Теперь у него появилось еще одно, очень важное орудие, которым добывают победу, – авиация.

В то же самое время планы гитлеровского командования – ударить с востока через Прохоровку на Курск – стали известны Ставке, и к местам будущих сражений уже стягивались подкрепления из резервов Степного фронта.

В район Прохоровки выдвинулась 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова и 5-я гвардейская армия Панфилова[928].

12 июля под Прохоровкой разыгралось грандиозное встречное сражение – тысяча двести танков с обеих сторон!

Перед Катуковым стояла задача сковать силы противника на Обоянском направлении, лишить немцев возможности снимать отсюда войска, тем самым упрочив успех Ротмистрова и Панфилова.

Но Михаил Ефимович мыслил дальше приказа, поэтому решил двумя корпусами – 5-м гвардейским и 3-м механизированным – нанести контрудар совместно с частями 6-й гвардейской армии в восточном направлении на Яковлево. А дальше, взаимодействуя с 5-й гвардейской танковой армией, наступавшей от Прохоровки, окружить и разгромить 4-ю танковую армию генерала Гота…

…Репнин качался в такт шатаниям танка и улыбался. Вот и под Прохоровкой бьются… Курская дуга!

В той реальности, из которой он как бы «выпал», тоже была битва. Чудовищная битва, в которой погибли сотни тысяч бойцов Красной Армии.

РККА училась воевать на той войне, учится на этой. И платить за такие уроки приходится кровью.

И Гешу приятно грела мысль о том, что он своим вмешательством помог сберечь энное число жизней. Потери все равно были, куда ж от этого деться, но все равно они несравнимо меньше тех, которые могли бы быть. Раза в три-четыре как минимум.

Просто потому, что ныне танкисты горели куда реже – они воевали на хороших машинах. И машины эти выбивали немецкие танки, спасая тем самым артиллеристов и пехоту.

Мало чем нынешняя Курская битва отличалась от тогдашней… Или как сказать? От тамошней? Ну, в общем, и так понятно.

Поначалу, правда, насколько Геннадий помнил историю, отличие было разительным по времени – немцы топтались на втором рубеже обороны, так и не достигнув села Яковлево, но сейчас все опять сравнялось. Но что значат какие-то часы или даже дни, когда измерять победу или поражение стоит только в одних единицах измерения – в душах?

И вот тут-то немцы однозначно проигрывали…

– Товарищ командир! – крикнул Федотов. – Немцы!

Моментом вернувшись из горних высей в гремящий танк, Репнин глянул в перископ. Его полк сдвигался к Прохоровке, и танки, что ползли по покатому склону, сминая высокую побуревшую траву, могли принадлежать либо тем недобитым немецким полкам, что драпали с места боя, либо подкреплениям для недобитков.

В любом случае они требовали скорейшего уничтожения.

В перископ Геше было видно, как разворачиваются и идут на сближение с противником «сороктройки» и «тридцатьчетверки», «КВ-1М» и «ИС-2», самоходки «СУ-122» и тяжелые «СУ-152».

Одна группа танков остановилась и дружно ударила залпом по врагу. Вторая группа машин осуществляла обходной маневр с целью зайти во фланг вражеским танкам.

А третья группа – это его 4-й полк. Танки мчались на большой скорости вперед. Репнин узнавал их по образу движения, что ли.

Вон танк Капотова – он срывается с места и бросается на врага, едва поспевая затормозить, чтобы выстрелить по цели, и снова газует. А вот Лехман далек от удали – он осторожен, маневрирует постоянно, петляя по полю, уклоняясь от вражеских снарядов, чтобы вдруг ударить самому – и метко.

– Я – Зверобой! Капотов, не отрывайся от коллектива! Ивченко, твоя группа… Ты где вообще?

– Ивченко на связи! Мы вышли к немецкому СПАМу[929], тут еще есть кое-кто живой! Был.

– Понял. Следуй за группой Тимофеева, прикроешь с тыла.

– Есть!

– Полянский! Видишь колонну?

– Так точно!

– Расколи ее «ИСами», как колун чурку!

– Сделаем!

– Яковенко, всем взводом по правому флангу колонны! Луговой, действуешь по левому!

– Есть! Есть!

