— Извините, товарищ командарм, Вас срочно к телефону.

— Хорошо. Передайте, что сейчас подойду. — Шапошников кивком головы отпустил дежурного.

Курсанты оживлённо завозились на своих местах, предвкушая окончание лекции и скорый перерыв. Но начальник академии негромко постучал карандашом по графину, привлекая внимание, и продолжил.

— А вот на примере этого телефонного звонка, мы с вами рассмотрим необходимость более широкого внедрения средств связи в войсках. Допустим, я сейчас уйду, оставив вас без командования. Что в этом случае вам следует предпринять? Теоретически — выполнять поставленную задачу, продолжая занятия. А практически? Не смотря на высокие звания и занимаемые должности, обязательно будете валять дурака, что, несомненно, приведёт к полному разгрому на экзаменах.

— Товарищ командарм, возмущённо загудели в аудитории, — да мы….

— Будете возражать? Или скажете, что это я пускаю самолётики, сделанные из ваших же конспектов? Могу понять и простить, если в отсутствие преподавателя, вместо повторения материала, говорят о высоком. Да пусть даже о женщинах и водке, в конце-то концов. Но рогатки? Ладно, забудем…. Мы хотели поговорить о связи. Курсант Баграмян! Сидите, и прекратите улыбаться. Я говорю о радиосвязи. При её отсутствии или ненадёжности, вверенные вам войска, так же как их командиры в данный момент, будут делать всё что угодно, кроме того, что нужно. Поэтому попрошу выполнить контрольную работу — размещение радиостанции в танке БТ-7. Требуемые параметры, характеристики, габариты, расположение и прочее. Все предложения сдать в письменном виде товарищу Рыбалко, который остаётся за старшего.

Голос Ворошилова в телефонной трубке выдавал некоторую растерянность Главкома.

— Борис Михайлович, совет нужен. Ты долго ещё на рабочем месте будешь?

Шапошников молча поморщился. Никак не мог привыкнуть к панибратской манере общения красных командиров. Ладно, ещё за столом, да разговор под водочку. Но на службе…. Конечно, и у самого не князья с баронами в родне, но пролетарское происхождение не отменяет элементарную вежливость.

— Что случилось, Климент Ефремович?

— Пришла новая телеграмма от товарища Сталина. Понимаешь, по телефону не могу всего рассказать. Отправил к тебе посыльного с пакетом. Будь добр, дождись. А вечером и мы с Будённым подойдём. Плохо, что Каменева нет. Он уже, наверное, к Нижнему подъезжает. Как не вовремя свою инспекцию затеял.

— А чья это идея была?

— Но я же не думал, что Коба такое учудит. Ой…, сам прочитаешь.

Фельдъегерь не заставил себя долго ждать. Буквально через несколько минут после того, как Шапошников положил трубку, доложили о его прибытии. Командарм расписался в получении, и правительственный курьер вручил ему тонкий серый пакет, видимо для солидности украшенный пятью сургучными печатями.

Борис Михайлович внимательно прочитал взволновавший Ворошилова документ и громко расхохотался. Сбитый с толку необычными звуками, в дверь заглянул обеспокоенный секретарь.

— Всё в порядке, не обращайте внимания, — успокоил его начальник академии. — Репетирую роль для народного театра.

И усмехнулся уже про себя. Что театр? Тут сам товарищ Сталин цирк устраивает. Надо же до такого додуматься.

"Срочно разработать и ввести в Устав РККА и РККФ положение о дуэлях. О исполнении доложить в недельный срок на "Челюскин" комбригу Архангельскому Г.Р." Дата. Подпись.

Да и это бы ничего. Вторая подпись смотрелась ещё лучше — "Благословляю. И.О. патриарха Вся Руси ротмистр Акифьев"

Отсмеявшись, Шапошников аккуратно положил телеграмму в пакет и, звякнув ключами, запер в сейф. На глаза попалась коробка папирос, и рука сама потянулась, хотя уже год, как по настоянию врачей пришлось бросить. Спичечный коробок, на этикетке которого советский крестьянин убивал ржаным снопом Чемберлена, завалялся в ящике стола. Вот уже пальцы сами, на рефлексах, разминают папиросу. Чуть размять её, дунуть в мундштук и обязательно выбить табачные крошки, постучав о ноготь большого пальца. Первая затяжка, после долгого перерыва, дурманит и кружит голову. Дым сизыми слоями перекатывается под светом настольной лампы. И на его фоне вырисовываются перспективы.

