Коулу стало жарко. Неловко. Он не знал, что ответить.

Он перевел взгляд на лекарство и бутылку спиртного. Это они говорили. Старику нужно немного поспать, он начал нести чушь.

– Мне нужно идти, – сказал Коул, направляясь к двери. Он собирался взять ноутбук и отыскать историю убийств в Уотт-Лейк, чтобы понять, смогут ли они пролить свет на убийство у реки Биркенхед.

У двери Коул остановился.

– Ты не будешь возражать, если я поставлю свой самолет в старый амбар на восточном поле? Ветер усиливается. Когда начнется буран, самолет должен стоять в безопасном месте.

– Ты прилетел сюда на самолете? У тебя до сих пор «Пайпер Каб»?

– Ага.

Отец потер усы.

– Амбар… Там никого не было с тех пор, как…

У Коула заныло в животе. Он ждал следующих слов: «С тех пор как двадцать три года назад туда поставили разбитый грузовик».

Но отец их не произнес.

– Возьми мою машину, если она тебе нужна. – Майрон развернул кресло так, чтобы оказаться спиной к сыну. – В гараже стоит черный «Додж». Миссис Каррик даст тебе ключи, они хранятся в офисе. Едва ли машина понадобится мне снова.

Коул смотрел на седой затылок отца, на узловатые, с выступившими венами и усыпанные пигментными пятнами руки на подлокотниках. Потом перевел взгляд на фотографию над камином. Молодой, сильный Макдона позировал на покорившемся пике. Старый Макдона согнулся от возраста и ждал смерти в инвалидном кресле под этой фотографией. Время растянулось и сомкнулось.

«Вы будете таким же, как он…»

Коул не хотел быть таким, как отец. Исполненным горечью, исковерканным. Он цеплялся за свою потерю и свое горе, потому что слишком боялся открыться, попробовать еще раз.

Коул оставил отца в библиотеке и спустился по лестнице, отправившись на поиски экономки с ключами.

Адель согнулась в темном чулане под лестницей. Дверь была слегка приоткрыта, чтобы впустить немного света. Экономка прижимала к уху мобильный телефон.

– Он собирается оставить все Оливии, – прошептала она. – Все это чертово ранчо. Я говорила тебе, что нельзя доверять этой женщине. Она с самого приезда хотела заполучить землю старика. На днях она рылась в его кабинете, хотя завещание лежало на столе. Я знаю, что в нем. Я его читала. И там об этом ничего нет.

Услышав скрип на лестнице, экономка застыла. Кто-то спускался вниз.

– Нам нужно это остановить, – быстрым шепотом добавила она. – Если Оливия уедет из Броукен-Бар, ранчо отойдет его детям. Ты должен найти способ избавиться от нее.

Неожиданно в темноту ворвался поток света.

– Адель?

Она моргнула, вскинула голову и ударилась о щетку. Череп пронзила боль. В проеме двери черным силуэтом стоял Коул Макдона.

К лицу экономки прилила кровь, сердце забилось чаще. Она нажала на «отбой» и быстро сунула телефон в карман фартука.

Тори встала на колени и выглянула в окно, чтобы убедиться, что отец ушел. Потом она удовлетворенно свернулась калачиком на кровати, открыла электронную книгу и, прислушиваясь краем уха, не вернулся ли отец, начала читать.

«Можешь ли ты точно указать момент, когда твоя жизнь сталкивается с жизнью другого человека? Можешь ли ты вернуться к тому дню, когда ваши жизни пересеклись, а потом вновь разошлись в разные стороны, оставшись при этом навсегда связанными? Две жизни, сцепленные друг с другом…

Этот момент настал для сержанта полиции из Уотт-Лейк ноябрьским днем. Все случилось недалеко от долины Беа-Кло, в удаленной индейской местности, на гравийной отмели у разветвления Стина-ривер. Река величественно несла свои воды из внутренней части страны к Тихому океану, чтобы влиться в него ниже границы Аляски, похожей в этом месте на ручку кастрюли.

