Позолоченная створка двери, распахнутая сильным ударом в обратную сторону, вылетела вместе с петлями, и появившийся в проёме гвардеец прохрипел сдавленным от ужаса горлом:

– Норвайцы…

– Какие норвайцы? – удивился герцог. – Откуда взялись?

– Они пришли.

– Понятно, что не прилетели. «Красную тревогу» уже объявили?

– Поздно…

– Как это поздно?

– Они уже во дворце.

Музыка резко оборвалась, а приятный баритон дирижёра вдруг набрал немыслимую высоту, и пронзительному визгу лишь немного не хватило до перехода в ультразвук. Осыпающиеся оконные стёкла и треск ломающихся дверей окончательно разрушили очарование момента.

– Какого чёрта? – виконт Оклендхайм повернулся в сторону шума и потянул меч из ножен. – Кому жить надоело?

Чертей он не обнаружил – повалившая в окна и двери вооружённая толпа состояла из чего-то среднего между гориллой, медведем и скунсом. Причём, если судить по запаху, скунса там было больше всего. Древний меч Оклендхаймов кровожадно блеснул в свете свечей и описал широкую дугу, приглашая человекообразных обезьян присоединиться к предполагаемому веселью.

Увы, фамильному клинку не суждено было добраться до чужих потрохов и попробовать вражескую кровь на вкус – запущенное рыжей ведьмой проклятие оказалось быстрее.

– Стой! – успел выкрикнуть норвайский рикс, заметивший движение леди Ирэны. – Ирка, погоди.

Выкрикнуть успел. Не успел остановить. Сизое облако с удушливым запахом цветущей сирени опустилось на незваных гостей, почти полностью скрыв их из виду, и прямо на глазах начало уплотняться, превращаясь в густую белую пену.

– Стой! – ещё раз повторил рикс. – Это свои.

– Свои в такую погоду дома сидят, телевизор смотрят, – отмахнулась Ирка.

– Да точно тебе говорю, норвайцы это.

– Кто, они? – ведьма недоверчиво осмотрела Вову с ног до головы. – Норвайцы лохматыми не бывают.

– И много ты их видела?

– Тебя вижу, и этого достаточно.

– Недостаточно, – рикс покачал головой. – Длина причёски в Норвае указывает на социальный статус человека. В том смысле, что только влиятельный и уважаемый член общества может себе позволить такое излишество, как парикмахер.

– А они все волосатые.

– Это младшие воины, только недавно прошедшие посвящение. Переходная ступень от женщины к человеку. Ой…

Ирка предпочла не заметить оговорку и взмахнула рукой, развеивая окутавшее норвайцев проклятие:

– Чёрт с ними, пусть живут.

Незваные гости дружно попадали на пол, причём один из них свалился лицом точно на правый сапог виконта Оклендхайма. Иван брезгливо попытался убрать ногу, но тут его ждал сюрприз.

– Не понял… – произнёс он, когда туша лохматого норвайца поползла следом. – Приклеился, что ли?

– Ага, – подтвердила Ирка. – Магическую составляющую я убрала, а монтажная пена осталась. Если в течение получаса не отмыть растворителем, то… в общем, потом только вместе с паркетом отрывать.

– Но у нас нет растворителя.

– Спиртом можно попробовать.

Мысль о том, что на каждого Вовиного соотечественника придётся потратить не менее пяти литров спирта, заставила Ивана содрогнуться. Как бывший солдат он хорошо помнил о высочайшей ценности этой волшебной жидкости, способной превратиться в новое обмундирование, запас патронов, в несколько ящиков тушёнки, в собственную ротную баню с вошебойкой и многое другое, вплоть до прямой связи с вертолётами огневой поддержки. И ему предлагают так бездарно потратить спирт?

Настроение резко упало, поэтому второе появление императора перед народом виконт встретил в крайне злом состоянии. Эх, если бы герцог Скорсезе и дон Хорхе Эухенио ди Эспиноза и Фелицитат могли предвидеть будущее…

Но история хоть и знает сослагательное наклонение, но не всегда его одобряет и изо всех сил старается ему противодействовать. Не зря говорят, что судьбу изменить невозможно, и в данный момент империя с размаху вляпалась в уготованную ей большую кучу… хм… испытаний и неприятностей.

