Но с другой стороны… Да, и с другой стороны дела шли не слава Богу. Японцы, ещё недавно готовые на любую авантюру, лишь бы против большевиков, определённо сошли с ума всей нацией во главе с микадо. Мало того, что сбежали из Маньчжурии и с Сахалина, позабыв половину военной техники, так ещё и воспылали к Советам неожиданной и противоестественной любовью. Даже складывалось впечатление, будто страна восходящего солнца пытается насильственно выйти замуж за Советский Союз, предложив остров Хоккайдо в качестве приданого. Если так пойдёт и дальше, то мир рискует увидеть новую республику в составе Союза — Ниппонскую Империалистическую.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, сэр Джеймс, — резкий голос мистера Джозии вторгся в размышления Клаттона, нарушив их плавное течение. — Такое вопиющее хамство не должно остаться безнаказанным.

— Что Вы имеете в виду? — восьмой граф Блохловилл нахмурился, отчего лицо его, хранившее след от удара пуштунской сабли, приняло хищное выражение.

— Я говорю, что большевики должны быть наказаны за оскорбление Его Величества короля, — как и большинство уроженцев Девоншира, мистер Кроншоу был не чувствителен к полутонам и оттенкам, а потому просто не заметил угрозы в голосе Клаттона.

— Вот Вы о чём. А мне уж было показалось, что обвинения в хамстве были брошены в мою сторону.

— Что Вы, сэр Джеймс, джентльмен не может быть хамом по определению. Особенно потомственный.

Графу такое объяснение понравилось, но он уточнил:

— А Вы из каких?

— Разумеется из потомственных. Ведь моя матушка была вдовой священника, — мистер Кроншоу обмакнул бисквит в херес, прожевал, удовлетворённо кивнул, и повторил мучивший его вопрос: — Так как мы отреагируем на провокацию большевиков?

— Мы? — сэр Клаттон едва не поперхнулся ароматным дымом контрабандной моршанской сигары. — Моё министерство ограничится нотой протеста. Дальше действовать придётся вашему.

— Но я же…

— Не скромничайте, Джозия. Ваше влияние во флоте трудно переоценить, особенно после назначения адмирала Лоусона Вашим зятем…

— Адмирала?

— Ну да, с завтрашнего дня. Иначе Лоусон ни за что бы… Впрочем, это к делу не относится.

Кроншоу почесал встопорщенные бакенбарды:

— Если я правильно понял, нужно чтобы…

— Да, именно так, — подтвердил Клаттон. — Только не лично. Как-никак мы имеем влияние на половину…

— Хм…

— Хорошо, на четверть…

— Хм…

— Вы зануда, Джозия. Но согласитесь — пятая часть Европы всё же прислушивается к нашему мнению.

— Это так, — Кроншоу утвердительно кивнул.

— Тогда отдайте распоряжение какому-нибудь финскому крейсеру…

— Вы что, сэр Джеймс, у них всего два броненосца, да и те боятся отходить от берега дальше двадцати миль.

— Тогда пусть Швеция отрабатывает свой нейтралитет. Неужели так сложно выйти в море под норвежским флагом и потопить любой американский пароход, желательно пассажирский?

— Зачем американский?

— Для большего запутывания ситуации, Кроншоу.

— Может, выберем другую цель? — мистер Джозия, половину своих капиталов вложивший в акции "Форда", заёрзал на стуле.

— Нельзя! — сурово отрезал восьмой граф Блохловилл. — Кто ещё сможет предъявить претензии к Норвегии?

— А при чём здесь тогда русские?

— А они обязательно заступятся за союзника. Читали их "Беловежские соглашения"? Как говорит советский нарком Булгаков: — "Ноблесс облидж"

Вечер того же дня. Там же.

— Извините, сэр! — официант стоял перед столом премьер-министра с невозмутимостью достойной похвалы, и старательно делал вид, что не замечает Такса, сияющего в предвкушении ужина. — Лорд Клизмсборн просил передать, что немного задержится.

— Надеюсь, ничего серьёзного не произошло, Джон?

— Да, сэр. Он просто поехал домой переодеться. И ещё сказал, что не обижается на Вашу собаку, но попросил бы её впредь воздержаться от подобных шуток.

Черчилль посмотрел на сидящего напротив пса, прибившегося к нему случайно на прошлой неделе. Тот крутил головой, пытаясь избавиться от повязанной на шею белоснежной салфетки, делал вид, что происходящее его совершенно не интересует, и одновременно старался дотянуться до великолепного омара, игнорируя предложенный ростбиф с кровью. И что могло натворить такое благовоспитанное существо? Это практически ангел!

