От лагеря к городу неторопливым шагом двинулся единственный всадник в богатых доспехах, но без шелома. Голова брита наголо, подбородок тоже скоблён чисто, и только длинные усы на грудь спускаются. В руке татарин держал белый платок, которым то и дело вытирал вспотевшую от жары лысину. Подъехав к воротам, он пнул тонкие доски носком сапога, и крикнул:

— Эй, литвинский урус, выходи! Одна вопроса есть! И вторая вопроса есть! И квасу захвати, а то расплавлюсь к херам.

Жители удивились, посовещались, и отправили на переговоры кого не жалко, городского дурачка Варламку, прибившегося пару лет назад в Новогрудок неведомо откуда, и постоянно донимающего всех глупыми рассказами. То про какие-то параллельные миры брешет, то про командирскую башенку, а давеча вообще про непонятный промежуточный патрон речи завёл, да заблажил дурниной про баньку и коней привередливых. Не иначе как в детстве в бане угорел, да потом лошадь копытом в голову лягнула. Такого не жалко татарину на расправу отдать. Но жбанчик с квасом дать не забыли. Маленький жбанчик — посуда денег стоит, и её жалко в отличии от дурачка.

Однако ко всеобщему удивлению собравшихся на забороле зрителей, татарин был настроен на редкость миролюбиво. Испил квасу, не забыв крякнуть от крепости да забористости, вернул посудину, и спросил с вежеством:

— Эй, урус, где здесь Неман?

На вид Варламка дурак-дураком, веснушчатое лицо будто мухами засижено, на голове кудрявый одуванчик сроду нечёсанных волос, но глаза неожиданно блеснули хитростью:

— Двадцать миль к норд-весту!

Татарин неторопливо утёр с пышных усов не менее пышную квасную пену и так же неторопливо сказал:

— Ты не умничай, ты пальцем покажи.

Городской дурачок вздрогнул, будто вспомнил нечто очень важное, и с надеждой в голосе спросил:

— Вы знаете анекдоты про чукчей? А у вас продаётся славянский шкаф для популярного когда-то блогера?

Татарин нахмурился, не поняв о чём идёт речь, и рявкнул, хватаясь за плеть:

— А не одержим ли ты шайтаном, камнями побиваемым, глупая твоя голова? Ступай и скажи начальным людям, что мурза Джалиль указ привёз от государя-кесаря Иоанна Васильевича, природного владыки земель литовских по праву наследования и по законам старины.

Ужаленный в задницу плетью Варламка влетел в распахнутые ворота быстрее собственного визга, где был встречен подзатыльниками и упрёками в бестолковости. Ворота за ним остались открытыми, но из них долго никто не выходил. Сначала лучшие люди Новогрудка решали и спорили, кто из них достоин называться начальным, потом выбрали лучших из начальных, потом рядили в каком порядке выходить… Дорядились до того, что заскучавший татарский мурза отправился восвояси, а в хлипкий тын рядом с воротной башней ударило чугунным ядром огненное жерло.

— Волки позорные! Отрыжка либеральная! Сталина на вас нет! — надрывался городской дурачок Варламка, но за поносные словеса был бит нещадно.

И вот, наконец, начальные люди Новогрудка вышли из города на переговоры. Вот только с кем? Татары явно готовились к решительному штурму, не обещавшему жителям ничего хорошего.

И опять пошёл в ход обиженный на весь свет дурачок:

— Мурза тебя уже знает, авось и дозволит слово сказать. Скажи ему, что Новогрудок покорен воле государя-кесаря, но токмо спроси, что такое кесарь и кто таков сей государь.

Варламка всячески глумился над лучшими людьми города, опять ругался поносными словами, но общими усилиями был выпнут в сторону татарского лагеря. Там его встретили и проводили к мурзе.