А немецких танков становилось все больше, их словно прорвало. Репнин слышал доносившиеся снаружи глухие звуки от ударов вражеских снарядов и скрежет металла – это сталкивались танки, свои с чужими.

Иваныч так и крутился. Танк подбрасывало, словно моторку на волнах.

– Федот, видишь «Пантеру»?

– Вижу. Бью!

С первого же выстрела «Т-V» загорелся.

– Самолеты! – крикнул Бедный, глядя в открытый верхний люк.

– Если бомба будет лететь на танк, срывайся с места!

– Понял!

Бомбы падали кругом, рвались, а танк метался, как взбешенный бык, – вперед, в сторону, назад, не давая пилоту прицелиться. Эта гонка длилась недолго – налетели «Ла-5», «спустили» пару «Юнкерсов», и остальные трусливо повернули назад, вываливая бомбы куда попало, лишь бы облегчиться и драпать налегке.

– Впереди «Тигр»!

Иваныч не стал связываться с «Т-VI», вывернул из-под выстрела. Но второй «Тигр» пробил прямо по корме командирского «Т-43». Танк сотрясся, замирая среди чужих машин. Это что, конец?

Да уж хрен там!

– Бронебойным!

– Есть! Готово!

– Огонь!

107-миллиметровому снаряду была нипочем лобовая броня «Тигра», и из немецкого танка вырвалось желтоватое пламя. Фашисты открыли огонь по неподвижной машине сразу из нескольких стволов. Снаряд разорвался на броне, машина наполнилась едким красноватым дымом.

Надсадно кашляя, Репнин пихнул сомлевшего Федотова:

– Чего расселся? Марш из танка!

– Есть…

Борзых и сам очухался, полез в люк.

– Иваныч!

– Лезу…

– Живой!

– Пока…

Репнин вылез наружу, чувствуя себя так, как будто сильно напился: все качалось перед глазами, руки были неловки, ноги заплетались.

– Ложись!

Танкисты попадали, и тут же башню «Т-43» сорвало с погона, приподняло на волне пламени и опустило.

– Пайки жалко! – сказал Борзых.

– Дурак! – беззлобно проворчал Бедный.

Им повезло – одна лавина немецких танков прошла, а следующая была еще далеко.

Обширное поле, где раньше колосилась пшеница, было изрыто черными воронками. Полосы увядшего бурьяна сожжены огнем. И всюду черные изуродованные танки. Немецкие и наши.

У одних сорваны башни, у других разбита броня, у третьих согнуты стволы орудий, у четвертых оборваны крылья и развалены гусеницы. Несколько танков и вовсе лежали кверху днищем.

Сквозь тучи дыма и пыли едва проглядывало красноватое солнце. Пыль на свету казалась золотистой.

Утерев рукавом пот, пригибаясь за бурьяном, Репнин огляделся.

Своих он не видел за гребнем холма, да и толку? На броне им, что ли, ехать?

Углядев впереди три «Пантеры», стоявшие колом, но вроде бы целые с виду, Геша крикнул:

– За мной, «безлошадные»!

Петляя, он добежал до «Т-V», из люка которого свисало тело немецкого танкиста. Сорвав с него шлем, Репнин вытащил мертвяка за шкирку и свалил на землю.

Сгоряча Геннадий решил хотя бы вести огонь из орудия, если «Пантера» не на ходу. Скоро подойдут немецкие танки, и пусть им будет сюрприз! Лишь бы только свои не изнахратили…

– Иваныч!

– Лезу…

– Никого! Драпанули, видать.

– Глядите в оба! Как бы не заминировали…

– Да нет, чисто!

– Надо кресты замазать.

– Чем?

– Гляди! Красное знамя! Стоп…

– Балда! Это фартук у них такой, они его на передок вешают, чтобы пилотам было видать.

Репнин растянул полотнище – красное с белым кругом, а в том кругу – пласталась черная свастика.

– Федот! Нож твой где?

– Тута!

– Отчикай вот здесь, чтоб только красное было.

– А, понял!

После портновских упражнений наводчика в руках Репнина оказался красный флаг.

– Ванька! Присобачь его на антенну!

– Есть!

– Заводи, Иваныч!

«Пантера» завелась с полоборота. Запах бензина тревожил, но это только так говорят, что карбюраторный двигатель опаснее дизеля. Солярка тоже горит неплохо…