Вопреки обещаниям вертолёт пришлось ждать долго. Он вообще прилетел через три часа, и за это время Лиля успела выпить четыре чашки чая с малиновым вареньем, наслушаться леденящих кровь историй о запутавшихся стропах, разбившихся в лепёшку десантниках, опасных приземлениях на горелый лес, чёрной руке и призраке вечного ефрейтора… Пришлось сидеть и поддакивать с умным видом, старательно изображая осведомлённость в тонкостях древних баек. Удалось даже немного подремать на жёстком топчане, постелив на него свёрнутый и воняющий машинным маслом тулуп.

– Ну и кто тут стремится в небо? – весёлый голос вырвал полковника Сафарову из сладкой дрёмы, спугнув подкрадывающийся на мягких лапах сон.

Портрет заглянувшего в вагончик вертолётчика при желании можно было нарисовать при помощи циркуля – круглый со всех сторон, маленького роста, нос картошкой, ноги природного кавалериста. И как он сдаёт обязательные зачёты по физподготовке? Или на турник с табуретки залезает?

– Вот! – Таругин указал на Лилю. – Товарищ полковник стремится. Вова, твоя кофемолка на три тысячи метров поднимется?

– Обидеть хочешь? – нахмурился вертолётчик. – Выход в стратосферу не обещаю, но…

– Не нужно подвигов, Вова! Трёх километров вполне достаточно.

Лиля слушала разговор с некоторым напряжением. Не то чтобы она очень уж боялась высоты, но при мысли о прыжке почему-то начали слабеть колени, а зубы сами собой принялись выстукивать «Марш авиаторов».

Техник Саня, принявший это состояние за предвкушение и нетерпение, поспешил оправдаться:

– Вы не подумайте чего, товарищ полковник, наша ласточка на самом деле поднимется! – Потом подумал и добавил: – Наверное…

В ответ на последнее замечание Таругин показал Михалычу кулак:

– Покаркай тут у меня, бестолочь! Парашюты давай.

– Один момент, – кивнул техник и скрылся во второй половине вагончика. Через несколько минут оттуда послышались грохот, короткий вопль и громкий вопрос. – Модернизированная «пятнашка» пойдёт, или Д-пятого хватит?

Старший прапорщик вопросительно посмотрел на Лилю, но сразу же спохватился и объяснил:

– Им новое редко дают, товарищ полковник, так что лучше воспользоваться моментом. Давай «пятнашку», Саня, а ты, Вова, заводи пепелац и это… из коляски канистру забери. Но чтоб ни в одном глазу, понял?

– Да понял, не дурак. Дурак бы не понял.

Следующие пятнадцать минут ушли на инструктаж и попытку самостоятельно разобраться в многочисленных ремнях и непонятных железяках. Наконец старший прапорщик не выдержал и рявкнул на наблюдающего за копошащейся Лилей механика:

– Саня, ты где это старьё откопал? Товарищ полковник привыкла к новым образцам, а это… И вообще проваливай отсюда! Что, больше заняться нечем? Так я сейчас найду.

Угроза подействовала, и Михалыч моментально испарился из бытовки, материализовавшись только возле вертолёта.

– Строго вы с ним, Олег Витальевич.

– Да он срочную в моём взводе служил – рефлексы намертво вбиты. А что, Лилия Александровна, неужели вам даже в парке культуры с вышки прыгать не доводилось? Да и профессия вроде как предполагает разнообразные навыки. Или так каскадёры работают?

– А нет сейчас каскадёров. Вообще нет, и уже давно.

– Это почему?

– Компьютерная графика, виртуальные актёры и тому подобное. Современная техника творит чудеса.

Старший прапорщик почесал в затылке и вздохнул:

– У нас чудес не бывает, поэтому всё самим делать приходится, – Таругин немного помялся, и добавил: – Вы только не пугайтесь, товарищ полковник, но прыгать придётся без вытяжного фала.

– А что это такое?

– Принудительное раскрытие. Видите ли, в чём дело… лётчику с механиком тоже необязательно знать правду, и для всех вы будете опытным парашютистом с несколькими тысячами прыжков.

Настроение, и без того не самое радостное, упало совсем.

– Олег Витальевич, может быть мне вообще не стоит сейчас? Ну, вы понимаете. Давайте я лучше ночью прыгну, когда не видно.

– Ночью? – задумался Таругин. – Хорошо, будут и ночные прыжки, но сначала попробуете днём. Вдруг понравится, а?

