – одеревеневшим голосом сказал сегундо у Тимофея за спиной.

– Выводи их, – словно кто-то ответил за Брауна. – Ребята сейчас выключат заграждение. Да, Хэк?