А поводом послужили подсказанные герцогом Скорсезе слова императора:

– Норвайцев под стражу! Завтрашний день объявляю праздником Великой Казни! – именно так, с больших букв, и произнёс. – Да проклянут их Небесные Боги!

Такого свинства по отношению к соотечественникам лучшего друга виконт Оклендхайм не потерпел, поэтому отреагировал неожиданно даже для самого себя. Он в считаные секунды преодолел разделявшее их с императором расстояние и, прихватив по пути бокал, выплеснул его содержимое в самодовольную физиономию монарха. Густое легойское вино моментально смыло высочайшую улыбку.

Герцог Скорсезе охнул и закусил губу. Ему и в кошмарном сне не приходила в голову возможность такой ситуации, так что у Его Императорского Величества не было заготовленных реплик на подобный случай. И что делать? Вот если бы виконт схватился за меч или покусился на высочайшую особу невооружённой рукой, тут бы явно усматривалось покушение. А так… всего лишь оскорбление, и только.

Пока глава Шестиугольной Башни думал, императора переклинило, и он начал одну за другой выдавать заученные с утра фразы:

– Вы не посрамите славу нашего Университета! Коварные мятежники будут разбиты! Вы чувствуете настоятельную потребность в подвиге, мои будущие герои? Вино и женщины ждут вас в бунтующей Галлиполиде!

Все присутствующие в зале, включая столпившихся вокруг лежащих норвайцев гвардейцев, поражённо замерли. Произошло неслыханное! Произошло нечто, потрясшее основы основ и разрушившее привычный образ жизни. Казалось, что рушится целая вселенная… Во всяком случае, дворянам империи явственно слышался треск распадающегося на кусочки мироздания.

– Что это они? – Вова недоумённо огляделся. – Ну, плеснул вином в харю, что тут такого страшного?

А император продолжал разглагольствовать:

– Империя любит вас и надеется на ответное чувство! Идите и убейте мятежников, дети мои! Отбросьте химеру, именуемую совестью!

Последняя фраза, такая странно-узнаваемая, окончательно вывела виконта из себя. Только остатки воспитания не позволили Ивану дать коронованному сморчку в рыло, зато некультурный плевок сделал бы честь любому верблюду.

– Да пошёл ты в задницу со своей империей, гнида казематная!

Он хотел ещё добавить достойных высочайшей особы эпитетов, но тут всплыло сообщение невидимого магического компьютера:

«Доступна новая версия программы «Праведный гнев». Загрузить обновление?»

«Погоди… – Иван мысленно обратился к магическому помощнику. – Это ты меня заставил устроить представление?»

«Я посчитал казнь норвайцев нецелесообразной и негуманной!» – собеседник тут же перешёл к транслированию разговора непосредственно в мозг.

«Гуманист хренов. Гномов жёг без всяких угрызений совести».

«Некорректное сравнение, шеф. – В голосе невидимого компьютера появились насмешливые нотки. – Там были ничейные гномы, и их судьба меня не интересовала. А подданные рикса Вована пригодятся непосредственно тебе».

«Какие, к чертям, подданные?»

«Обыкновенные. Он же ихний король».

«В самом деле?»

«Ну что, я врать тебе буду? У них чёткая дифференциация по длине волос – кто наголо побрит, тот и главный. Между прочим, нагляднее погон при определении звания».

– Всё равно ты сволочь! – Джонни вслух обругал магического интригана, а мысленно пожелал ему сдохнуть от короткого замыкания.

Злость от ругани не прошла – как была, так и осталась. Более того, она приобрела материальную форму и горячей ударной волной пронеслась по залу, сшибая с ног самых нестойких. Достигнув лежащих на полу норвайцев, материализовавшаяся эмоция слизнула с них остатки ведьмовского проклятия, прошла дальше, выдавив разбитые окна вместе с переплётами, и затихла среди деревьев дворцового парка.

– Его Императорскому Величеству дурно! – визгливый вопль герцога Скорсезе врезался в уши, а через мгновение послышался звук падения тела. – Несите императора в его покои! Пошевеливайтесь!