Михалыч, неторопливо нарезающий сало, повернул голову к старшему прапорщику Таругину, взявшему на себя ответственное дело правильного разлития спирта по стаканам:

– Олег, мне не разбавляй, не порть натурпродукт.

– И не собирался, мы же не на детском утреннике. И сало потоньше режь, салага!

– Куда уж тоньше? – механик посмотрел ломтик на просвет и между делом поинтересовался: – А сам-то чего прыгать не стал?

Старший прапорщик пожал плечами:

– Да не в настроении я сегодня. И вообще, какое твоё дело?

– Никакого, – помотал головой механик. – Просто хотел похвастаться автоматикой для сдачи мастерского норматива.

– Какой автоматикой?

– Собственного изобретения! Чтоб не вручную основной купол отцеплять, а… долетел до тыщи восьмисот, а тут бац, и готово. Запаску, понятное дело, открывать самостоятельно.

Таругин вдруг побледнел, и спросил внезапно охрипшим голосом:

– Ты моей командирше такой и подсунул?

Михалыч расплылся в счастливой улыбке:

– Ага! Здорово я придумал, да? Сюрприз от МЧС.

– Твою же ж мать, Саня! – завопил Таругин и, опрокидывая стол, бросился из бытовки наружу. – Идиот!

– Чего случилось-то? – облитый спиртом Михалыч выскочил следом. – Ты можешь нормально объяснить? В чём проблема-то?

– Рацию давай!

– Нету! У неё аккумулятор сдох, а зарядник ещё на прошлой неделе сгорел. Мы вертолётной пользуемся. А тебе зачем?

– Надо!

– На коммуникатор позвони, если очень срочно.

Позвонить старший прапорщик не успел – под вертолётом, застывшим в небе тёмной точкой, раскрылся белый купол.

– Саня, убью…

– За что? – механик, задрав голову, наблюдал за спускающимся парашютом. – О, ещё метров триста, и основной отщёлкнется. Двести… сто… есть!

Будто услышав команду, похожий на раскрывшийся цветок купол вдруг смялся, а отделившаяся от него фигурка продолжила полёт к земле, стремительно набирая скорость.

– Да что же она ногами машет? – непроизвольно вырвалось у Таругина.

– Приёмы рукопашного боя отрабатывает, – со знанием дела пояснил Михалыч. – Толковая у тебя командирша, Олег. Но пора бы и запасной открыть, как считаешь?

Но старший прапорщик вообще ничего не считал, так как все его мысли были заняты решением одной важной проблемы – каким образом лучше застрелиться, чтобы как можно приличнее выглядеть на собственных похоронах. А то приходилось как-то видеть результаты работы табельного «Соловья»… впечатляет неимоверно.

Мрачные мысли вылетели из головы одновременно с раскрытием запасного парашюта, и Таругин огромными скачками побежал к месту предполагаемого приземления полковника Сафаровой. Успел вовремя – как раз, чтобы запутаться в опустившемся сверху белоснежном шуршащем облаке.

– Олег Витальевич, вы где?

Он с трудом выбрался из капроново-нейлонового плена и тут же наткнулся на восторженный блеск глаз под защитными очками:

– Классно, Олег Витальевич! Я ещё хочу прыгать!

– А-а-а…

– Хотя бы пару раз, а? Неужели за канистру спирта… или я чего-то не понимаю?

Таругин смущённо помялся и нехотя признался:

– Это аренда вертолёта за предыдущие полгода.

– Вот и прекрасно! – Лиля захлопала в ладоши. – Вы мне завтра требование принесите, а я подпишу. Нормальный выход?

– На двадцать литров?

– Пишите сорок!

Случайно услышавший этот разговор механик пулей метнулся к приземлившемуся вертолёту и что-то заорал лётчику в ухо. Тот поморщился от шума, дождался полной остановки винтов и покачал головой:

– К чёрту. Устал я как собака.

– Вова, устал ты или не устал, но лететь надо. Очень надо.

– Зачем? Сможешь привести разумные доводы?

Михалыч смог, во всяком случае, попытался. Авиационные механики от рождения отличаются сообразительностью, и он привёл сокрушительные аргументы, закончившиеся предложением засунуть заботу о моторесурсе и экономии горючего куда подальше и как можно глубже. Вова, в свою очередь, выдвинул контраргументы, но наткнулся на полное непонимание со стороны младшего коллеги.