И где это Иосиф Виссарионович золотопогонного попа в море нашёл? И не знак ли это? Может быть, заранее проработать возможность возвращения полковых священников? Тогда другой вопрос — где их готовить? Может ввести военные кафедры в духовной семинарии? Нет, это вряд ли. А может, на самом деле, привлечь к службе бывших офицеров? Тогда можно предложить переговоры с эмиграцией.

От крамольного предположения Борис Михайлович зябко передёрнул плечами и перекрестился. Мысли сразу же перескочили на другой вопрос. Дуэли…. Как их там недавно назвал племянник? Кажется — внесудебные урегулирования личных вопросов? Романтик. Кстати, не забыть бы, накрутить ему хвост при случае. А то, по-старому, считай, штабс-капитан, ротой командует, а всё Витёк и Витёк. Несолидно, право слово, господа.

Тьфу, опять старое на ум приходит. А всё племянник. Но что-то разумное в его словах есть. Вот, только, может не внесудебное, а в качестве последней инстанции? Когда ради правды стоит рискнуть жизнью? Ещё ради чего? Честь? А про неё кто сейчас помнит? Вспомнят. Только в случае не санкционированных дуэлей — обязательно проводить тщательное расследование, во избежание множества поединков по мелочам.

Шапошников погасил папиросу в кадке с фикусом и открыл блокнот. Первое и главное — драться до смертельного исхода или тяжёлого ранения одного из участников, что исключит договорные поединки, когда для сохранения репутации стреляли в воздух, или старались слегка поцарапать противника. Второе — только стреляться, на пистолетах или винтовках. Это заставит всех значительно улучшить качество стрелковой подготовки в войсках. Третье — попытаться совместить сатисфакции с обучением личного состава. Например, проводить их в лесу, или на стройках, отрабатывая противодиверсионный поиск и бой в городских условиях.

Третьи сутки борюсь с желанием собственноручно удавить нашего дуэлянта. Гиви не разрешает. Говорит, что и без этого проблем хватит выше крыши. Вот тут он совершенно прав, не смотря на то, что начальник. Какие планы порушились! Вот только с превеликим трудом, и помощью Лаврентия Павловича, удалось уговорить Гаврилу принять предложение товарища Сталина и повернуть в Мурманск, как всё полетело псу под хвост. Чего только стоили многочасовые переговоры с Иосифом Виссарионовичем, которого уговаривали внести изменения в некоторые законы. Чёрта с два бы уговорили, так и упирался, пока не узнал истинные причины случившегося поединка.

Прибил бы гада морского. Но комбриг Архангельский приказал взять на себя защиту виновника. В принципе он прав. Иначе так засужу, что мало не покажется. Это же надо додуматься, утащить у меня из под носа маршальские звёзды! Ну, почти маршальские…. И почти мои. Пусть так, согласен и на командарма. А теперь?

— Сан Саныч, просыпайся, — Воронин колотил в дверь боцманской каюты. — Вставай, чёрт усатый.

— Дрыхнет, наверное, — предположил я. — Меня бы кто запер на недельку.

— Сейчас разбудим, — мощные пинки сотрясли переборку.

Звякнул замок, и Заморский показался на пороге своего комфортабельного узилища. А где его ещё держать под арестом? Конечно, сам он прозрачно намекал на продуктовый склад, мотивируя тем, что в порядочной тюрьме должно быть холодно. Но, памятуя капитанский опыт отсидки, в просьбе было отказано.

— Что, Владимир Иванович, моя судьба решилась? — Поинтересовался мрачно.

— Устал сидеть? — Посочувствовал капитан. — Не торопись. Пошли, сейчас тебя судить будут.

— А кто?

— Советский суд. Вот товарищ Раевский, — Воронин показал на меня, — согласился быть твоим адвокатом. Товарищ Берия — государственный обвинитель. А комбриг Архангельский представляет интересы Белецкого.