— Так я не понял, — громко сказал Шурик Рыжий, — кто кого победил? Мы — их или…

— Ты жив? — перебил его Белый. — Вот и радуйся!

— Раненые есть?

— Трое…

— А у нас пятеро. А, нет, четверо — убило Ника…

— Девять легкораненых, много погибших.

— Эй, бойцы! Вы бы рассчитались, что ли! Сколько нас осталось, вообще?

Цифры вышли удручающими — сгинула почти половина фридомфайтеров, как сами себя предпочли называть партизаны-антаркты. Лучевая атака и обвал многим стоили жизни.

— Зато и весь передовой отряд «интеров» лёг тут же! — воскликнул механик Кобольд, бодрясь.

— Ты это вдовам наших расскажи, — пробурчал отец Иоанн, — и их деткам, оставшимся без пап.

— На войне как на войне, — поскучнел механик. — Лазер цел хоть?

— Завалило… — сказал кто-то из толпы.

— А чего они сразу из пушек? Мы, значит, не по закону, а людей в распыл пускать — это нормально?!

— «Интеры» «Новолазаревскую» брали когда, — заговорил Шалыт, — то послали вперёд танки со стационарными биопарализаторами. А новолазаревцы не оценили ихний гуманизм — пустили «Харьковчанки» напролом, на таран и всю спецтехнику поскидывали с барьера на припай! Ну и всё! «Международники» тут же окрысились, строчку «меры бескровного воздействия» в своих крысячьих планах как бы вычеркнули и вписали: «силовые акции»… Сик!

— Гады… — пронеслось, затухая.

— Ладно, фридомфайтеры, — громко сказал Сихали, стараясь, чтобы голос звучал мужественно и твёрдо. — Это был первый бой, и мы его не проиграли. Кобольд, где тут ближайший медпункт?

— На третьем горизонте. Щас поперечником пройдём и по пандусам наверх.

— Выступаем тогда. Здоровые поддерживают раненых. Командиры групп! Шлите по двое в разведку. Вперёд!

Группа за группой, фридомфайтеры двинулись по поперечному коридору. Он отходил всего на пару километров от стрежневого, но так далеко шагать не пришлось. Вскоре слева показалась арка, обрамлённая гирляндой фонарей. За нею начинался длинный, пологий пандус, устланный листами пластметалла с дырчатой перфорацией. Он вывел отряд на верхний горизонт, где стояла всё та же красноватая полутьма и гулкая тишина.

— Направо! — скомандовал Кобольд, «подрабатывая» проводником.

Одолев ещё один пандус, отряд выбрался на светлое место — обширный перекрёсток, квадратный в плане, одну из стен которого покрывал большой красный крест, выложенный всё тем же атермальным настилом.

— Сюда!

В здравпункте никого не было, но аптечки имелись во множестве, нашлись даже экспедиционные медбоксы и киберхирург, правда сломаный.

— Тут ещё столовая есть, — возбуждённо проговорил Кобольд, — и аккумуляторная!

— И фонари имеются? — поинтересовался Тимофей.

— А как же! Полно! И пульсаторы тоже.

— Так чего ж ты молчал? — не совсем логично воскликнул Белый. — Пульсатор — оружие пролетариата! Веди.

Безоружные расхватали увесистые агрегаты «двойного назначения», а вскоре возникла нужда и в фонарях — тяжкий грохот донёсся сверху, восколебав ледниковый щит. И красный свет потух.

— Подорвали, гады… — процедил Шалыт. — Завалили вход!

Сихали включил фонарь и обвёл лучом перекрёсток. В одном из поперечных коридоров забликовало выпуклое стекло кабины пятиосника.

— Так, разведгруппа — на машину, и вперёд. Проверите обстановку на спуске.

Разведчики ринулись исполнять приказ генрука ТОЗО.

— Стойте! — окликнул их генрук. — Возьмите с собой по пищевому рациону. Перекусите в дороге. Остальные — в столовку!

Рабочая столовая была вырублена во льду, здесь было холодно, и даже на мягкие стулья вокруг столиков не тянуло присесть. Но универсальная кухонная машина работала исправно, обеспечивая всех жаждущих и оголодавших горячими бульоном и кофе.

— А туалет тут имеется? — вопросил Белый, отдуваясь после третьего стакана «эспрессо».

— А как же! — бодро воскликнул Кобольд. — По поперечнику направо, первая дверь. Всё как у людей!