Сержант был чересчур молод для того, чтобы возглавить отделение Королевской канадской конной полиции, или «конников», как их еще называли, но он был восходящей звездой, а Уотт-Лейк был далекой северной общиной, не слишком большой территорией. Место вполне подходило для того, чтобы попробовать свои силы на руководящей должности после того, как успешно поработал детективом в Альберте.

В отличие от извилистой речки, у сержанта был прямой план жизни. Он недавно женился на девушке, которая работала криминальным репортером в «Уотт-Лейк Газетт». Она пришла брать у него интервью по поводу одного из расследований. Они влюбились друг в друга, попытались сохранить свой роман втайне. Когда же решили объявить о своей помолвке, она ушла из городской газеты, рассталась со своей мечтой когда-нибудь работать в ежедневной газете большого города и начала писать для журналов подлинные криминальные истории. Она пробовала свои силы в написании романа.

Потом произошла эта судьбоносная встреча на реке».

Сердце Тори забилось быстрее, в голове закружились какие-то темные, еще не оформившиеся мысли.

«Сержант забросил удочку, разматывая леску в туманном солнечном свете, который играл с крошечными насекомыми над рекой, словно с крупинками пыли. Солнце совсем не грело. В тени на скалах лежал лед, мох подернулся инеем. Высоченные ели Дугласа, некоторые такого же возраста, что и собор Парижской Богоматери, отражались в зеленовато-золотистой воде как всезнающие боги, приглядывающие за ним. Он оставил приманку на краю водоворота, позволяя ей кружить вместе с течением к более глубокому участку, где вода была неподвижной, словно зеркало. Идеальное место для крупного стальноголового лосося.

Он осторожно потянул за леску, приманка запрыгала на поверхности воды, как живое существо.

Рыба не клюнула, и сержант смотал леску и перешел ниже по течению. Тени между деревьями дышали на него ноябрьским холодом, и пальцы у него заледенели.

Он снова забросил удочку и позволил приманке дрейфовать, когда почувствовал чужое присутствие. Ощутил, что за ним наблюдают. Сначала он решил, что это гризли. Накануне он видел крупного зверя выше по реке, недалеко от его лагеря. Тот медведь посмотрел на него, потом исчез. За сержантом не впервые гонялся медведь.

Он медленно перевел взгляд за плечо. Примерно в пятидесяти ярдах от него в воде стоял мужчина. Он не издал ни единого звука и как будто материализовался из лесной чащи.

Рыбак был одет в болотные сапоги, черную куртку и вязаный шлем, защищавший его от холода и скрывавший лицо. Сержант завороженно смотрел, как мужчина забрасывает удочку. Идеальные продолговатые петли разворачивались над водой одна за другой, на солнце сверкали мелкие капли. Это было мастерство, чистый профессионализм.

Мужчина опустил на воду свою приманку. Бам! Рыба клюнула. Кончик удочки выгнулся, леска натянулась. Рыба выскочила из воды, словно серебристая вспышка на конце лески. Потом она снова упала в воду, пытаясь уплыть в глубину. Рыбак позволил ей выбрать леску. Коп смотрел, как он играет с рыбой, пока та не выдохлась. Рыболов подтащил добычу к себе. Та лишь слабо трепыхалась.

Мужчина присел на корточки, снял рыбу с крючка, потом посмотрел в сторону сержанта.

Тот поднял руку. В знак признания мастерства.

Мужчина ответил коротким кивком. Он спустился чуть ниже по течению и снова забросил удочку. И бам! Поймал еще одну рыбу».

Тори перевернула страницу.

«На этот раз коп подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть рыбу, когда мужчина вытащил ее из воды.

– В ней около тридцати фунтов [28], – сказал сержант, когда мужчина присел на корточки и открыл рыбе рот, открывая ряды мелких острых зубов.

Мужчина поднял на него глаза. В прорезях черного шлема его глаза были цвета меди, цвета воды, когда она течет по камням и пронизана солнечным светом. Эти глаза были такими пронзительными, что заставили копа на мгновение замолчать. В них было мрачное коварство, какое можно увидеть в глазах диких зверей. Сержант вдруг осознал, что он совершенно один в этом лесу и в этих горах. Люди пропадают в диких местах постоянно. Как Сара Джейн Бейкер, которая просто испарилась месяцем раньше.