— И как он пошутил?

— Не знаю, сэр. Но когда сэр Клизмсборн выскочил из мужской комнаты, его брюки были совсем мокрыми.

— Зачем, пёс? — Черчилль укоризненно покачал головой.

Такс смущённо уткнулся мордой в тарелку и прикрыл глаза лапой. Огорчать смешного толстяка, не выпускающего изо рта сигару даже во время еды, ему не хотелось. Мало того, что добровольно и безвозмездно поставил на довольствие, так ещё чуть не единственный хороший человек в этой проклятой стране, провонявшей дымом и овцами. Да, а может и единственный.

Не то что те подлые людишки с большого плавучего острова, похожего на родной "Челюскин". Да они сами во всём и виноваты! Ну, устал… Ну, присел отдохнуть… А кто просил пинка давать? Так что чистая самооборона, тут и добродушный хомяк кусаться начнёт. А рука… А что рука? Одной больше, одной меньше — какая разница? У собак вот вообще ни одной, и ничего, живут.

И до чего ведь злопамятные, сволочи. Часа два по своему острову всей командой гоняли. Нет, а тот рыжий с большим ножом сам напросился. И ничего страшного, у собак… Стоп, у собак это есть. Ага, у меринов нет. И ничего, живут.

А уж кровожадные какие все! Видно обиделись, что не до смерти загрыз, и пуще прежнего взъярились. Сначала загнали в какую-то башню с торчащими из неё трубами, потом куда-то глубоко вниз, где неприятно пахло перегретым маслом и крысами. И там тоже была обычная самозащита. Кто просил красавчика в белом кителе кусаться? Он не специально, просто неудачно упал? Врите больше, до сих пор сидеть больно. Так что всё справедливо — мне отмщение, и аз воздам!

А стрельбу кто начал? И главное — зачем? Любому самому тупому коту понятно, что такие игрушки до добра не доводят. Тут ведь не те железные огурцы, которыми забрасывали Злой Камень на аэродроме по весне, тут побольше будут. Здоровенные штуки, как…, хм, нет, у великанов, пожалуй, поменьше. И не взрываются. А эти как грохнули!!!!

Думаете, приятно потом среди обломков плавать? Крылья намокли, желудок от голодухи подвело, уши заложило, а солёная вода обожжённые бока дерёт. Не верите? Это из-за масти не видно, чёрно-подпалой. Во! А вы говорите — не опалило.

Такс шумно фыркнул, отгоняя неприятные воспоминания, но сэр Уинстон понял неправильно:

— Смешно? Я и сам не люблю Клизмсборна, но это не повод писать на штаны Первому Лорду Адмиралтейства.

Пёс состроил невинную рожу, не усматривая в своих действиях состава преступления, и скосил глаза, указывая Черчиллю на открывающуюся дверь отдельного кабинета, в котором они ужинали в приватной обстановке. Вошедший джентльмен сдержанно поздоровался с премьер-министром, с ненавистью скользнул взглядом по Таксу, и уселся в свободное кожаное кресло с широкими дубовыми подлокотниками, изящное и строгое одновременно, но очень неудобное для костлявой фигуры.

— Извините, сэр Уинстон, мне нужно было срочно просмотреть кое-какие документы.

О неприятном событии Эдвард Клизмсборн предпочёл не упоминать. И так было видно невооружённым взглядом, насколько тяжело ему дались слова извинения. Ну сами посудите — как потомку славного Торпа Клизмсборна, при взятии Иерусалима командовавшего отрядом из трёх рыцарей, оправдываться перед выскочкой, чей предок пошёл в Крестовый поход с одним только оруженосцем? А приходится…

— Какие известия из Портсмута, сэр Эдвард? — спросил Черчилль, даже не дождавшись, пока его собеседник заложит за воротник крахмальную салфетку. Видимо неприязнь была более чем взаимной, и более чем неприязнью.

— Ничего нового, сэр Уинстон. Я ездил туда лично, и сам проводил расследование. Ничего. Линейный крейсер "Рипалс" вышел четыре дня назад на рассвете, и с тех пор о нём никаких известий. Авиационная разведка была неудачной из-за сильных туманов, и сейчас наши миноносцы прочёсывают всё вплоть до Дувра.