— Кстати, ваше высокопреосвященство, вы готовы нести свет истинной веры схизматикам Московии?

— Но вы говорили про равные права, Ваше Величество.

— Для шляхтичей!

— И остальных…

— Я уже говорил, что мне нет дела до применяемых вами методов. Хоть огнём и мечом!

По мечтательно закатившимся глазам кардинала было видно, что он заглотил наживку. Мыслимое ли дело — привести в лоно святой католической церкви целую страну! За такое деяние можно при жизни получить славу святого и равноапостольного.

— Я готов, Ваше Величество!

— Но вы понимаете, что придётся потрудиться прямо сейчас?

— Каким образом?

— Помочь мне захватить этот чёртов Кремль! В вашей свите пятьдесят рыцарей, и при каждом не меньше десяти вооружённых слуг…

— Хотите пригласить их принять участие в штурме?

— Именно так. Но, сами понимаете, до коронации я ещё не король и не могу приказать им, но эта коронация состоится только после взятия Москвы.

— Я тот час отдам указания, — поднялся с кресла кардинал.

— О, не торопитесь, ваше высокопреосвященство, — покачал головой Казимир. — Скоро должны доставить осадные орудия, и лишь после разрушения стен мы пойдём на приступ.

— Да, мы обогнали обоз с артиллерией, — кивнул святой отец. — Думаю, через два дня он будет на месте.

— Так что нам некуда торопиться, — Великий Князь Литовский позвонил в колокольчик. — Не желаете вина?

— Как вам сказать, Ваше Величество…

— Настоящее испанское, в Кракове вы такого не попробуете.

— В Краков привозят недурные вина из италийских земель, Ваше Величество.

— Я помню, — улыбнулся Казимир. — Но Литва не настолько бедна, чтобы перейти от испанских вин к италийским или французским. И прошу напомнить, сегодня постный день?

— Ах, Ваше Величество, я тоже на войне и в путешествии, так что прикажите подать дичь и оленину.

— Мой повар превосходно готовит, ваше высокопреосвященство. Конечно, ночь не лучшее время для чревоугодия, но надеюсь, что вы отпустите мне этот грех.

— Под испанское вино я отпущу любой грех! — с большим энтузиазмом отозвался кардинал, поглаживая в предвкушении объёмный живот.

Однако, надеждам на плотный, сытный, и вкусный ужин не суждено было осуществиться, потому что как раз в это время со стороны реки раздались душераздирающие звуки, отдалённо напоминающие музыку. В дьявольской какофонии Казимир даже разобрал некоторые слова.

Возможно, там были немного другие слова, но Великий Князь Литовский услышал именно так. Ну а потом пошло вовсе бесовское искушение с воплями, визгами и прочими непотребствами.

— Происки нечистого, — Казимир перекрестился на католический манер, чего старался не делать в присутствии своих литовских подданных.

— Они самые, — подтвердил кардинал, как наиболее сведущий в вопросах нечисти. — Прикажите уничтожить дьявола, Ваше Величество!

— Вы с ума сошли, ваше высокопреосвященство? — возмутился будущий польский король. — Светские владыки не вмешиваются в дела князей церкви, а борьба с дьяволом является вашей прямой обязанностью. Или вы струсили, пан Збигнев?

Обращение по имени и подозрение в трусости подействовали на кардинала подобно удару кнута на быка — глаза и лицо налились кровью, ноздри крупного носа грозно раздулись, а губы исказила злая гримаса. Он поднял перед собой янтарные чётки, которые перебирал во время разговора, и потряс ими:

— У Господа нашего нет неодолимых врагов, Ваше Величество! Пойдёмте, и я наглядно покажу, насколько сильна матерь наша святая католическая церковь!

Пока Казимир при помощи слуг облачался в доспехи, ибо разумная осторожность является одной из добродетелей любого правителя, пан Збигнев Олесницкий успел выбежать из великокняжеского шатра и собрать вокруг себя изрядную толпу, в основном состоящую из поляков и немногочисленных немцев. Вздымая к небу внушительного размера кулаки, кардинал вещал:

— … ибо за грехи наши посылаются испытания, но только свет истинной католической церкви способен справиться с мраком диавольских козней! Идите, дети мои, и убейте нечестивых, осмелившихся бросить вызов Господу!

Как понял Казимир, само его высокопреосвященство в битву не стремилось. И судя по реакции собравшихся на проповедь, понял не только он один.

А над рекой гремело очередное порождение преисподней, на этот раз почему-то голосом евнуха из турецкого гарема.

Упоминание ангела кардинал не стерпел, и бросился к воде с криком:

— Диавол над верой глумится! Не позволю!

Толпа, воодушевлённая примером, бросилась за ним, но Великий Князь Литовский остался на месте. Невместно коронованной особе бегать за каждым дьяволом, и других забот хватает! И как будто сам Господь предостерёг от опрометчивого поступка — послышался грохот, сопровождаемый вспышкой. Следом ещё один… и тут же третий.

— А-а-а!!! — показалось, что многоголосый вопль ужаса обрёл плотность и чуть не опрокинул Казимира. — Дьявол явился! Бегите!

Обезумевший немецкий наёмник с зажмуренными глазами выскочил из темноты, врезался в Великого Князя, и отмахнулся от неожиданного препятствия алебардой. Лезвие проскрежетало по прочной кирасе, прорубила набедренник и застряло, чудом не дойдя до тела. Телохранители тут же срубили сумасшедшего, но выскакивали всё новые и новые слепцы, бегущие в сторону реки. Там тишина и спокойствие, там надежда на спасение!

Да, на другой стороне не нашлось решительного человека, способного пойти в атаку на демонов, и растяжки взорвались только после того, как некоторым удачливым беглецам удалось преодолеть воду вплавь. Удача, она дама ветреная и непостоянная…

Москва-река в районе Кремля неширокая и мелкая, метра два на стрежени, если не меньше, и Вадим с тревогой следил за поднимающимся уровнем воды. Он увёл лодку вверх по течению, чтобы спокойно переждать суматоху и потом вернуться в Нагатино, но вышедшая из берегов река указывала… В общем, перекрыли русло литвины собственными телами, массово утонув при попытке сбежать от облака ядовитого газа. Ну, не совсем облако и не совсем ядовитое, но его хватило для паники и побоища всех против всех. Не так себе это Кукушкин представлял, отчего чувствовал себя виноватым. Думал, посечёт осколками сколько-нибудь, а остальные просто сбегут куда подальше. В свою Литву, например.

— А хорошо получилось, боярин! — Волчок сидел в лодке с блаженной улыбкой, подставив лицо поднявшемуся солнышку. — Почитай треть потонула.

— Меньше, — покачал головой Аникита. — Не больше четверти.

— Да чего их, супостатов, жалеть-то? Лучше здесь потонут, чем мы кровушку лить будем. Оно так спокойнее.

— Да и правильно, — согласился Аникита. — А ты, боярин, не переживай, через три дни покойники помягчеют, запруду-то и прорвёт. Давнишние покойники оне не крепкие.

Вадим с трудом удержался, чтобы не сблевать за борт от какого объяснения.

— Как думаете, Казимир жив остался?

— А как же! Эту язву ничем не выведешь, шибко живучий поганец, — кивнул Волчок. — Небось уже к Вильне подбегает.

— Не меняя порток, — заржал Аникита. — Но вот те крест, боярин, есть примета такая — ежели за чей упокой при жизни выпить, то вскорости тот и помрёт. Верная примета!