Вот чего не ожидал встретить в татарском лагере бывший популярный блогер Одуван, а ныне новогрудский юродивый Варламка, так это элементов камуфляжа в экипировке некоторых воинов, и висящих за плечами винтовок почти современного вида. Опытный глаз пользователя всемирной паутины сразу опознал винтовки Бердана номер 2 и карабины СКС, но разум отказывался верить. Впрочем, он отказывался верить и правильно работать с тех самых пор, как блогер Одуван принял участие в хорошо проплаченном нападении на деревню Любимовку во Владимирской области, после чего последовала сначала продажа в Крым, потом в Геную, потом принудительный набор в армию, и дезертирство, как избавление от одних мук и добавление новых. Только беды, обрушившиеся на голову бывшего блогера уже привычны, а камуфляж и винтовки выбивались из общей картины.

Только знакомый мурза встретил неласково, и на жалкий лепет о командирской башенке и промежуточном патроне похлопал плетью по высокому шнурованному берцу:

— Меньше слов, глупая голова! Начальные люди города готовы выслушать волю государя-кесаря?

— Готовы, товарищ командир! — охотно кивнул Варламка.

— Полковник государевой военной службы мурза Джалиль, — небрежно отмахнулся от неизвестного титула татарин, и подал знакомый Варламке конверт с типографскими надписями «Кому» и «Куда». — Отнеси. Ждать буду ровно час, после чего покараю мятежный город огнём и мечом.

Непонятый и непринятый Варламка отнёс послание в Новогрудок, после чего забрался в самую дальнюю и относительно безопасную щель. От греха подальше, как говорится.

Лучшие люди города прочитали и задумались. Потом кто-то благоразумно предложил прочитать вслух на главной площади, дабы разделить ответственность за решение на всех жителей города. Что и сделали к всеобщему удовлетворению.

И чего боялись? Крепкоголосый глашатай, то и дело заглядывая в бумагу, зачитывал послание государя-кесаря Иоанна Васильевича, выделяя интонацией самое главное:

— … так называемое Великое Княжество Литовское объявляется небывшим, а любые упоминания о нём — воровством и покушением на престол и Отечество….

— … движимый заботой о подданных наших, по заветам старины и человеколюбия, по праву наследования от деда своего Витовта, беру под руку свою с вящему благополучию…

— … мытные сборы и подати на всём пространстве Государства Русского…

— … боярство воровское, а тако же самозванные князья, в просторечии магнатами именуемые, подлежат в приведении в соответствие с «Табелем о чинах», а на противуречащих государевой нашей воле, да обрушится гнев наш, и гнев народа русского, в чём нет на нём греха…

— … союзному же народу татарскому, коий происходит от одного с нами корня скифского, надлежит принять под управление расстроенные неумелой властью земли немецкие от речки Шпрее и на закат, имея границей пределы любезного нам Царства Гишпанского в количестве двух королевств.

— … подданным же моим, в любви и согласии с союзниками нашими пребывающими, надлежит оказывать им помощь всемерную по получению оговоренной платы, или помощь сверх меры, но по повышенным расценкам…

По мере чтения послания государя-кесаря Иоанна Васильевича, то тут, то там возникали потасовки, сопровождаемые криками:

— А я тебе что, сопля зелёная, говорил?

— Ты кого душным козлом назвал, гнида ляшская?

— Ой вэй, рятуйте, люди русские, таки наших бьют!

В пышущую жаром мнений толпу въехал давешний лысый татарский мурза, неведомо как попавший в город, и спросил строго:

— Всё ли поняли, скифы?

Про скифов не понял никто, но голоса горожан, вдруг осознавших, что избегли осады, штурма, избиения и пленения, зазвучали радостью:

— Природный государь, оно таки да!

— Нонеча, оно не то, что давеча!

— А мытников старых утопить!

Мурза пригрозил плетью последнему крикуну:

— Никого топить не будем. Будем плоты рубить на Немане. Есть желающие хорошо заработать?

И много где в те дни слышался стук топоров. Чингизская Империя вышла в поход к последнему морю.

— Ну всё, сотник, я с завтрашнего дня в отпуске, а ты принимай полк, — князь Беловодский Андрей Михайлович Самарин огорошил Мамантия Бартоша неожиданной новостью.

— Как это принимать? Как это полк?

— А что такого? Голова у тебя хорошо работает, так что расти в чинах, юноша, пока есть возможность.