— У нас туалетов нету, — важно сказал Шалыт, — у нас гальюны.

— Всё не как у людей, — ухмыльнулся Белый.

— Долго не сиди, — серьёзно посоветовал Рыжий.

— А чего?

— Чаво-чаво… Унитаз-то ледяной. Отморозишь… то самое, и будет тебе «чаво»…

Вся столовая загоготала, а Сихали порадовался — бойцы сбрасывали напряг. Стало быть, крепчали духом.

Напившись бульону с сухариками, Тимофей вышел на перекрёсток. В слабых отсветах из столовки дрожали блики на ледяных стенах. Было зябко и душно, тянуло в сон. Сихали вздохнул: ночь прошла не в постели…

Он не был полководцем и не имел чётких стратегических планов. Браун действовал по обстановке, применяя ту или иную тактику. Да и о какой такой стратегии можно было вести речь, имея под рукой три с лишним сотни необученных, практически безоружных людей? Какие наступления планировать? Где в Антарктиде тыл и где передовая? Но в одном Тимофей был уверен твёрдо — он правильно сделал, что ввязался в эту войну. За зло надо платить по справедливости![116]

В стрежневом коридоре заплясал мутный свет, пробивавшийся сквозь густой туман, — возвращались разведчики.

Заполнив перекрёсток мерным клокотанием, пятиосный вездеход развернулся и затормозил.

— В общем, так, — возбуждённо крикнул один из разведчиков, спрыгивая с тёплого капота, — завалило наглухо!

— Три или четыре горизонта обрушены, — дополнил доклад другой.

— Замуровали нас! — заключил третий.

— Самим не разобрать? — уточнил Сихали.

Разведчики дружно помотали головами.

— Тысячи тонн, — развёл руками самый молодой из них, словно извиняясь.

— Понятно… А вентиляционные шахты?

Подошедший Кобольд буркнул:

— Не пойдёт. Шахты-то широкие, но это ж гладкие трубы в два километра!

— Можно было бы по ней геологического робота отправить… — дал подсказку молодой разведчик.

— А где ты его видишь? — агрессивно спросил Кобольд, тут же успокаиваясь и бормоча: — Вот и я о том же…

К беседующим приблизился Белый.

— Не примёрз? — спросил его Сихали без улыбки.

— А я стоя!

В столовой захихикали.

— Ладно, — сказал Тимофей, — последний вопрос. Мы тут экскаватор-универсал сыскать можем?

— А чего ж! — бодро ответил Кобольд. — Сыщем.

— Вот и сыщи. Будем пробиваться с минус четвёртого горизонта к поверхности. Правильно я понимаю?

— Правильно! — вразнобой ответили горняки.

Округлая туша экскаватора ворочалась на груде колотого льда, задирая манипуляторы повыше. Гром пульсаторов мешался с шумом рассыпавшегося льда, в воздухе кружилась снежная пыль, мелкими иголочками покалывая разгорячённое лицо и шурша по каэшке.

Сихали оглянулся назад — длинный наклонный туннель уходил вниз, больше походя не на пандус, а на осыпь. Пятиосники буксовали, зарываясь колёсами в ледяное крошево, сверкавшее алмазами в пляшущем свете сотни фонарей и фар. Фридомфайтеры переговаривались:

— Да не гальмуй ты! Так только ещё глубже зароешься!

— Где лопата?

— Серый, отгребай! Во!

— Опусти четвёртую ось, слышишь? Она у тебя висит!

— Настил, настил тащите! Без него никак!

— Эй, наверху! Принимайте!

— Под колёса, под колёса давай!

— Пошёл!

— Пошёл, пошёл!

Взрыкивая моторами, грузовик попёр вверх, хрустя кусками льда, вминая настил в податливую холодную массу.

— Па-аберегись!

С грохотом осели глыбы льда, шатнулись грузно, собираясь скатиться, но горняки тут же набросились на них, дробя пульсаторами. Однако Тимофей смотрел не на глыбы, а туда, где качались манипуляторы экскаватора, — верхний пласт льда матово светился голубым, предвещая скорую «раскупорку». И вот ледяной потолок просел, покрываясь трещинами, и рухнул, впуская ярчайший свет.

— Фиат люкс![117] — заорал Шалыт.

Сихали крепко зажмурился, на ощупь отыскал тёмные очки и нацепил их, прикрывая слезящиеся глаза. «Не дай бог, нас ждут наверху…» — мелькнуло у него.